Что-то еще сверкало оранжевым в этом свете. Кто-то еще палил с другой стороны.

Ливиза дала винтовку Кошке!

Я увидела мелькающие лапы. Казалось, они вооружены кинжалами. Все происходило в полной тишине. Коты двигались совсем бесшумно. Я все еще приподнимала голову над щитами, когда в этой тишине перед моим лицом возникла кошачья голова.

Передо мной, как в дымке, промелькнули ощеренные клыки, морда, желтые глаза. Я отпрянула назад. Тварь взревела: парализующий звук, приковавший меня к месту. Я почувствовала, как ноги онемели. Онемение заглушает боль, когда тебя едят.

После этого я еще долго не могла собраться с мыслями. И дрожала крупной дрожью, постепенно осознавая, как сильно колотится сердце. Остальные уже встали и принялись за работу: солнце стояло высоко, небо посветлело. Я услышала оклик Чувы, но не смогла ответить. Чува подскакала ко мне, плача и всхлипывая. Грэма с встревоженным видом последовала за ней и принялась приплясывать на месте.

Очевидно, она что-то поняла по моему лицу, потому что спросила:

– Один из них пробрался сюда?

Я по-прежнему не могла говорить, только покачала головой: нет. Чува, испугавшись за меня, снова заплакала.

– Он взобрался по стене, – выпалила я, вдруг поняв, что все это время боялась дышать.

– Ливизы в фургоне нет, – вдруг сказала Грэма. Мы встали на дыбы, чтобы заглянуть через стену. Широкий склон холма порос травой. День выдался ясным. Чуть подальше одиноко стоял фургон, в котором мы никого не заметили.

Может, Ливиза решила попастись?

Я обвела взглядом поля и уловила какое-то движение в холмах за своей спиной. Повернулась, и сердце вздрогнуло от облегчения. К нам медленно поднималась Ливиза.

– Что она делает там, внизу, где скрываются Коты?

Во рту Ливиза что-то держала. На какой-то момент я решила, что она вернулась назад, за Кауэем. Но потом увидела перья. Птица? Когда Ливиза встала на все четыре ноги, тушка птицы беспомощно покачнулись.

– Она охотилась! – догадалась Грэма.

– Она спятила, – вздохнула я.

– Боюсь, что так.

Мы велели Чуве оставаться на месте и вместе с Грэмой порысили к Ливизе.

– Это то, о чем я подумала? Да? – закричала я еще издали. Похоже, я так и не пришла в себя. Очень хотелось плакать. И меня бил озноб.

Ливиза встала на дыбы и вынула изо рта мертвую перепелку.

– Ей нужно что-то есть, – сказала она. Сегодня моя подруга была в прекрасном, дружелюбном настроении, веселая и приветливая. И беспрестанно болтала. Остановить ее было невозможно. Она снова бегала на задних ногах и к тому же заплела гриву и скрепила на макушке пластиковыми гребенками, чтобы не лезла в глаза.

Грэма тяжко вздохнула:

– Мы не отнимаем жизнь, Ливиза. Потому что слишком ее ценим.

Ливиза широко улыбнулась и встряхнула перепелку:

– Я ценю способность мыслить. Эти создания совершенно безмозглы.

– Какие ужасные вещи ты говоришь!

Ливиза спокойно прошла мимо нас, бросив на ходу:

– Полагаю, ты предпочла бы, чтобы она съела нас. А может, хочешь ее смерти? И как это согласуется с твоим отношением к жизни? Ты же так ее ценишь!

С этими словами она направилась к фургону. Но Грэма нашлась с ответом:

– Пусть уж лучше Кошка охотится сама!

– Прекрасно. Тогда я дам ей винтовку.

– Как прошлой ночью? – яростно прошипела я.

– Ах, да. Что же, она оказалась прекрасным подкреплением, – улыбнулась Ливиза. – Тем более, что вчера я осталась в одиночестве.

Она глянула мне прямо в глаза. Смысл ее слов был очевиден.

– Если они так ценят жизнь, почему же утащили Кауэя? – выпалила я, мгновенно пожалев о собственной опрометчивости. Но я слышала, как она спрашивала об этом Кошку, и теперь тоже хотела знать ответ.

– Потому что я нарушила договор, – объяснила она пугающе спокойно.

Я не выказала своего возмущения и продолжала допытываться:

– Какой договор?

Ливиза вдруг потеряла терпение:

– Брось, Аква, ты же не ребенок! Договор, по которому они не уносят детей, чтобы те выросли большими и жирными. Чтобы их можно было съесть позже, когда они состарятся. А мы позволяем им пожирать старых и больных. Им нужна еда, а мы избавляемся от людей, единственная польза которых в том, что они опытны и умны. А это Лошадям ни к чему, потому что мы, разумеется, и сами все уже знаем. Поэтому мы не убиваем Котов. И стреляем только затем, чтобы их отпугнуть. А они не убивают нас.

Сейчас в ее глазах отражался свет. Совсем как в кошачьих.

– Именно этот договор.

– Я… мне очень жаль.

– Я пристрелила нескольких, когда они напали на старуху. Они поняли, что я главная, и сделали меня мишенью.

Мы с Грэмой переглянулись.

– Ты… – начала Грэма.

– Да, я. Коты, в отличие от вас, видят многое.

Грэма неестественно широко растянула губы, словно пытаясь охнуть. Но на этот раз у нее ничего не вышло. Когда мы зашагали следом за ней, Грэма осторожно подтолкнула меня головой.

Опять эти выдумки Ливизы!

Ливиза все быстрее шла вперед, словно не нуждалась в нас. Мне было ужасно неприятно сознавать, что, кажется, так оно и есть.

Подойдя к фургону, Ливиза вынула нож и принялась потрошить куропатку. Я вскрикнула и отвернулась. Ливиза подтолкнула тушку к твари, которая открыла глаза, но не шевельнулась. Ей пришлось облегчиться прямо в фургоне, так что смрад стоял еще ужаснее прежнего.

Ливиза опустилась на четыре ноги и подошла к передку фургона.

– Поможете мне надеть хомут?

– Ты не спросила о Чуве.

– Как она? – бросила Ливиза, просовывая голову в хомут.

– Напугана и несчастна. Она увидела пустой фургон и подумала, что ты мертва.

Грэма помогла ей приладить упряжь, и Ливиза потащила фургон вперед.

– Ты уходишь сейчас?

Лагерь еще даже не сворачивали.

– Отставших пожирают. Сегодня я намерена быть впереди. Начинаем спускаться.

– Пойдем, – в бешенстве велела я Грэме, но та покачала головой и зашагала рядом с фургоном.

– У меня есть винтовка, – пояснила она. – Нам нужно охранять Ливизу.

Мне следовало бы вернуться и позаботиться о Чуве, но казалось неправильным позволять кому-то охранять мою подругу. Когда мы проходили мимо лагеря, я крикнула Чуве:

– Твоя названая мама жива и здорова, дорогая. Мы пойдем с ней, чтобы защитить ее от нападения.

Итак, все мы держались вместе. Фургон подпрыгивал и дребезжал на камнях.

– Расскажи им, Мэй, почему этот мир нуждается в хищниках.

Я заглянула в фургон и увидела, что Кошка туго свернулась клубком, как пальцы, прячущиеся в копыте. Я ощутила исходившие от нее волны болезни. Увидела омерзительное мясо, к которому Кошка не притронулась, только глянула на меня мертвыми глазами.

– Давай же, Мэй, объясни!

Кошка вынудила себя говорить и покорно перекатилась на спину.

– Когда-то быва века, – прокартавила она. – Когда-то была река, кругом паслось много коз, которыми питались волки.

Речь ее была уморительна, словно она кривлялась. Именно так мы говорим, когда пытаемся пошутить.

– Там живи вовки… жили волки, а Предки всех истребили, потому что волки были хищниками.

Все это до того походило на анекдот, что я засмеялась.

– А потом реки стали умирать. Поскольку коз больше никто не иштреблял, их расплодилось слишком много. Они поедали все молодые деревья, корни которых удерживали берега от обвалов.

Я встряхнула головой, чтобы не засмеяться снова, хотя внутри все тряслось от страха. Мне хотелось плакать.

– Это не фффутка, – простонала Кошка.

Это не шутка…

Ливиза откинула шею с таким видом, будто хотела преподать мне урок. Ее глаза сияли странной смесью изумления и торжества.

– Какие осколки воспоминаний остались у Котов?

– Мы знаем о семенах. О семенах внутри нас.

Уши Грэмы встали торчком.

Слова Ливизы звучали в такт ее тяжелой поступи, словно ничто не могло ни испугать ее, ни поторопить.

– Коты знают, как перемешались Предки с животными. Они понимают, как сделана жизнь. Мы могли бы снова разделиться на Лошадей и Предков. И дать Котам другой источник пищи.