— Сейчас будем советоваться, как нам продолжать поиски, — сказал Ионг. — Хотим услышать ваше мнение, коммодор Слепнев.
Маврикий Трофимович Слепнев был одним из образованнейших советских пилотов. Он окончил военно-инженерную академию, свободно говорил по-английски.
Кроссен, уважительно выслушав мнения присутствующих, сказал:
— Когда я летел, то заметил, что из-под снега торчит какой-то черный предмет. Мне показалось, что это крыло самолета… Хотя, конечно, я мог и ошибиться.
— Я предлагаю, — сказал Ионг, — чтобы коммодор Слепнев слетал вместе с вами, Кроссен.
Слепнев согласился. Легкий двухместный „Стирмер“ взмыл в воздух.
Они приземлились в том месте, где Кроссен заметил темный предмет, торчащий из-под снега. Неподалеку находилось жилище охотника-промысловика, и Кроссен запомнил это место.
Не заглушая мотора, Кроссен выскочил из кабины и побежал по застругам. Потом вдруг остановился и стащил с головы летный шлем.
Из-под снега торчало крыло „Гамильтона“.
Десять дней понадобилось, чтобы найти разбитый фюзеляж и тела Эйельсона и Борланда, выброшенные ударом из самолета. Матросы и зимовщики со „Ставрополя“ не рыли, а прорубали в твердом как камень снегу узкие траншеи. Тому, кто не был в Арктике, трудно представить, что снег может достигать такой лютой, такой каменной твердости… Наконец топоры звякнули о металл.
Подошел Слепнев.
— Позовите американских пилотов, — попросил он своего второго бортмеханика.
— Господин коммодор… — Ионг тронул Слепнева за рукав и отвел в сторону.
— Господин коммодор, перед отлетом мне сказали о просьбе отца Эйельсона. Он просил, чтобы ему передали штурвал с машины, на которой погиб его сын. Отец и сын… Они так любили друг друга… У старого Эйельсона больше нет никого из родных, совсем никого…
Оба пилота, советский и американский, долго, трудно молчали. Потом Ионг сказал:
— Вчера по моей просьбе радист со шхуны „Нанук“ связался с Номом. Дело в том, что все наши машины легкие. А ваши грузовые. Я прошу вас, господин коммодор, чтобы вы доставили тела погибших в Америку. Свяжитесь с вашими властями, если у вас нет возражений. А с американской стороны должен прилететь специально присланный по этому вопросу капитан Пат Рид. Он привезет официальные бумаги для вас.
— Хорошо, — кивнул Слепнев. — Я немедленно свяжусь по радио с нашими официальными лицами.
На следующий день над мысом Северный послышался рокот авиационного мотора. Все вышли встречать прилетевший самолет. Вот он пошел на посадку… Первый бортмеханик Слепнева Фарих не выдержал:
— Куда его несет! Разве он не видит, в каком направлении стоят все машины?
Слепнев сказал:
— Похоже, что этот парень совершает свой первый полет в Арктику.
Ионг, погрозив кулаком снижающемуся самолету, проворчал:
— Он имеет хороший шанс свернуть се. бе шею.
Действительно, идя на посадку в Арктике, нужно тщательно высмотреть направление застругов. Американец стал приземляться поперек застругов этих длинных низких твердых сугробов. Самолет, запрыгав, скапотировал. С лязгом поломались стойки шасси, погнулись лопасти пропеллера. Наступила тягостная тишина. Механики кинулись к перевернувшейся машине. Но из кабины выбрался элегантный молодой пилот, не получивший ни единой царапины, подошел к пилотам и, сохраняя полнейшее хладнокровие, представился:
— Капитан Пат Рид. Имею честь передать господину советскому коммодору сообщение из Вашингтона.
Слепнев прочитал:
„Государственный департамент сообщает, что Государственный департамент охотно соглашается, чтобы коммодор Слепнев и механик советского аэроплана сопровождали тела погибших до Фэрбенкса“.
— Это все, что вы имели сообщить мне? — спросил Слепнев.
— Вот карта Аляски. Возьмите ее. Мне она не пригодится. Я должен был сопровождать вас, но моя машина разбита, и я полечу назад пассажиром.
Эти слова он произнес с горечью. Ему нелегко было пережить неудачную посадку и гибель своего самолета.
Пат Рид достал из фюзеляжа национальные американские флаги и помог матросам обернуть ими тела погибших. С „Гамильтона“ сняли штурвал…
4 марта 1930 года. Взлетает самолет Слепнева, взявший на борт тела Эйельсона и Борланда. Его сопровождает самолет Гильома, в задней кабине которого находится Пат Рид. Следом летит Ионг с Кроссеном.
Самолеты сделали прощальный круг над местом гибели Эйельсона. Отныне эта точка на картах будет обозначаться как Коса двух пилотов.
Постаревший, осунувшийся, смотрит вслед улетающим самолетам Свенсон с борта своей шхуны „Нанук“. И одиноко рыдает в своей каюте Сигрид.
Полет сквозь туманы, клубящиеся над Беринговым проливом, над безжизненными белыми равнинами Аляски…
Посадка в Тейлоре. Она входит в программу полета над американской территорией…
Мэр Тейлора Варрен устраивает прием в честь советских гостей. Он провозглашает тост. В бокалах вода с кусочками льда.
— Первым, кто пересек Берингов пролив, был русский моряк Витус Беринг, — говорит Варрен. — Вы, мистер Слепнев и мистер Фарих, после Беринга вновь открываете Аляску. Вы, русские, я знаю, известны не только своим мужеством, но и отзывчивостью. И мне очень приятно принимать у себя русских людей. Позвольте вам вручить ключи от мэрии. Это знак того, что отныне вы не только гости, но и хозяева Тейлора.
6 марта самолет Слепнева приземляется в Фэрбенксе. Толпа журналистов окружает Слепнева и Фариха. Переводчик подводит Слепнева к встречающим.
— Господин коммодор, обстоятельства оказали мне печальную честь представить вам родственников погибших. Господин коммодор Слепнев… Жена Борланда… Отец Эйельсона…
Никто не скрывает горя. Слепнев взволнован. Он говорит:
— Личного горя не могут заглушить официальные речи и соболезнования… Я как собрат погибших летчиков знаю, что самую тяжелую утрату понесли вы жена и отец, и слова мало тут чем помогут. Помните только всегда, что ваш муж и ваш сын погибли, борясь до последней минуты со стихией. Разрешите вручить вам этот штурвал, как напоминание о том, что по героям не плачут. Мне, рядовому пилоту, поручено выполнить это задание, и я могу только скорбеть, что привез вам не живых мужа и сына, а только их тела.
Старый Эйельсон слушал, опустив голову. Когда Слепнев замолчал, старик пристально посмотрел ему в глаза и положил руку ему на плечо:
— Вы хороший человек, коммодор. Вы из той же породы людей, к которой принадлежал мой мальчик…
Он не выдержал и закрыл лицо руками, повторяя одно и то же:
— Хороший человек… Хороший человек…
Вечером советские авиаторы были приглашены на официальный траурный ужин. Когда были произнесены приличествующие случаю речи, поднялся старый Эйельсон. Все затихли. Он обратился к Слепневу:
— Господин коммодор! Я не знаю вашей страны. Но я очень хочу на нее посмотреть. Это. должно быть, очень хорошая страна, если в ней живут такие славные люди. как вы. И я обращаюсь к вам с просьбой, господин коммодор. Я хочу, чтобы на гроб моего сына вместе с американским флагом был возложен флаг вашей страны.
Наступила глубокая тишина. Первым нарушил молчание переводчик:
— Господин Эйельсон, ваша просьба связана с известными дипломатическими затруднениями. Ведь правительство Соединенных Штатов еще не признало Советскую Россию.
Эйельсон побагровел от гнева:
— А я признал Советскую Россию. И я хочу, чтобы моего сына провожал в последний путь и флаг этой страны.
Смягчая напряженную ситуацию, Слепнев сказал по-английски: