– Ты не выйдешь? Нам бы надо поговорить без посторонних.

– Вы можете посидеть в моем офисе, – предложил ей Вэндер. – Это последняя дверь справа по коридору.

Когда она ушла, Марино сказал:

– По идее, Уоддел просидел за решеткой десять лет, а этот отпечаток, что мы обнаружили на стуле Дженнифер Дейтон, никак не мог быть оставлен десять лет назад. Она даже не жила тогда в этом доме, потому что переехала туда всего несколько месяцев назад, и мебель в столовой выглядит совершенно новой. К тому же вмятины на ковре в гостиной подразумевают то, что стул из столовой мог быть перенесен туда в ночь ее смерти. Поэтому я и хотел, чтобы начали с отпечатков на стульях.

– Невероятно! – воскликнул Вэндер. – В данный момент мы не можем доказать, что казненный на прошлой неделе человек был Ронни Джо Уодделом.

– Возможно, есть какое-нибудь другое объяснение тому, как отпечаток Уоддела вдруг попал на стул в доме Дженнифер Дейтон, – предположила я. – Например, в тюрьме могла быть мастерская по изготовлению мебели.

– Это похоже на небылицу, – заявил Марино. – Во-первых, в камерах смертников не занимаются ни столярными работами, ни изготовлением номеров для автомобилей. Но даже в этом случае большинство людей вряд ли захотели бы иметь у себя дома мебель, сделанную в тюрьме руками уголовников.

– Тем не менее, – заметил Вэндер, обращаясь к Марино, – было бы любопытно, если бы вам удалось выяснить, откуда у нее этот столовый гарнитур.

– Не беспокойтесь. Это – первым делом.

– Все сведения об Уодделе после его ареста вместе с его отпечатками пальцев должны быть в одном файле в ФБР, – продолжил Вэндер. – Я получу дубликат их карты отпечатков и фотографию большого пальца из дела о Робин Нейсмит. У Уоддела были еще аресты?

– Нет, – ответил Марино. – По идее, Ричмонд должен быть единственным местом, где имеются его судебные материалы.

– И этот отпечаток, обнаруженный на стуле из столовой, единственный идентифицированный вами? – спросила я Вэндера.

– Разумеется, большинство отпечатков принадлежит Дженнифер Дейтон, – ответил он. – В частности, на книгах, что лежали возле ее кровати, и на том сложенном листке бумаги – стихотворении. Пара неизвестных отпечатков на ее машине, как легко предположить, могли быть оставлены теми, кто складывал ей в багажник продукты, или теми, кто заправлял ее машину. Пока это все.

– А с Эдди Хитом пока безуспешно? – спросила я.

– Там и работать-то было особо не над чем. Бумажный пакет, банка с соусом, шоколадный батончик. «Лума-лайт» ничего не высветил ни на его обуви, ни на одежде. Безуспешно.

Потом Вэндер проводил нас к выходу через помещение, где в запертых холодильниках хранилась кровь стольких уголовников, что хватило бы на население маленького городка; эти пробы ждали своей очереди, чтобы поступить в банк ДНК-данных штата. Напротив выхода стояла машина Дженнифер Дейтон, выглядевшая еще более жалко, чем я помнила, словно после смерти хозяйки с ней стали происходить драматические перемены в худшую сторону. Корпус с боков был изрядно помят от столкновений с другими машинами. Краска местами поцарапалась, местами облупилась, и под ней виднелась ржавчина. Виниловый верх выглядел обшарпанным. Остановившись, Люси заглянула внутрь через закопченное окно.

– Эй, не трогай ничего, – предупредил ее Марино.

В ответ Люси одарила его убийственным взглядом и мы все вышли на улицу.

Люси не стала дожидаться ни меня, ни Марино и сев в мою машину, прямиком укатила домой. Когда мы вошли, она уже сидела у меня в кабинете, плотно закрыв дверь.

– Узнаю-узнаю вашу родственницу, – заметил Марино.

– Вы тоже сегодня не на высоте.

Открыв решетку камина, я подбросила дров.

– Она не разболтает то, о чем мы говорили?

– Разумеется, нет, – устало ответила я.

– М-да. Конечно, вы доверяете ей, поскольку вы ее тетя. Однако уверен, что ей не следовало бы все это слушать, док.

– Да, я доверяю Люси. Она для меня много значит. Как, впрочем, и наши с вами отношения. И я надеюсь, что вы все-таки подружитесь. Прошу вас, бар открыт, или я с удовольствием приготовлю кофе.

– Кофе было бы хорошо.

Он сел на краешек каминной плиты и достал свой швейцарский перочинный нож. Пока я готовила кофе, он стриг себе ногти и бросал их в огонь. Я вновь набрала номер телефона Сьюзан, но там никто не подошел.

– Сомневаюсь, что Сьюзан унесла отпечатки, – сказал Марино, когда я ставила поднос с кофе на сервировочный столик. – Я тут подумал, пока вы были на кухне. Вспомнил, что она не брала отпечатки, когда я был тем вечером в морге, а я был там почти все время. Так что, если она не сделала этого сразу, как только привезли тело, то...

– Значит, это не было сделано, – сказала я, чувствуя все большую тревогу. – Охрана уехала в считанные минуты. Все происходило довольно суетно. Было уже поздно, и все устали. Сьюзан забыла, я была слишком занята своей работой и пропустила этот момент.

– Вы надеетесь, что она забыла. Я взяла свою чашечку с кофе.

– Судя по вашим рассказам, с ней что-то происходит. Я бы не доверял ей пока, насколько это возможно – сказал он.

Сейчас я и не доверяла ей.

– Нам надо поговорить с Бентоном, – продолжал Марино.

– Вы же видели Уоддела на столе, Марино. Вы видели, как его казнили. Я не могу поверить в то, что мы не можем с уверенностью сказать, что это был он.

– Не можем. Даже если сравним фотографии из полицейского архива с теми, что вы сделали в морге. Я не видел его с тех пор, как он сел больше десяти лет назад. Тот тип, которого они привели на «стул», был килограммов на тридцать тяжелее. Борода, усы и волосы были сбриты. Разумеется, насколько я помню, сходство было. Но я не могу сказать на сто процентов, что это был он.

Я вспомнила, как на днях встречала прилетевшую Люси. Она была моей племянницей. Мы не виделись с ней всего лишь год, и я почти не узнала ее. Я очень хорошо понимала, насколько ненадежно бывает зрительное опознание.

– Может, кто-то поменял заключенных, – предположила я. – Скажем, Уоддел на свободе, а кто-то другой был казнен. Но объясните мне, ради Бога, зачем?

Марино подложил побольше сахару себе в кофе.

– Назовите же мне причину, Марино. Зачем это могло быть нужно?

Он поднял глаза.

– Не знаю зачем.

В этот момент дверь моего кабинета открылась, и, повернувшись, мы увидели вышедшую оттуда Люси. Она пришла в гостиную и уселась на противоположной от Марино стороне каминной плиты. Марино повернулся спиной к огню, облокотившись на колени.

– Ты можешь рассказать мне что-нибудь про АСИОП? – обратилась она ко мне с таким видом, словно Марино и не было в комнате.

– А что ты хочешь узнать? – поинтересовалась я.

– Язык. И связана ли она с универсальным компьютером.

– Я незнакома с техническими подробностями. А зачем тебе?

– Я могу выяснить, не были ли изменены файлы.

Я чувствовала на себе взгляд Марино.

– Ты не можешь войти в компьютер полицейского управления штата, Люси.

– Возможно, я и могла бы, но не предлагаю действовать именно так. Могут быть и другие варианты. Марино повернулся к ней.

– Ты имеешь в виду, что можешь выяснить, менялись ли материалы Уоддела в АСИОП?

– Да. В виду я имею именно это.

На скулах Марино обозначились желваки.

– Я думаю, что если какой-то ловкач такое проделал, то это наверняка не так просто, чтобы какой-то чушок, увлекающийся компьютерными играми, смог его раскусить.

– Я – не чушок, увлекающийся компьютерными играми. И вообще не чушок.

Оба замолчали, продолжая оставаться на противоположных концах каминной плиты.

– Ты не можешь войти в АСИОП, – сказала я Люси.

Она спокойно взглянула на меня.

– Нельзя этого делать, пока не будет надежного, стопроцентного способа. Но даже в этом случае я бы предпочла, чтобы ты не стала этого делать.

– Не думаю, что это так. Если там что-то нечисто, ты знаешь, тетя Кей, я смогла бы выяснить.