— Разумеется, — ответил Главкон.
— Ну, так ведь то же самое и с народом, — сказал Сократ. — Сделать добро народу — значит, чтобы все были богаче. Не так ли?
— Как же не так, — сказал Главкон.
— Ну, а как же сделать, чтобы весь народ был богаче? — спросил Сократ.
— Я думаю, чтобы у всякого народа было больше прихода и меньше расхода. Не так ли? — Я думаю, — отвечал Главкон.
— Скажи мне, Главкон, откуда теперь у народа доходы и сколько их? Ты, наверное, уж все это знаешь.
— Нет, я этого не знаю, — сказал Главкон, — не подумал еще об этом.
— Ну, об этом ты не подумал, — сказал Сократ, — так зато ты уж, верно, подумал, сколько на нужды надо расходов. И если теперь расходы лишние, ты, верно, придумал, как их скинуть.
— Нет, — сказал Главкон, — и на это ответить теперь не могу. Я и об этом еще не подумал.
— И об этом не подумал еще, — повторил Сократ. — Ну, что ж, еще успеешь. Ты, верно, все думал о том, чем бы тебе обогатить народ? Что же ты об этом думал? Чем, ты думаешь, можно обогатить народ?
— Обогатить народ, — сказал Главкон, — я думаю, лучше всего войной. Завоевать другие народы и забрать у них все богатство и поделить.
— Это верно, — сказал Сократ, — так короче всего обогатить народ, да только бывает и то, что не завоюешь чужие народы, а только потратишься напрасно на войну народом и деньгами, тогда ведь народ не разбогатеет, а обеднеет.
— Это так, — сказал Главкон, — но войну надо начинать только тогда, когда верно знаешь, что ты победишь, а не тебя победят.
— Значит, чтобы начинать войну, надо верно знать силу своего народа и силу неприятеля? — сказал Сократ.
— Разумеется, надо знать, — сказал Главкон.
— Так скажи мне, Главкон, какие у нас военные силы готовы для воины и какие силы у того неприятеля, с которым ты хочешь воевать?
— Верно не могу сказать этого, — Главкон, — наизусть и не запомнить.
— Так у тебя, верно, есть записи, принеси их, пожалуйста, мы их прочтем, посчитаем, — сказал Сократ.
— Нет, записок у меня нет, — сказал Главкон, — да и неприятеля войска нельзя сосчитать.
— Это жалко, — сказал Сократ, — потому что если нельзя сосчитать неприятеля, да нельзя никак вперед узнать, мы ли завоюем или нас завоюют, так выходит, что твое средство обогатить народ не очень–то и надежно. Обогатишь ли, нет ли — неизвестно; погубишь народа, наверное, много, да вместо богатства обеднеешь. Так это мы оставим, а скажи нам еще об одном, сказал тогда Сократ. — Скажи нам, Главкон, сколько нужно хлеба на прокормление всего народа? Каков был у нас урожай в этом году, и станет ли у всех хлеба до новины? Ты верно, обдумал это?
— Нет, я об этом еще не справлялся. — отвечал Главкон. Замолчал Главкон, и все замолчали.
Тогда Главкон сказал:
— Ты до всего так допытываешься Сократ, что если все так обдумывать и считать, как ты спрашиваешь, то управлять народом будет слишком трудно.
— А ты думал — легко? — сказал Сократ. — Спрошу тебя последнее: я слышал, ты начал помогать дяде в хозяйстве, а потом бросил. Отчего это случилось?
— Трудно было мне, — отвечал Главкон, — и хозяйство большое, и дядя меня не слушал.
— Вот видишь, ты с одним домом не управился, а целым народом берешься управлять. Браться–то можно за всякое дело, да удается оно только тому, кто его понимает. Смотри, чтобы вместо славы и почестей не нажить себе беды. Поди узнай прежде хорошенько все, о чем я тебя спрашивал, и тогда уже думай об управлении.
Молча отошел Главкон от Сократа и перестал добиваться места управителя.
IV. КТО ЛУЧШЕ — РАБ ИЛИ ГОСПОДИН?
Случилось раз, пришел к Сократу его сосед Аристарх и стал ему жаловаться на свою беду.
— Ума не приложу, как мне быть. Был я, — говорит, — богат, торговал, потом не задалась торговля — разорился. А тут еще на беду война, убили родных, пришлось взять к себе вдов и сирот. И собралось у меня теперь в доме четырнадцать душ. Каково всех прокормить! Беда к беде, и не знаю, как быть.
— Жаль мне тебя, друг, — сказал Сократ. — Как же ты думаешь теперь делу помочь?
— Хотел денег занять, опять торговлю начать, да не дают, потому знают, что дела плохи.
Покачал головой Сократ и говорит:
— Так–то так, четырнадцать душ кормить, надо припасти; да ведь вот у соседа твоего более двадцати душ, и ведь сыты. Да еще деньги наживают, сказал Сократ.
— Вот сравнил! — сказал Аристарх. — У соседа он один, девятнадцать душ рабов, у него рабы больше сработают, чем съедят. А у меня четырнадцать душ свободных греков.
— А свободные греки чем отличаются от рабов? Ведь тем, что они лучше рабов?
— Конечно, лучше, то — свободные греки, а то — рабы.
— На словах точно выходит — свободные лучше, — сказал Сократ, — а на деле–то не то; у соседа, говоришь, все хорошо, потому что там рабы, а у тебя плохо, потому что не рабы, а свободные греки. Видно, рабы умеют работать, а свободные не умеют.
— И мои бы сумели, коли бы их заставить, — сказал Аристарх, — да не могу же я их заставить работать! Ведь они знатного рода и родные мне, как их заставить работать? Обидишь их, начнутся попреки, недовольство, нельзя это.
— Ну, а теперь у тебя нет попреков, недовольства? — спросил Сократ. — Все в согласии живете?
— Какое согласие! — отвечал Аристарх. — Только и слышишь попреки да ссоры.
— Так вот что, — сказал Сократ, — и без работы у вас согласия нет и кормиться нечем. Ведь родных твоих знатность и благородство не кормят и согласие не дают. Так не сделать ли тебе вот что: не дать ли тебе им какую работу по силам? Не лучше ли будет, когда станут работать?
— Я бы сделал так, — сказал Аристарх, — да не понравится им это. Да и в городе меня, пожалуй, люди осудят.
— А теперь не осуждают? — спросил Сократ.
— И теперь есть добрые люди, осуждают за бедность; осуждают, а денег не дают, чтобы мне поправиться.
— То–то и есть! — сказал Сократ. — Так ведь всех пересудов не переслушаешь; а попытайся–ка, посади их за работу, может, лучше дело–то будет.
И послушался Аристарх Сократа. Через полгода встретил опять Сократ Аристарха и спросил, как живет. И говорит Аристарх:
— Хорошо живу и все тебя благодарю. Послушался я тебя тогда и теперь совсем делами поправился. Поверил мне один человек шерсти в долг, домашние мои эту шерсть спряли, соткали сукна, потом нашили на продажу платья мужского и женского. Продали — не только за шерсть деньги выручили, а и барыши взяли. С тех пор стали этим делом заниматься, и все мы сыты, и ссор у нас нет, и деньги заводятся.
— А люди что говорят? — спросил Сократ.
— Да и люди не бранят, — отвечал Аристарх и засмеялся.
Увидал раз Сократ, лежит на площади развалясь молодой господин и обмахивается от жара.
— Отчего же это ты так уморился? — спросил его Сократ.
— Как не умориться, я нынче из деревни верст десять пешком прошел.
— Что ж уж очень уморился? Разве что тяжелое нес? Молодой человек обиделся.
— Зачем я понесу? На то раб есть; он нес, что со мной было.
— А он что ж, уморился или нет?
— Что ему делается! Он здоровый, всю дорогу шел — песни пел, даром что с ношей.
— Жаль мне тебя, — сказал Сократ, — выходит, что твой раб и тебе и всякому человеку и себе служить может, а ты ни другим людям, ни себе даже служить не можешь.
Другой раз увидал Сократ, что один хозяин бьет плетью своего раба.
— За что ты его так больно бьешь? — спросил Сократ.
— Как его не бить, — отвечал хозяин, — он обжора, лентяй, только и думает о том, чтобы ему спать, да веселиться, да послаще поесть. Ему и ста ударов плетей мало!
Сократ отозвал хозяина в сторону и говорит:
— Ну, а ты о чем думаешь, кроме как о том, чтобы тебе помягче поспать, послаще поесть и повеселиться?
Хозяин ничего не ответил.