- А ну, покажи на карте, где ты гастролировал? - сердито приказал комэск и шагнул к пилоту. - Чего вас туда черт понес? Мы ж наносили удар по колонне севернее Ельни! Доложи, почему оторвался от строя?

- Я... - начал было Усенко и сник, встретив строгий взгляд командира. Мы...

- Когда мы вывалились из облаков, - поспешил на помощь пилоту Ярнов, - то группы нигде не было. Пошли сами искать...

- Вывалились? Как вывалились? Неужели по приборам так трудно удержать самолет всего четверть минуты, пока мы выходили под облака? Неучи... Где это было?

- Вот здесь! - Бомбардир обозначил точку на карте. - Чуть с Алешиным не столкнулись, в метре от него проскочили...

- Я выровнял машину, - осмелел Усенко. - Смотрю, никого! И пошел на запад. А там мы наткнулись на танковую колонну. Штук двадцать танков и до полусотни автомашин. Ну и...

- Дальше что?

- Бомбили. Потом сделали заход на штурмовку. - Противодействие было?

- Так точно. "Эрликонов" много, пулеметы, танковые пушки. Даже солдаты из автоматов. А потом два "мессера"! Как зажали, еле отбился! На бреющем ушел.

- Ты в облаках разве не летал раньше?

- Никак нет. Никогда. Даже на У-2. Первый раз... Григорьев уже мягче смотрел на молодого летчика.

- Но ты ж разведчик! Разведчики обязаны летать в облаках и в любых погодных условиях!

- Так точно! Но не успел научиться... Я научусь, товарищ капитан.

- Комэск затянулся несколько раз.

- Везучий ты, Усенко. Удивляюсь, как немцы тебя там не слопали?

- Так я ж обманом, товарищ капитан! Они к голове, а я сбоку. Они за мной, а я назад, к колонне!

- За то, что ты оторвался от строя, тебя надо взгреть как следует. А за то, что не растерялся, ударил по врагу и вернулся живым, похвалить, молодец! Пиши донесение. Пробоины есть?

- Есть. Восемь штук... Товарищ капитан, а где Алешин?

Лицо командира сразу изменилось, посуровело.

- Нет его больше, Усенко... Срубили на глазах...

- Как же? - растерялся парень. - Он еще говорил мне...

Гибель товарища, командира, друга... Что может быть больнее? Летчику всегда сразу хочется узнать все: как произошло, при каких обстоятельствах погиб друг.

Капитан Григорьев говорил с трудом, как будто комок застрял в горле.

- Над целью на нас набросились "мессера". У Минцева сразу сбили одного, навалились на меня. А я скован маневром - веду строй. Наверняка расстреляли, если бы не Алешин... Бросился он наперерез трассам, закрыл собой... Меня спас, а сам погиб... Ну, мы им тоже задали такого жару, Усенко! - Он резко взмахнул сжатым кулаком, будто обрушивал его на головы врагов.

Младший лейтенант смотрел на своего командира, но не видел его: перед его глазами стоял старший лейтенант Алешин, каким был всего полтора часа назад, светловолосый, с мягкой, почти застенчивой улыбкой. Ему даже почудился его говорок: "Я любовался тобой, Усенко, смело летаешь..."

Всего девять месяцев прослужил с Алешиным младший летчик Усенко, а успел оценить по достоинству и полюбить этого способного летчика и командира, который своим поведением, скромностью, манерами, летным почерком напоминал ему любимых учителей из авиашколы. Проверяя технику пилотирования молодого летчика, он никогда не повышал голоса, не нервировал, а терпеливо разъяснял ошибки, показывал, как их избежать. Но особенно Алешин поразил Костю, когда отказался перейти на более высокую должность во вновь формируемый авиаполк, чтобы не расставаться с друзьями. Теперь расстался... навсегда...

Еще одна утрата глубокой болью отозвалась в сердце молодого человека. Костя! Костя! Сколько еще таких незаживающих ран останется до конца войны в твоем добром сердце? Всю войну ты будешь обретать боевых друзей, любимых командиров, дарить им свою преданную дружбу, душу и... терять в жестоких боях. Лишь в сердце твоем, в памяти они будут всегда жить такими, какими были с тобой До последней минуты. Но с каждой потерей у тебя будут прибавляться новые силы, и твои удары по врагу будут все более сокрушительными.

- Пойдем, командир! - вывел пилота из задумчивости Ярнов. - Надо писать донесение.

- Пойдем, - нехотя согласился Усенко.

4

После ужина капитан Григорьев подозвал Усенко. Комэск, переживая гибель Алешина, был хмур, молчалив. Но подошедшего летчика спросил с интересом:

- Я не ослышался? Ты бомбил с пике?

- Так точно! Здорово получается, товарищ капитан! - ответил Константин.

- Расскажите, - сказал Григорьев. Усенко, размахивая руками, принялся показывать. Но старший лейтенант Мяло прервал его:

- Правильно поступил! Молодец! Кстати, не ты одни проявил такую инициативу. Товарищ командир, - повернулся штурман к Григорьеву. - Мне летнабы проговорились: Фордзинов со своим звеном тоже бомбил с пикирования, но помалкивает. Наверное, боится, чтобы его не наказали за самовольство. Надо этому методу обучать всех летчиков. Расскажешь ты, Усенко! - и распорядился: Летному составу через четверть часа собраться на КП эскадрильи.

Весть о том, что экипаж младшего лейтенанта Усенко бомбил с пикирования, быстро распространилась по эскадрильям. Дошла она и до командования полка. Капитан Богомолов приказал вызвать к себе "новоявленных пикировщиков".

- Начальство вызывает - хорошего не жди, говорили еще в доброе старое время, - мрачно резюмировал Ярнов, складывая в планшет карту и таблицы. - Как пить дать, врубят нам за самовольство. Почему поперед батьки в пекло полезли.

- Замолчи ты! Без тебя тошно! - насупился Константин. - Мы ничего плохого не сделали.

- Наоборот! Так чего ж ты переживаешь? Батя Богомол - мужик толковый и справедливый. Уверен, что поддержит! А потом, чего нам-то бояться? Дальше фронта не пошлют!

Усенко бросил на своего помощника беспокойный взгляд. Внезапный вызов к комполка его озадачил. Собственно, занятия в эскадрилье по бомбометанию с пикирования уже закончились. Опытные Григорьев и Мяло разобрались и во многом поправили молодежь. Совместно была выработана стройная цепь последовательных действий на всех этапах - от наведения бомбардировщика на цель до выхода его из боя. В заключение еще раз проштудировали инструкцию, разработанную испытателями. Итоги занятий оказались выше ожиданий: все летчики эскадрильи загорелись желанием попробовать себя и свои силы по новому методу уже в завтрашнем бою.

И вдруг вызов к Богомолову! Он мог закончиться не только наказанием, но и вообще запретом. Григорьев переглянулся с Мяло: на их плечи тоже ложилась немалая ответственность за внедрение метода без согласования с командованием полка.

- Спокойно! - сказал комэск и встал. - Я тоже пойду.

- И я! - подхватился Леонтий Леонович Мяло. В штабе полка летчиков ждало все командование. Усенко окинул собравшихся взглядом и, шагнув к командиру,

спокойно доложил:

- Товарищ капитан! По вашему приказанию...

- Подь, подь сюда, Усенко! Вот тебе бумага, карандаш. Рисуй, рассказывай! Да покороче. Главное! Ясно?

В третий раз Константину и Ярнову пришлось рассказывать, показывать, доказывать.

Потом вызвали экипаж Фордзинова. Все повторилось. Засиделись допоздна. Командир полка показал на часы и решительно встал.

- На сегодня хватит! Утром - бой! - Он сладко потянулся и недовольно бросил капитану Серебряку: - Вот, брат штурман, до чего мы с тобой дожили! Молодые обскакали! Пока мы прикидывали да изучали буквы инструкции, они начали бомбить, и, как видно, неплохо! Неграмотно, конечно, с погрешностями, но бомбили! А нас с тобой поставили в дурацкое положение: за самовольство следует строго взыскать, чтоб впредь неповадно было. А за инициативу как же?

Штурман полка ухмыльнулся:

- Придется немцев запросить, они-то уж наверняка недовольны... Я так понимаю, Василий Павлович. Надо учесть, что Григорьев и Мяло уже провели подготовку эскадрильи к бою с пикирования. Пусть бьет. Потом мы еще раз соберемся, проанализируем и решим окончательно.