Синьорина Чимбалиони в продолжение всего монолога успела разыскать пепельницу, перенести ее на столик возле Тернова, затем уселась в кресло, закинула ногу на ногу и, так и не дождавшись от гостя огня, закурила длинную пахитоску.

– А вы превосходно говорите по-русски, – выдавил из себя Тернов: он наконец примостился на низенький пуфик и судорожно сцепил пальцы рук, положив их на колени.

– А я русская. – Шарлотта засмеялась. – На афишах мой сценический псевдоним. А то ведь наша публика как устроена? Нам, если рискует собой русская циркачка, – тьфу, неинтересно. А если на проволоке под куполом итальянка… О! Это так романтично, необычно! Это возбуждает!

Она презрительно скривила губки и вновь поднесла пахитосочку ко рту.

Вдохнув облачко белесоватого дыма, Тернов закашлялся, а когда поднял глаза на собеседницу, то увидел ее жесткий прямой оценивающий взор.

– Извольте изложить ваши вопросы, – сказала она сухо.

– Мы проводим дознание по делу о смерти господина Сайкина.

Синьорина смотрела немигающим взором на тоненькую шею, выглядывающую из-под туго накрахмаленного белоснежного воротника, и юный кандидат отметил, что она нисколько не удивилась известию о смерти любовника.

– Умер-таки старый греховодник. – Она удовлетворенно вздохнула и откинулась на спинку кресла. – А при чем здесь я? И зачем дознание?

– А вы не догадываетесь? – быстро парировал Тернов.

– Что? Укокошила какая-нибудь подружка? – циркачка нимало не смутилась. – Впрочем, мне все равно, туда ему и дорога.

Грубый жаргон в чувственных пунцовых губках неприятно поразил Тернова.

– Но ведь и вы… э… тоже… – замямлил он.

– Что вы хотите сказать? – Шарлотта округлила сильно подведенные глаза. – Да, мы вместе весело проводили время. Играла я с ним, баловалась. Развлекалась, если так вам понятнее. Так, по-пустому. В нем было – что и нравилось мне! – этакое сочетание напора и робости. Сомневался в своей мужской силе, что ли?

– А на каком основании вы так думаете? – Тернов зарделся.

– На ужинах в ресторане всегда требовал сельдерей. Ну… Впрочем, вы этого не знаете, у вас этих страхов нет…

В ее голосе Тернову послышалось что-то насмешливо-двусмысленное.

– Так, может, в момент наиболее невыносимых домогательств вы и убили его? – спросил он.

– Чем? – Циркачка фыркнула, затянулась пахитоской и выпустила очередное ароматное облачко. – У вас есть факты, чтобы подозревать насильственную смерть?

– Есть, – сказал Тернов. – Вы вполне могли довести его до сердечного приступа.

Шарлотта с интересом воззрилась на розовощекого кандидата.

– Где вы были прошлой ночью? – насупился тот.

– Как где? В ресторане! Есть сотни две свидетелей! Уехала оттуда в час – и сразу домой.

– И вашего возвращения домой, конечно, никто не видел?

Тернов заметил, что пальчики с пахитоской задрожали.

– Вы думаете, я наносила господину Сайкину ночной визит?

– Я собираю факты, – важно изрек Тернов. – И считал необходимым побеседовать с вами, ибо о ваших отношениях с покойным издателем знал весь город. А смерть его, как утверждают врачи, наступила между двенадцатью и двумя часами ночи.

Синьорина Чимбалиони загасила пахитоску и расстегнула пуговки на прозрачном пеньюаре, выставив напоказ полуобнаженную пышную грудь, стянутую черным гипюром, что позволяло разгуляться юношескому воображению, блуждающему между светлыми и темными пятнышками.

– А что вы думаете о повести Конан Дойла «Автомобиль Иоанна Крестителя»? – спросил Тернов, судорожно пытаясь сохранить нить разговора.

– Ничего не думаю. А при чем это здесь?

– О нем много пишут в газетах. – Тернов сглотнул слюну и поднял взор на недоуменное личико чернокудрой циркачки.

– Не читаю газет, не читаю книг, – ответила Шарлотта, – скучно. А если не верите, Джулия подтвердит. Джулия!

Она громко крикнула, и, видимо, скрывающаяся за дверью, ассистентка тотчас появилась в проеме.

– Скажи господину следователю, что я книги и газеты в руки не беру, – велела черноокая красавица и потянулась к вазе, из-за которой достала свой фотографический портрет.

– Клянусь всем святым, – хихикнула неприятная Джулия, а вероятнее всего, Фекла или Перепетуя…

– Сейчас проводишь господина Тернова, – безапелляционно заявила Шарлотта, – и дай мне скорее карандаш. Хочу подарить такому милому юноше портрет на память о нашей встрече.

Шустрая Джулия проскользнула в комнатку, метнулась куда-то и через миг протянула хозяйке карандаш. Кандидат Тернов, еще не опомнившийся от смены впечатлений и запутавшийся в своих мыслях, автоматически встал – его выдворяли. Но выдворяли так, что он не мог возразить ни слова против.

– Вот. – Шарлотта победоносно улыбнулась, поднялась и приблизилась к Тернову. Заглядывая ему в глаза снизу вверх, она произнесла: – Я написала здесь: «Милому сыщику. Шарлотта».

Протянув опешившему Павлу Мироновичу свой фотографический портрет, она отступила на шаг.

Кандидат Тернов откланяться не успел, так как за дверью раздались шумные голоса и на пороге возникли два господина. Один из них – скромный стройный мужчина средних лет, с темной бородкой клинышком и острыми усами, другой – высокий старик благообразного вида, совершенно лысый, в пенсне.

– Где наша богиня? – мелодичный баритон старика странно контрастировал с морщинистым лицом и седой бородкой.

– У меня настоящее приключение, господин Копелевич! – Шарлотта кокетливо повела головкой. – Вы не поверите, что я сейчас пережила! Сердце до сих пор стучит бешено! Ах!

Она приложила ладошки к груди и, рухнув в кресло, стала болтать в воздухе стройными ножками. Глаза у визитеров замаслились.

– Такой юный красавец, – старик, глядя на Тернова, плотоядно облизал блеклые губы острым розовым языком, – такой поклонник не может не взволновать, не то, что мы, старики.

– Ой насмешили, ой уморили. – Шарлотта продолжала призывно перебирать аппетитными ножками. – Господин Полянский, где ваши ландышевые капли?

– Всегда к вашим услугам. – Мужчина средних лет поклонился. – Но, думаю, лучшее лекарство для вас – коньяк. Лихач ждет. Предлагаю лечиться в ресторане.

– И юношу захватим с собой. – Старик обошел Тернова и опустился на софу. – Он, душечка, взволнован не меньше вашего. Ему тоже коньяк не помешает. Окаменел ваш прекрасный Аполлон. Душечка, собирайтесь быстрее, а то юноша никогда не вернется к жизни.

В словах старика Тернову, неподвижно застывшему с портретом циркачки в руках, почудилось что-то зловещее. Кое-что подозрительное прозвучало и из прелестных уст Шарлотты. Как настоящий охотник, он все более входил в азарт и теперь боролся с подступающим искушением. Провести весь вечер, а может, и всю ночь в такой интересной компании, где, благодаря коньяку, развяжутся языки – и что-нибудь нужное наверняка выплывет. Полюбоваться еще синьориной Чимбалиони! Приложила или не приложила она свою ручку к смерти господина Сайкина, но, в любом случае, не каждый из универсантов может похвастать, что провел вечер в обществе блестящей, отважной Шарлотты!

– Или вы предпочитаете общество серых курсисток? – Тернов, осунувшийся от раздумий, вздрогнул: перед ним стоял господин Полянский, а очаровательная акробатка успела скрыться за ширму, где, переодеваясь к выезду, что-то лопотала. – Я вас понимаю, синьорина весьма зажигательно действует. Так вы едете?

Тернов беззвучно мотнул головой, ответить ему помешал дикий вопль из-за дверей: в гримерную синьорины Чимбалиони рвался кто-то из поклонников. Дверь содрогалась от глухих ударов, и Джулия истерично визжала, видимо, заслоняя своим телом вход в чертоги цирковой дивы. Наконец борьба завершилась, и в проеме появился разъяренный человек в форме.

Павел Миронович сразу узнал редкие белесые волосы, спутавшиеся надо лбом из-за только что снятой фуражки, которую визитер держал в руках.

– Судебный следователь, действительный статский советник Вирхов, Карл Иванович, – строго поклонился вновь прибывший.