Он пожал плечами:

— Какой же я буду компанией, если засну?

— Твое посапывание будет лучше, чем тиканье моих часов. Это очень шумные часы. Они стоят прямо около моей подушки.

Внезапно мимолетная улыбка скользнула по его губам. Теплая, честная, дружеская улыбка.

— Мэм, как жаль, что вы не пришли раньше.

— Раньше чего?

— Раньше, — повторил он упрямо.

Стелла не знала, подходящее ли сейчас время, чтобы заговорить о предмете, который в первую очередь и привел ее в эту комнату, и решилась:

— Что за рисунок на твоей двери?

На этот раз он не колебался:

— Крыса.

— Что он означает?

— Оливер называл меня Крысой. Он говорил, что это имя мне подходит.

— А сам ты как думаешь?

— Да. А вы — нет, мэм?

— Нет, я так не думаю. Это не очень красивое имя, чтобы называть так кого-то. Скажи мне, почему ты повесил этот рисунок?

— Я хотел напомнить себе об Оливере. И о том, как он называл меня.

Стелле не понравился внезапный пламень, загоревшийся в голубых глазах, он напоминал страшный, зловещий пожар, грозящий разрастись до неистовых размеров.

— Ты скучаешь по своему брату, Тодд? — спросила она ласково.

— Я отдал бы все, что у меня есть, все на свете, чтобы вернуть его. Я не хочу, чтобы он был мертв.

— Понимаю, ты, должно быть, очень любил Оливера.

Юная голова взметнулась вверх, как стрела Молнии. Гнев загорелся в голубых глазах. Золотистые волосы дико растрепались.

— Я — ненавидел — его!

Говорить больше было не о чем. Комната стала островом отчаяния.

Стелла взяла свечу и направилась к двери. Тодд уткнулся лицом в кресло, трясясь как в лихорадке, его плечи дрожали.

— Спокойной ночи, Тодд, — сказала Стелла, чувствуя, что потерпела поражение. — Увидимся утром.

На следующее утро после завтрака Стелла надолго отправилась гулять. Ей хотелось побыть одной. Она опять плохо спала ночью, часто просыпалась и была измучена ночными кошмарами. Все это мало способствовало обретению мирного состояния души, окончательно покинувшего ее. Ужасное воспоминание о жестоком портрете и добровольное признание Тодда в ненависти к своему брату Оливеру оказались слишком большой нагрузкой для одной ночи. Так что сразу же по окончании утренней трапезы, состоявшей из бекона, яичницы, тоста и кофе, она попросила разрешения удалиться.

Облачившись в шерстяную юбку из шотландской клетчатой ткани, пальто и шотландский берет под цвет юбки, Стелла быстро выскользнула из задней двери дома. Пройдя мимо низко склонившихся кипарисов, она спустилась к роковому бассейну. К утреннему воздуху добавился острый соленый запах, как будто поблизости было море. Вкупе со странным, еле заметным запахом осенних пожухлых листьев воздух пропитался сыростью и промозглостью.

Это было серое и облачное начало нового дня.

Она нашла бассейн в прежнем состоянии: отчужденным, спокойным, молчаливым; торжественный круг воды, как нарисованный, неподвижно лежал на коннектикутской земле. Вода приобрела мрачный зеленоватый оттенок, покрылась опавшими листьями, нанесенными ветром. Низко свесившиеся пряди поблекшего кипариса свободно качались, касаясь, как бы ленивыми пальцами, замутненной воды.

Стелла слышала, как трещали сучки под ее ботинками, пока она шла к самому краю бассейна. Она стояла там, глядя на воду, и у нее появилось сверхъестественное ощущение, что время остановилось. Возможно, в таком месте оказались Адам и Ева, после того как Бог изгнал их из райского сада во враждебный мир.

Она задрожала, затянув потуже шерстяной шарф вокруг шеи, потом глубже засунула озябшие руки в карманы пальто. Где-то в зарослях позади нее сварливо закаркала ворона. Крик напугал Стеллу, и она отшатнулась назад. Раскинувшийся перед ней ландшафт был действительно суровым, Великолепные краски ранней осени уже поблекли, Уступая место обнаженным грубым оттенкам принижающейся зимы.

Она скорее ощутила, чем почувствовала присутствие Артура Карлтона Хока по другую сторону бассейна, всего на расстоянии десяти ярдов. Стелла вдруг подняла глаза и увидела его. Негромкий приветственный крик сорвался с ее губ.

Он угрюмо кивнул, стоя по другую сторону. Он был одет в темно-коричневый кожаный пиджак для верховой езды и мятые бриджи. Он был без головного убора, и его густые серебристо-черные волосы развевались по ветру, как грива славного предводителя викингов, одержавшего победу. Он обошел бассейн и неторопливо приблизился к ней. Затянутая в перчатку рука небрежно держала кнут для верховой езды.

— Доброе утро, мисс Оуэнз.

— Доброе утро, я не застала вас за завтраком.

— Боюсь, я встал раньше обычного.

Она улыбнулась, стараясь выглядеть невозмутимой:

— Надеюсь, ваше деловое свидание прошло успешно?

Его лицо, казалось, застыло, и Стелла немедленно поняла, что переступила отведенные ей границы.

— Не припомню, чтобы упоминал при вас о таком деле, мисс Оуэнз.

Стелла покраснела:

— Вы сказали об этом Гейтсу, и поэтому мы обедали вчера вечером на час раньше.

— Да? — Выражение его лица изменилось. — Простите меня. Это так. — Он пожал плечами. — Боюсь, что встреча оказалась неудачной из-за моих плохих манер. Извините.

Стелла улыбнулась и кивнула, а он отвернулся и стал смотреть на бассейн.

— Я могу чем-нибудь помочь вам, мистер Хок?

— Благодарю вас, нет, — ответил он тихо.

Стелла замолчала. В конце концов, дела мистера Хока не имеют к ней никакого отношения. Она внимательно рассматривала его. Он был похож на высокого угрюмого гиганта, чье отражение внезапно возникло на поверхности воды.

Ветер мрачно шумел в деревьях. Артур Карлтон Хок посмотрел в ту сторону:

— Забытое богом место, разве не так, мисс Оуэнз?

— Вот как? — ответила она кротко.

— Да, это так, — подхватил он с внезапной горячностью. — Этот край оставлен ветру и ночи. Холодный, пустой, неприветливый. И мы построили здесь наши дома и пытаемся жить, пытаемся с этим бороться. Однако в конце концов земля всегда побеждает, верно?

Она не знала, как ответить ему, но она была женщина и с женской готовностью желала излечить все болезни охваченного горем мужчины.

— Пока вы одиноки, помощи ждать неоткуда, мистер Хок, позвольте мне это сказать, — произнесла она наконец.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я только женщина, мистер Хок, и неопытна в подобных вещах. Но мне кажется, что мужчина, такой, как вы, должен снова жениться. Хок-Хаус нуждается и повой хозяйке, а Тодду нужна мать.

Он снова нахмурился, по на его лице также отразилось изумление.

— Миссис Дейлия вполне успешно управляет моим домом.

— Боюсь, мне не следовало бы говорить об этом. Она удивительно опытная экономка, я знаю. Но конечно, это не спутница жизни для вас и не мать для вашего сына, разве не так? Тодд нуждается в матери, мистер Хок. Намного больше любого другого ребенка, насколько я понимаю.

— Вот как? — Его голос звучал бесстрастно, если не цинично.

— Да. — Стелла закончила не так убежденно, как начала. — Тодд страдает от потери матери, которой он никогда не знал.

Высокомерный взгляд мистера Хока пригвоздил ее к месту.

— Сколько вам лет, мисс Оуэнз?

— Двадцать три.

— Примите мои поздравления. Столько мудрости у такой молодой женщины.

— Вы насмехаетесь, мистер Хок?

— Нет, моя дорогая. Это не в моих привычках. Я оставляю эту привилегию писателям и политикам. Мы будем продолжать разговаривать на эту тему?

— Как хотите.

— Хорошо! У меня нет времени для слез, печальных сказок и для всего остального.

Несмотря на обескураживающее изменение его настроения, Стелла нашла, что с ним легко разговаривать и очень приятно находиться рядом. Их не разделяла непроходимая пропасть. Хватало одного движения его бровей или изменения выражения лица, и собеседник Хока превращался в восхищенного зрителя. Стелла была слишком наивна, чтобы признаться себе, что Артур Карлтон Хок был магнетически привлекательным мужчиной.