Хорошо, что они пришли рано. Будет время разведать обстановку, подготовиться. Они легко смогут выбраться отсюда целыми и невредимыми…

— Эй! — снова крикнул Шуи.

Он вышел на сцену, подогнув колени, в классической «крадущейся» позе. У него не было оружия. Стоило бы вооружиться, прежде чем заходить в ту дверь…

Глаза Шуи привыкли к освещению, и он обернулся посмотреть в зал. Ему показалось, что он заметил что-то, примерно в десяти метрах в глубине зала. Потом ему показалось, что он что-то услышал — шарканье, хрипящие звуки.

Шуи моргнул, вдруг увидев их — всего в пяти метрах, они шли прямо к нему. Их было не меньше двух десятков. Они не были пьяны и явно пришли сюда не развлекаться. И они не оставили свое оружие в казармах, освободив руки, чтобы бить мужчин, хватать женщин и вцепляться в любую еду, оказавшуюся поблизости.

Это были крупные сильные грязные твари с раздутыми животами и сгорбленными спинами, одетые в запачканную, плохо подобранную форму; многие из них также носили маски. Они были вооружены клинками и дубинками, лазганами и огнеметами. Костлявый экскубитор в середине нес на спине огнемет, из ствола которого, направленного на Шуи, стекали капли прозрачного розоватого прометия, в тяжелом медном воротнике вокруг шеи экскубитора были видны отверстия для разъемов.

Шуи сжался, словно пытаясь стать меньше, сгорбившись и сжав колени, в нос ему ударил резкий запах его собственной мочи.

Существо с огнеметом сплюнуло на пол перед ним комок густой мокроты. Шуи непроизвольно перевел взгляд на нее. Она была фиолетовой, пузырилась и пахла больными легкими, гнилым дыханием и вонючими стручками.

— Вои ленг атрага, — произнесло существо и взялось за спусковой крючок огнемета. Монстр, стоявший рядом, толкнул его, показывая, что пока не стоит жечь маленького засранца, и шагнул вперед, снимая с плеча дубинку, похожую на уплощенную булаву.

Шуи видел, как опускается первый удар, словно в замедленной съемке. Он хотел пригнуться, но не смог, потому что удар был нацелен не в голову, а на высоте его пояса. Если бы он еще мог соображать, то отпрыгнул бы назад, но все его способности к соображению уже покидали его тело вместе с содержимым кишечника, и полагаться на них было безнадежно.

Первый удар с глухим буф! выбил воздух из его легких. Шуи показалось, что он услышал, как сломалась пара ребер. Его глаза выпучились, а ноги словно приросли к полу. Почему он еще не упал?

Вдруг его поразила мысль, что он стоит на сцене «Барабана». Он знал, что здесь происходило. Весь их мир оказался сейчас на такой сцене, и многим не уйти с нее живыми.

В безнадежном отчаянии он смотрел, как вокруг сцены собираются вражеские солдаты. Что бы Шуи ни сделал, теперь он труп. Он попытался сжать губы и свистнуть, но звука не было. Он пытался танцевать, но ноги не слушались. Расширившимися глазами он увидел нацеленный на него лазган. Прицел немного опустился и сверкнул выстрел.

Колено Шуи подогнулось, и схватившись за ногу, он упал.

— Ут дрех! — сказал один из солдат.

Шуи уперся руками в пол сцены, пытаясь подняться, но левая рука попала в лужу крови и соскользнула.

— Чт-то… магир? — выдохнул Шуи.

— Вставай, — повторил солдат.

Едва Шуи смог встать на здоровую ногу, как ему прострелили и ее.

Когда солдаты поднялись к нему на сцену, он прожил недолго. Никто на Рередосе за эти три года не умирал достойно, но немногие погибали с меньшим достоинством, чем Шуи на той сцене.

Наконец растерзанное тело Шуи было сброшено со сцены, и солдаты стали кричать и улюлюкать. Их аппетит разгорелся, они хотели еще — и сейчас же.

Они начали топать ногами и свистеть, среди кровожадных тварей вспыхнули одна или две драки.

Эйлли стоял рядом с тележкой, совершенно не зная, что делать дальше. Когда поднялся крик, его лицо побелело, глаза расширились. Последнее, что он слышал — как Шуи крикнул «Эй!», выбежав из кухни, но это было несколько минут назад, а эти крики были дикими, злобными и пугающими. Мальчик раньше не слышал ничего подобного. Он все еще стоял, объятый страхом, когда Маллет протянул ему оружие.

Командир ячейки нес на спине огнемет, а в руках длинноствольный лазган, и, казалось, успел спрятать несколько гранат в карманы куртки. Маллет вооружился своим верным автоганом, а на его плече висел еще один длинноствольный лазган.

— Что…? — начал Эйлли, на секунду вновь обретя дар речи.

— Они там, — сказал Бедло. — Пора.

— Но… — снова заикнулся мальчик. Он трясся, ему казалось, что ноги не слушаются.

Маллет хлопнул Эйлли по спине с такой силой, что едва не швырнул его вперед, хотя, вероятно, это был лишь товарищеский, ободряющий жест, и протянул ему лазган.

Бедло подошел к двери на сцену «Барабана» и поднял указательный палец левой руки: приказ. Потом вытянул ладонь перед собой. Маллет встал рядом с Бедло, готовый к бою, как всегда. Эйлли подумал, сможет ли он когда-нибудь так же быть готов.

В следующую секунду они прошли сквозь двери в темноту театра. Бедло включил зажигательное устройство огнемета, и оранжевый свет выхватил из тьмы ряд врагов, выстроившихся прямо перед ними. Они тоже были готовы, и их было множество.

Эйлли услышал странный дребезжащий звук совсем рядом, заставивший его вздрогнуть. Он медленно поднял руку к лицу — руку, которая должна была держать оружие. Он понял, что этот звук — от его лазгана, упавшего на пол. Он выронил оружие. Он уже не владел собой.

Они видел, как странные злые люди смотрят на него, идут к нему, словно сквозь воду, медленно, неторопливо. Он не видел их ртов, скрытых под странными бесстрастными масками, но слышал долгий, протяжный стон, совсем непохожий на слова. Он не услышал треска лазгана Маллета, но видел отблеск выстрелов из него.

«Что происходит? Во имя Императора… Что происходит?»

Маллет первым открыл огонь. Он сражался всю свою жизнь. Он участвовал в стычках и засадах; он воевал на фронте и отступал одним из последних; он сражался на любом расстоянии, мог стрелять из любого оружия, и переходил врукопашную, когда не оставалось иного выбора. Его не пугал бой с таким множеством врагов, без всякой надежды на победу.

Он стрелял из лазгана почти непрерывно, поражая любую цель, попадавшую в прицел. Смерть не пугала его; она даже не вызывала злости. Он убивал восемь лет на законном основании. Он убивал двадцать лет. Он жил, убивая и, если получится, умрет, убивая.

Бедло выстрелил из огнемета и смотрел на открывшееся перед ним зрелище. Это было не то, чего он ожидал.

Все это должно было быть не так. Как же это случилось? Кто предал их? Где Шуи? Почему он не вернулся, чтобы предупредить их? Сколько врагов стоят сейчас здесь перед ними? Остались ли пути к отступлению? Можно ли еще спастись? Скольких он успеет убить, прежде чем все закончится? Как это случилось? Кто виноват?

Спустя три минуты Маллет с изумлением обнаружил, что еще жив и стреляет.

Босс оставил огнемет и стрелял из лазгана в толпу врагов, едва различимых во мраке.

Эйлли не смог сделать ни одного выстрела. Его ноги словно приросли к полу, а руки безвольно повисли. Все происходило очень медленно, и ему казалось, что прошли часы с тех пор, как они вышли из кухни.

Твари как-то смогли отделить мальчика от Бедло и Маллета. Более опытные подпольщики продвигались вправо, подальше от сцены и большей части ответного огня врага.

Бедло не знал, попадает ли он в кого-то, если вообще в кого-то попадает, но знал, что в него еще не попали. Как будто специально стреляли мимо. Бедло и Маллет отошли вправо. Мальчик не двигался.

Враги собрались вокруг Эйлли, почти игнорируя двух остальных подпольщиков. Твари начали смеяться и тыкать в него. Они были очень близко. Мальчику казалось, что сейчас он перестанет дышать. Они хотели, чтобы он двигался; он хотел двинуться, но не мог.

Кто-то выстрелил в пол. По крайней мере, Эйлли показалось, что стреляли в пол, но потом он почувствовал что-то на своей ноге. Она была мокрой и горячей. Он боялся посмотреть вниз, но не падал. Что они говорили? Почему он не видел, как двигаются их рты, но слышал их странное рычание? Ни на чем невозможно было сосредоточиться.