— Что вы о ней думали? — спросил Фабель.

Дружелюбная улыбка Бидермейера стала печальной.

— Я был ее начальником, и ее работа никогда не соответствовала должным стандартам. Время от времени мне приходилось с ней беседовать. Но мне было ее по-настоящему жаль.

— Почему?

— Она была какой-то потерянной. Думаю, что это слово наилучшим образом характеризует ее состояние. Она ненавидела эту работу, ненавидела свое пребывание в пекарне. Ханна, как мне кажется, была весьма амбициозной особой, но реализовать свои амбиции она не имела возможности.

— А что вы можете сказать о ее друзьях? — спросил Вернер.

Мимо них прошел молодой подмастерье, толкая перед собой металлический стеллаж двухметровой высоты, на всех полках которого лежали большие куски сырого теста. Бидермейер замолчал. Заговорил он лишь после того, как мимо них прошли еще три человека.

— Да. Думаю, что у нее был парень. Я знаю о нем лишь то, что он иногда заезжал за ней на мотоцикле. Похоже, что он принадлежал к людям не самого лучшего сорта. — Бидермейер помолчал немного, а затем спросил: — Это правда, что их нашли рядом? Я говорю о герре Шиллере и фрау Грюнн.

— Благодарю вас, герр Бидермейер, за то, что вы согласились потратить на нас свое драгоценное время, — с улыбкой сказал Фабель.

Лишь на подходе к парковке Фабель произнес вслух то, о чем они оба думали, шагая к машине:

— Мотоцикл. Полагаю, что нам надо надавить на экспертов, чтобы те побыстрее определили тип машины, следы которой были обнаружены в природном парке.

18.30, вторник 23 марта. Станция подземки на Северном вокзале, Гамбург

Ингрид Валленштайн ненавидела подземку. Окружающий ее мир настолько изменился, что она просто перестала его понимать, и, кроме того, в нем появилось слишком много малоприятных людей. Молодых людей. Людей опасных. Сумасшедших, в конце концов. Достаточно вспомнить «Подземного толкателя» — типа, который отправлял мирных пассажиров с платформы прямо под колеса поезда. Полиция разыскивала его много месяцев. Каким надо быть человеком, чтобы пойти на подобное? И почему все так изменилось за последние пятьдесят лет? Богу известно, что фрау Валленштайн и все ее поколение пережили такие времена, что можно было сойти с ума. Но они, слава Богу, сохранили рассудок. Ее послевоенному поколению приходилось сражаться, чтобы что-то получить в этой жизни, и фрау Валленштайн очень огорчала молодежь, которой не довелось испытать то, через что прошли ее сверстники. И несмотря на это, юная поросль вечно чем-то недовольна. Молодые люди стали грубыми, безответственными, неуважительными. Жаль, что им не пришлось пережить то, что пережила она в молодости. Войну с ее ужасом и разрушениями. Послевоенный голод и нищету. Тогда все дружно трудились, чтобы восстановить, построить, вернуть страну на нужные рельсы. С тех пор многое изменилось. Теперь молодые люди все отметают и ничего не ценят. Или, вернее, у них не осталось никаких ценностей.

С тех пор как фрау Валленштайн впервые услышала о «Подземном толкателе», она, поджидая поезд, либо сидела, либо стояла спиной к стене подальше от края платформы.

Колено болело, и, чтобы внимательно изучить своих будущих попутчиков, ей приходилось стоять, тяжело опираясь на трость. На платформе была всего горстка людей, и в ушах некоторых из них торчали крошечные наушники с болтающимися под ними проводами. Фрау Валленштайн люто ненавидела эти затычки. Если сидеть рядом с людьми в наушниках в автобусе или вагоне подземки, когда они слушают свою идиотскую музыку, то кажется, что рядом жужжит оса. Зачем они это делают? Разве плохо слушать звуки окружающего тебя мира или, прости Господи, просто побеседовать с приятным человеком?

Она оглядела платформу и увидела на скамье молодую женщину, одетую в прилично выглядевший костюм. Когда фрау Валленштайн приходилось долго находиться на ногах, боль в колене всегда усиливалась, поэтому, кляня в душе свой пораженный артритом сустав, она опустилась на скамью рядом с женщиной, не забыв при этом сказать: «Добрый день». Женщина ответила ей улыбкой. Это была очень печальная улыбка. При ближайшем рассмотрении женщина оказалась не столь чистой и непорочной, как показалось вначале. У нее было бледное лицо с темными кругами под глазами. Фрау Валленштайн даже начала беспокоиться, не совершила ли она ошибки, усевшись рядом с этой особой.

— С вами все в порядке, дорогая? — участливо спросила она. — Выглядите вы, надо сказать, неважно.

— Все хорошо, — ответила женщина. — Некоторое время я чувствовала себя действительно неважно. Но сейчас со мной все в порядке. Не беспокойтесь.

— О… — протянула фрау Валленштайн, не зная, что сказать дальше, и слегка сожалея, что затеяла этот разговор. Молодая женщина держалась как-то странно. Может быть, она находится под воздействием наркотиков? Фрау Валленштайн была преданной поклонницей сериалов «Аделаида и ее убийца» и «Полиция большого города» и не пропускала ни единой серии. Там всегда показывают людей, употребляющих наркотики, и эти люди выглядят так, как эта женщина. Но может быть, бедняжка просто болеет?

— Я навещала свою маленькую дочку, — сказала женщина, и ее улыбка сразу погасла. — Я сегодня повидалась с доченькой.

— Как это мило, — откликнулась фрау Валленштайн. — Сколько ей лет?

— Ей шестнадцать. Да, шестнадцать, — Женщина стала рыться в карманах, и фрау Валленштайн увидела, что блузка под ее пиджаком потертая и выцветшая. Кроме того, у нее не было такой важной дамской принадлежности, как сумочка.

Наконец женщина извлекла из кармана засаленное и изрядно потрепанное фото и протянула снимок фрау Валленштайн. На фотографии была изображена маленькая, ничем не выдающаяся девчушка лет трех со светлыми, как у матери, волосами.

— Да, — сказала бледная женщина. — Это моя маленькая Марта. Мое дитя. Она всегда была ужасно подвижной, полной энергии крохой. Настоящая разбойница. Моя маленькая разбойница…

Фрау Валленштайн чувствовала себя ужасно неловко, однако в то же время ей было страшно жаль эту выглядевшую такой одинокой и несчастной молодую особу. Как бы то ни было, но фрау Валленштайн испытала огромное облегчение, услыхав шум приближающегося поезда. Молодая женщина резко поднялась со скамьи, подошла почти к краю платформы и посмотрела в глубину грохочущего тоннеля. Фрау Валленштайн тоже встала, но сделала это гораздо медленнее, опираясь на трость.

— И где теперь ваша маленькая дочурка? — спросила фрау Валленштайн из чистой вежливости, чтобы достойно завершить беседу и покончить с этим случайным знакомством.

— Она там, куда я сейчас направляюсь, — ответила женщина, повернувшись к ней лицом. — И я останусь навсегда с моей маленькой Мартой. Теперь я намерена стать хорошей матерью… — Лицо молодой женщины оживилось и стало почти счастливым. Поезд на большой скорости вырвался из тоннеля. Молодая женщина улыбнулась фрау Валленштайн и сказала: — Прощайте, я была очень рада разговору с вами.

— Прощайте, дорогая, — произнесла фрау Валленштайн.

Она хотела закончить разговор какой-нибудь приятной фразой, но сделать этого не успела. Молодая женщина подошла к самому краю платформы. Но вместо того чтобы остановиться на краю, продолжила движение. Фрау Валленштайн в недоумении смотрела на то место, где должна была находиться женщина, но там никого не было.

Затем она услышала раздирающий душу глухой звук — головной вагон ударил по телу. По платформе, словно эхо от этого страшного звука, прокатилась волна криков и визга.

Фрау Валленштайн стояла, тяжело опершись на трость, чтобы хоть немного облегчить нагрузку на пораженное артритом колено, и, не мигая, смотрела на то место, где стояла молодая женщина, с которой она беседовала какую-то минуту назад.

Она бросилась под поезд? Почему она так поступила? Что, прости Господи, произошло с этим миром?

13.10, среда 24 марта. Бюкстехюде, Нижняя Саксония