Резиденция Шиллера находилась на громадном, граничащем с государственными лесными угодьями участке. Подъездная аллея, прежде чем закончиться прекрасно ухоженной зеленой лужайкой перед домом, долго петляла под нависшими ветвями многочисленных деревьев. Фабелю даже почудилось, что он снова оказался в глухом лесу. Семейство Шиллеров обитало в большой вилле с огромными окнами и кремового цвета стенами. Здание, судя по его архитектуре, было построено еще в девятнадцатом веке.

— Похоже, что в пекарном бизнесе крутятся большие деньги, — пробормотал Вернер, когда Фабель парковал машину на безукоризненно ровной, засыпанной гравием площадке.

Фрау Вера Шиллер, лично встретив гостей у дверей, провела их по мраморному полу украшенного колоннами вестибюля в большую гостиную и предложила присесть на старинную софу. Фабель больше разбирался в современной мебели, но тем не менее он мог распознать ценный антик, когда тот попадался ему на глаза. Антикварная софа была в этой комнате не единственным дорогим предметом. Вера Шиллер села напротив, скрестила ноги и положила руки ладонями вниз на бедра. Хозяйке дома — весьма привлекательной темноволосой даме — было, видимо, около сорока лет. Ее поза, выражение лица и вежливая полуулыбка, с которой она предложила им сесть, говорили о необыкновенном самообладании женщины, самообладании, пожалуй, даже чрезмерном.

— Я понимаю, фрау Шиллер, насколько это для вас трудно, — начал Фабель, — но нам необходимо провести формальную идентификацию тела. Должен сказать, что практически не остается сомнений, что это ваш супруг. Позвольте нам принести соболезнования в связи с вашей потерей. — Он неловко поерзал на софе, вот уже почти два столетия служившей образцом неудобной мебели.

— Вы приносите мне соболезнование? — спросила она без какого-либо намека на враждебность. — Ведь вы же даже не знали Маркуса. Также, как и меня.

— Тем не менее мы весьма сожалеем, фрау Шиллер. И это правда.

Вера Шиллер ответила ему кратким кивком. Фабель не мог понять, что стоит за этим кивком — попытка скрыть горе или врожденная холодность. Нельзя было исключать и того, что Вера Шиллер характером похожа на мороженую рыбу. Фабель извлек из кармана пластиковый пакет с удостоверением личности Маркуса Шиллера. За прозрачным полиэтиленом виднелась фотография покойного владельца удостоверения.

— Это ваш муж, фрау Шиллер? — спросил Фабель, передавая ей пакет.

Женщина мельком взглянула на фото, а затем, обратив на Фабеля чрезмерно жесткий, как ему показалось, взгляд, произнесла:

— Да. Это Маркус.

— Может быть, вам известна причина, в силу которой герр Шиллер оказался в природном парке в столь поздний час?

— Думаю, что это совершенно очевидно, — с горьким смешком ответила она. — Ведь вы, насколько я поняла, нашли там и труп женщины?

— Да, — ответил Фабель. — Мы одновременно обнаружили труп женщины, которую, как мы считаем, зовут Ханна Грюнн. Вам это имя что-нибудь говорит?

Впервые за все время в глазах Веры Шиллер промелькнуло нечто похожее на боль. Ей удалось сразу справиться с этой мгновенной слабостью. Однако смех ее прозвучал фальшиво, а слова источали яд:

— Супружеская верность для моего мужа была абстрактным понятием, столь же сложным для понимания, как ядерная физика. Это было нечто такое, что находилось за границей его сознания. У него было несчетное количество неизвестных мне женщин, но это имя я знаю. Понимаете, герр гаупткомиссар, наибольшее отвращение у меня в этом деле вызывает не то, что Маркус вступил в связь с другой женщиной, — Богу известно, что я к этому привыкла — но ему не хватило ни такта, ни воображения, ни вкуса, чтобы вести себя достойно.

— Значит, эта девушка работала у вас? — спросил Фабель, обменявшись с Вермером взглядом.

— Да. Ханна Грюнн работала у нас примерно шесть месяцев — трудилась на конвейере под руководством герра Бидермейера. Он сможет рассказать вам о ней больше, чем я. Я помню, как она начинала. Хорошенькая, хоть и очень провинциальная. Именно подобный стиль обожает Маркус. Но я и подумать не могла, что он начнет трахаться с наемной рабочей силой.

Фабель внимательно посмотрел на Веру. Вульгарное выражение совсем не вязалось с ее сдержанностью и достоинством. Именно поэтому она его и использовала.

— Вы понимаете, фрау Шиллер, что я обязан у вас спросить, где вы были прошлым вечером?

— Обманутая жена мстит обидчику? — с горьким смехом сказала Вера Шиллер. — Нет, герр Фабель, у меня нет нужды прибегать к насилию. Я ничего не знала о Маркусе и фрейлейн Грюнн. А если бы и знала, то мне было бы на это плевать. Маркус прекрасно знал те границы, которые не мог переступать. Дело в том, что компанией «Пекарня Альбертус» владею я. Этот бизнес начал мой отец. А Маркус… — Она нахмурилась и, задумавшись на момент, покачала головой с таким видом, словно не могла осознать новые реалии. — Маркус был простым наемным служащим. Этот дом также принадлежит мне. И у меня не было никакой необходимости убивать Маркуса. Я одним махом могла сделать его бездомным и безденежным, а для человека с весьма дорогостоящими привычками, каким был Маркус, это самая страшная угроза.

— Итак, где вы находились вчера вечером? — повторил вопрос Вернер.

— Примерно до часу ночи я по долгу службы находилась в Гамбурге на мероприятии, организованном ресторанным бизнесом. Если желаете, я поделюсь с вами деталями вечера.

Фабель еще раз оглядел комнату. Да, в этом доме водятся большие деньги. Огромные. Если у вас имеются хорошие связи и хорошие деньги, то в Гамбурге вы сможете купить все. Включая убийцу. Поднявшись с дорогого дискомфорта софы, он сказал:

— Благодарю вас, фрау Шиллер, за то, что вы согласились потратить на нас свое время. Теперь, если не возражаете, мне бы хотелось посетить ваше производственное помещение и переговорить с персоналом. Как я понимаю, вы на несколько дней остановите работу «Пекарни Альбертус», но…

Вера Шиллер не позволила Фабелю закончить фразу:

— Завтра мы будем работать как обычно. В случае необходимости вы сможете найти меня в рабочем кабинете.

— Вы будете работать завтра?! — сказал Вернер, и если он пытался скрыть свое изумление, то из этого у него ровным счетом ничего не вышло.

Когда они выехали на главную дорогу, Фабелю показалось, что стоявшие на выезде с подъездной аллеи деревья сомкнулись за их спиной. Он попытался представить, как фрау Шиллер рыдает, оставшись одна в своей изящно декорированной гостиной, как горе, прорвав плотину холодной сдержанности, превратило женщину в безутешную вдову. Однако, как он ни старался, у него почему-то ничего получилось.

21.00, воскресенье 21 марта. Пезельдорф, Гамбург

Когда Фабель открыл дверь квартиры, он услышал звуки классической музыки, а из маленькой кухоньки до него донесся какой-то шум. Эти звуки породили в его душе смешанные чувства. Его радовало и успокаивало то, что он вернулся не в пустую холодную квартиру, а в теплое жилье, где любимый человек с нетерпением ждет его возвращения. Но в то же время ему казалось, что кто-то вторгается в его личную жизнь, и он никак не мог избавиться от этого малоприятного ощущения. Он был рад, что они с Сусанной пока не решили жить под одной крышей. Или по крайней мере ему казалось, что он этому рад. Впрочем, нельзя исключать и того, что это произойдет довольно скоро. Но не сейчас. Он подозревал, что Сусанна испытывает точно такие же сомнения. В то же время эта двойственность раздражала Фабеля. В своей профессиональной деятельности ему постоянно приходилось демонстрировать решительность, что же касается жизни личной, то в ней он постоянно демонстрировал неспособность принять решение (особенно хорошее), откладывая его на неопределенное будущее. При этом он знал, что его нерешительность способствовала (по меньшей мере частично) краху брака с Ренатой.

Он снял пиджак, отстегнул кобуру и, положив их на диван, двинулся в кухню. Сусанна жарила омлет, а готовый салат уже стоял на столе. Там же Фабель увидел пару запотевших винных бокалов с охлажденным «Пино Грего».