Однако герцогу необходимо было узнать намного больше, чтобы вынести решение. Миссис Эплбай очень неразумно потребовала, чтобы ей сказали, что это нашло на мальчиков, раз они принялись скакать задом наперед, и это дало возможность Тому пуститься в долгие объяснения всех трудностей правильной верховой езды на двух ослах, корове и старой лошади. Казалось, он считает, что заслуживает поздравлений за новаторское разрешение проблемы, и так подробно начал описывать великолепное выступление коровы, что все, кроме герцога и сторожа, немного отвлеклись от темы и даже удивленно воскликнули пару раз, и хотя и спорили, но соглашались, что корова может ни в чем не уступить лошади, особенно такой, как эта старая кляча мистера Детчета.

Между тем, герцог отвел владельца сломанной телеги в сторону и быстро уладил с ним дело. Вполне удовлетворенный, мистер Бедби взял деньги, которые герцог заплатил ему за ремонт телеги, и сказал, что сам когда-то был молодым, но никогда не позволял себе подобного. Потом стало известно, что кучер и охрана почтовой кареты передали в суд жалобу на Тома, но после того, как имя мистера Бедби будет вычеркнуто из списка, сторож оставался без серьезной поддержки против негодяев. Герцог был вынужден предложить всем немного расслабиться и освежиться в пивной и пригласил собравшуюся компанию угоститься за его счет. Эту мысль хорошо восприняли; и после того, как герцог насильно отправил Тома в свой номер и пообещал сторожу, что с ним обойдутся как следует, вся компания переместилась в пивную, где внушительные порции эля, джина и портера вскоре заставили даже сторожа и тщедушного человечка, который оказался лучшим Портным Бэлдока, взглянуть на произошедшие события более снисходительно. Скромная улыбка герцога и его обаяние произвели должный эффект, а поскольку обнаружилось, что он совсем не высокомерен, несмотря на свое положение, вскоре его принадлежность к высшему обществу была забыта, его посвятили во все местные дела, от недугов дамы в чепце до шокирующих цен на саржу, вельвет, шаллун и тэмми[7]. К тому времени, когда герцог решил, что настала пора прощаться с гостями, но так, чтобы их не обидеть, миссис Эплбай трижды прошептала, что его обед портится в духовке. Наконец он ушел и поднялся наверх, где его уже ждал Том, то ли раскаивающийся, то ли полный тщеславия. Том был готов к оправданиям, но когда его покровитель вместо того, чтобы отчитать его, разразился смехом, едва успев закрыть дверь, агрессивность покинул мальчика, и он попросил прощения за то, что причинил так много неприятностей и трат.

— И правда, скоро ты меня разоришь! — сказал герцог, все еще смеясь. — Не знаю, чего ты заслуживаешь!

— Сэр, вы ведь не отошлете меня назад к отцу и мистеру Снейпу? — взволнованно спросил Том.

— Нет, нет, одного отъезда для тебя будет мало! Успокоившись, Том благодарно улыбнулся и снова стал с аппетитом уплетать свой обед.

Когда тот ушел спать, сославшись на чудовищную усталость, герцог сжег письма своего кузена и послал прислугу за бумагой, чернилами, перьями и сургучом. Все было принесено, разожжен огонь, жалюзи опущены, и он сел писать письма. Первое было адресовано Мэтгыо в Оксфорд, и не отняло у него много времени. Он запечатал его сургучом, надписал адрес и уже собирался чиркнуть в одном из углов свое имя, когда спохватился, снова распечатал конверт и дописал постскриптум: «Боюсь, тебе придется заплатить несколько грошей за эту историю, — писал он улыбаясь, — но мне этого не хватит, чтобы отправить его беспошлинно. Надеюсь, ты не пожалеешь об этом!» Затем он капнул свежим сургучом, припечатал печаткой, отложил в сторону и написал на новом листке: « Белая Лошадь, Бэлдок. Мой дорогой Гидеон…»

Здесь письмо неожиданно было прервано, потому что герцогу пришло в голову, что он быстрее увидится со своим дорогим Гидеоном, чем дойдет его письмо. Однако, покусав задумчиво перо, он решил, что читать ему нечего, спать не хотелось, поэтому он все же напишет Гидеону. Кроме того, слишком сильно было желание поделиться с Гидеоном некоторыми забавными новостями. А так как описание скачки Тома и ее последствий займет несколько страниц, то Гидеону придется выложить кругленькую сумму на почте за привилегию получить письмо от своего благородного родственника, а это явится отличной местью за попытку напугать более слабого и младшего леденящим кровь романом. Герцог тихо рассмеялся, обмакнул перо в чернила и не стал тратить время на объяснение этого Гидеону. Он подробно остановился на юмористическом описании путешествия на перекладных и в самых возвышенных выражениях, которые пришли ему на ум, заверил своего кузена, что успел сразить внушительных размеров дракона в виде отпетого негодяя, которого он обхитрил, обдурил и оставил умирать в притоне воров и злодеев, от коих ему удалось сбежать. Он представлял, как Гидеон будет смеяться, читая эти строки, и улыбнулся сам. «А если ты удивишься, мой любезный Гидеон, — продолжал он письмо, — почему я решил написать и сообщить тебе все это, когда намереваюсь возвратиться в Лондон завтра же, то должен доложить тебе также, что я стал воспитателем молодого мальчика, чей живой ум подсказывает ему подобные развлечения, и у меня буквально не оставалось ни одной свободной минуты за последнюю неделю, чтобы нанести визит в твои апартаменты».

Затем он во всех подробностях расписал скачки задом наперед, перечислил всех действующих лиц, включая портного, владелицу кондитерской, сторожа и трех фермеров, и уже собирался закончить письмо, как вспомнил еще кое-что, чем хотел поделиться с Гидеоном. «Если же ты никогда обо мне больше не услышишь, то знай, что я покинул страну вместе с прекраснейшим созданием, которое когда-нибудь встречал в своей жизни. Увы, должно быть, новость о моей помолвке уже появилась в „Газетт“! Если бы я мог описать тебе свою возлюбленную… но никакими словами не передать ее красоту. Мое сердце было поражено с первого же взгляда. Навсегда преданный тебе, Адольф».

Он запечатал письмо, надписал его, отметив про себя, что оно несомненно приведет Гидеона в аукционный зал при первой же возможности. Был еще ранний вечер, и гул голосов в пивной слабо доносился до герцога. Он как раз раздумывал, не пойти ли ему поразвлечься, как в дверь постучали, вошел слуга и, окинув его взглядом, любопытным и одновременно неодобрительным, сообщил, что внизу его ждет какая-то молодая особа.

— Во всяком случае, — добавил он, — я не знаю, кто это может быть, поскольку кроме вас никого похожего на описание, данное ею, здесь нет.

— Молодая особа? — эхом повторил герцог. — Вы верно ошибаетесь! — Неожиданное подозрение заставило его покраснеть. — Боже мой!

Слуга следил за его смущением с явным удовольствием.

— А! И она не хочет уходить, хоть я и сказал ей!

— Я спущусь! — поспешно проговорил герцог, направился к лестнице и заглянул вниз. Там на стуле, с саквояжем на коленях и еще одним возле ног, сидела Белинда, ее очаровательное личико выглядывало из голубой шляпки, а пальто было наглухо застегнуто на белой шейке. Перед ней с выражением явной враждебности стояла миссис Эплбай.

Какой-то инстинкт подсказал герцогу, что у него будут неприятности. Благоразумный человек вернулся бы тот час в свою комнату, отрицая всякое знакомство с посетительницей, и позволил бы миссис Эплбай избавиться от нее, что удалось бы очень скоро. Но герцог имел либо слишком мало благоразумия, либо слишком много благородства, чтобы поступить подобным образом. Он спустился вниз.

Обе дамы подняли головы, одна из них приветствовала его ослепительной улыбкой, а другая — словами негодования.

— О, сэр, пожалуйста, я должна была прийти, — сказала Белинда.

— Эта молодая девушка, сэр, — мрачно заявила миссис Эплбай, — кажется, знает вас, хотя не называет вашего имени! И я собираюсь заметить вам, сэр, что мой дом всегда был респектабельным, и подобных вещей я не потерплю!

— О, тише, миссис Эплбай! — взмолился герцог. — Я знаком с этой леди!