— Пора! Давайте лучше решим о ночлеге. Комнату приезжих найдете?

— Да нам, где ни ночевать, лишь бы крыша над головой, — ответил Иван Васильевич. — Ежели Алексей Андреич пригласит, и здесь заночуем.

И Алексей, и Ольга Александровна с готовностью предложили остаться всем троим, оговорившись, однако, что удобства у них не ахти какие.

— Нам не привыкать, — ответил Иван Васильевич. — Одну полу шинели под себя, другую на себя. Остаемся, командир, в домашнем уюте и тепле!

— В таком случае, завтра в восемь ноль-ноль — на заводе. Лады?

— Лады! — в голос ответили Иван Васильевич и Виктор.

После того как ушел командир, а Ольга Александровна вернулась на кухню, Иван Васильевич, озорно подмигнув, спросил:

— А не позволить ли нам по маленькой за отбытие командира?

Виктор ответил вопросом:

— Почему бы и не позволить?

— Мы аккуратненько, по половиночке, — приговаривал Иван Васильевич, наливая в стопки спирт. — От так, от так… Культурненько и — рраз!

Иван Васильевич выпил единым духом и чмокнул воздух.

— На закусочку, на закусочку, ребятки! Вот та-ак. Теперь и к чайку перейти в самый раз. — Придвигая чашку к самовару, Иван Васильевич запел вполголоса: «У самовара я и моя Маша, вприкуску чай пить будем до утра…» — Он налил кипятку и, оглядывая стол, со вздохом проговорил: — Эх, где теперь наши Маши, Лены, Вали?.. А главное — где заварка? — Шагнув в прихожую, он позвал Ольгу Александровну: — Мамаша, просим к чаю! — А когда она появилась, спросил: — А вот чаю-то у вас, наверное, нет?

— Всюду переискала — ни щепоточки. Сбегаю к соседке, у нее, кажется, был…

— Не надо ни к какой соседке, — разведя руки и загораживая дорогу Ольге Александровне, запротестовал Иван Васильевич. — Нет заварки — будем пить шоколад! Витюша, добудь из моего саквояжа пару плиточек. Давай, давай! — Он взял из рук Виктора шоколад и своими толстыми, неуклюжими пальцами, не развертывая плиток, разломал их на несколько частей. — Это вам, мамаша, — сказал он, кладя возле пустой чашки Ольги Александровны добрую половину плитки. — Прошу, хозяюшка! Кладите в чашку и заваривайте кипяточком. Всю жизнь будем вспоминать, — подняв палец, произнес Иван Васильевич, — как в суровую военную годину пили не что-нибудь, а шоколад!

— Это настоящее расточительство, — сказала Ольга Александровна. — А какой шоколад!.. — Она откусила маленький кусочек. — 'Горький и твердый. Я и не припомню, чтобы когда-то ела такой.

— А может быть, и вообще не ели. Шоколад-то — английский. А они, покуда самим туго не пришлось, нас не баловали. Вообще чудес теперь всяких наглядишься. У нас в Мурманске вроде бы и фронт рядом, и домов сгорело — счета нет, а жизнь не останавливается. Самолет ли, подлодка ли — все на свою базу возвращаются, как в дом родной. И харчи в этом доме найдешь, и тепло. А все потому, что с Большой землей связаны. С ленинградцами не сравнишь. С воздуха смотреть и то жуть берет, что там творится. Только это не у них одних. Есть народу нечего, вот в чем беда. Представить себе невозможно, что люди терпят. Холодец из столярного клея варят, суп из ремня. Вообразить такое страшно…

— И правда! — подхватила Ольга Александровна. — Когда только все это кончится? Не дожить, видно.

— Что вы, мамаша! Еще как доживем! Трудновато, но жилка у нас расейская, крепкая. Не на тех напали. Мой вот один корешок на Берлин летал. — Заметив, с каким вниманием уставились на него Ольга Александровна и Алексей, Иван Васильевич откинулся на спинку стула и повторил: — На Берлин! Было это месяца два назад. Фашисты на Москву прут, бомбами ее закидать хотят, а у них над головой — бомбардировочная авиация Балтийского флота. Каково?! И вот, представляете, идут они ночью со стороны Балтики, курс на Берлин держат, уже цель близка, а под ними большущий аэродромище. Наземные службы приняли наши самолеты за свои. Посадочные огни зажгли. Приглашают: пожалуйста, мол, заходите на посадку. Ну как тут не ударить по действующему аэродрому? А нельзя. Задание-то: бомбить не что-нибудь, а само фашистское логово. Идут дальше, и вот за бортом, среди черной ночи — миллионы электрических огней. Берлин! Улицы видать, всякие там Вильгельм-штрассы. Как будто и войны нет никакой, до чего обнаглели гады! Ну и разошлись наши по объектам, и ударили по заводам, по станции. Отбомбились и домой, только их и видели. Все может наш народ, — уверенно, с улыбкой сказал Иван Васильевич. — Что захочет, то и сможет. И фашистов о-бя-зательно сокрушит! Так что не волнуйтесь, мамаша! Вот и Андреич у нас моторчики гоношит, мы летаем, пехота бьется. Одолеем, мамаша. Всех врагов перебьем и заживем пуще прежнего! Сразу после войны первым делом обженюсь, пока шевелюра не сошла…

Ближе к вечеру Ольга Александровна стала собираться к соседке.

— Схожу к Марии Митрофановне. Думаю, мне бы лучше переночевать у нее. У нас ведь, если разобраться, и лечь негде. Вы сидите чаевничайте, а я пойду.

Ольга Александровна позвала Алексея в прихожую, достала из сундука старое одеяло, демисезонное пальто отчима и еще ворох тряпья, набитого в мешок.

— Вот и все, что у нас есть. Может быть, пригодится.

Вернувшись в комнату, Алексей застал Ивана Васильевича и Виктора у карты, которая висела над этажеркой с книгами. На этой довольно подробной карте европейской части страны пестрели многочисленные карандашные пометки, сделанные Алексеем и часто приходившим в дом дядей Эдиком.

— Я вижу, тут кудесничали настоящие стратеги, — сказал Иван Васильевич. — Только больно уж вы зажали Москву со всех сторон.

— Зажали фашисты, мы отмечаем согласно сводкам. Или есть неточности? — спросил Алексей.

— В общем, все так, но эти-то линии кто добавил? Вот ведь где направление главного удара. А тут, по бокам, и подход найдется, если понадобится. Тут мы и ударить можем в случае чего. Вчера неподалеку пролетали. Все видели как на ладони.

— Если бы ударить!.. — мечтательно сказал Виктор. — Сил-то где взять?

— Возьмут! Или, думаешь, Москву возьмут?

— Не думаю.

— Не думать мало. Надо не сдать. А как можно ее не сдать? Только ответным ударом. А куда? Куда-нибудь под ребра, чтобы голова отлетела. Не так, что ли?

— Так, — согласился Виктор.

— А ежели так, значит, и силы должны найтись. Наверняка накапливаются, а может, уже накопились.

— Скорее всего.

— Вот так, Витюша. Мыслить можешь, да в ставку не приглашают. — Иван Васильевич развел согнутые в локтях руки, потянулся и неожиданно перевел разговор: — Ложиться спать, по-моему, рановато. Сейчас бы нам компашку сообразить холостым-неженатым. А?

— Встряхнуться не мешает, — бойко поддержал Виктор. — Совсем одичали на Севере.

— В самую точку режешь! А что думает Андреич?

Алексей пожал плечами, спросил:

— Какую компашку?

— Скажу прямо, — ответил Иван Васильевич, — считай, что люди мы теперь свои. Слыхал восточную поговорку: «Женщина украшает стол»? Короче — знакомства у тебя есть?

— Какие знакомства! Не до них, Иван Васильевич: дом — работа, работа — дом.

— Какая у тебя сейчас работа? Ты же раненый боец. Так ведь? А коли раненый, можешь и развеяться чуток. Давай кумекай, друже! Спиртяжка у нас есть, закусить сообразим. Как?

Не желая огорчать Ивана Васильевича, который понравился ему с первых минут, Алексей все же сказал, что знакомств таких у него нет, а в остальном он против компании не возражает.

— Не расстарался, значит, невестами? Ничего! Не велика печаль. У вас тут кинотеатр, по-моему, в полквартале. Сделаем так, если не против: ты наводи порядок, а мы виражок один-другой сообразим. Авось и поглянемся кому. Посадочная площадка — здесь. Идет?

Алексею оставалось согласиться, тем более он никак не предполагал, что его гостям удастся познакомиться с кем-нибудь в такой поздний час.

Иван Васильевич и Виктор ушли. Алексей запер за ними дверь, вернулся в комнату и начал убирать со стола. Перетаскав посуду на кухню, он открыл форточку, но не успело в нее вытянуть и половину дыма, как ожил звонок. Еще в сенях Алексей услышал игривое повизгивание и смех, которые перекрывал густой бас Ивана Васильевича. Алексей открыл дверь и увидел тетю Клаву, пышную женщину, известную всему двору неунывающим нравом и развеселой жизнью. Рядом с ней стояла ее дочь Алка, такая же крупная, но чуть более степенная в обращении. Ее-то и подталкивал усиленно в дом Иван Васильевич.