Мохнатыми полотенцами, которые принесла Юдифь, мы насухо вытерли друг друга. И так как мы были очень мокрые, но не очень чистые, они превратились в подобие грязных половых тряпок. И мне показалось, что одним махом вся наша общность, вся наша связь исчезли, как будто все возбуждение, все стремление прикасаться друг к другу, осязать, ощущать друг друга на запах и на вкус смылись ледяной водой и стекли в канализацию. Умолкли голоса наших тел, или они говорили теперь на разных языках? Во всяком случае, теперь мы уже не понимали друг друга, как еще несколько минут назад, без слов. Юдифь отводила от меня взгляд. Я в замешательстве спрашивал себя, что я сделал не так, что нарушило нашу связь и что чувствовала теперь Юдифь. Я хотел сделать ей хорошо, не хотел делать ничего такого, что было бы ей неприятно и чего бы ей не хотелось. Она была счастлива еще несколько секунд назад, черт возьми! Мы должны быть оба счастливы, но я снова почувствовал себя не в своей тарелке.

Юдифь натянула на себя цветастое летнее платье, слишком легкое для этой ночи, и ее твердые соски, обозначившиеся под платьем, говорили о том же. Сверху она надела трикотажную куртку. Я с испугом обнаружил, что ремни, которые Элен использовала как шину, развязались во время наших страстных объятий, рана снова раскрылась и начала кровоточить. Может быть, этим и объяснялась внезапная перемена в отношении Юдифи ко мне и ей просто снова стало больно? Но это не объясняло ее холодности по отношению ко мне, почти сердито подумал я. Она могла бы просто подойти ко мне и попросить ее утешить и защитить. Я хотел бы это для нее сделать, и она должна была это чувствовать!

Я молча оделся и вернулся вместе с Юдифью в комнату Элен. Докторша встретила нас таким взглядом, который в мгновение ока заставил меня покраснеть от стыда, и я почувствовал жар на моих щеках.

— Make love, not war, — пробормотал Карл, поприветствовав нас двусмысленной ухмылкой и взглядом, в котором читалось нечто большее, чем просто ревность. Но мне вовсе не хотелось принимать это на свой счет. Я ничего не сказал, а молча опустился на одну из кроватей. Да пусть Карл и Элен думают, что хотят, в данный момент меня это совершенно не волновало. Гораздо больше меня занимало, что происходит сейчас в голове Юдифи, к тому же я был вынужден вернулся к жестокой реальности, в которой мы сейчас пребывали.

А Юдифь, казалось, не видит ни малейшей проблемы в создавшейся неловкой ситуации. Она сняла трикотажную куртку и сунула ее в руку хозяину гостиницы.

— Ну, теперь, ты обработаешь мою рану? — спросила она Элен таким тоном, как будто ничего не произошло.

На какое-то мгновение Элен смутилась, но потом показала на белое полотенце, которое она расстелила на письменном столе под слуховым окном. На нем лежали несколько белоснежных тампонов, бинты и одни изогнутые ножницы, которые наводили на неприятные мысли, так же как изогнутая игла и маленькое веретено с намотанной на нем голубой нитью, в общем, веете вещи, созерцание которых наводит меня на мысль о том, что в ближайшие три-четыре года я не стану обращаться к врачам, невзирая на то, как тяжело я буду переносить грипп или даже если надо будет запломбировать зуб мудрости. Я был немного удивлен тем, что все это имелось в стандартной аптечке первой помощи, а также той изобретательностью, с которой из имеющихся запасов и еще пары каких-то предметов Элен так быстро состряпала практически хирургическую операционную. Единственное, чего мне недоставало, это сильнодействующего обезболивающего и стерильного шприца, которым можно было ввести его в вену.

— Мне не надо беспокоиться, что ты отключишься? — холодно спросила Элен, и я чуть было не помотал отрицательно головой, да вовремя спохватился, когда сообразил, что вопрос относится не ко мне, а к Юдифи.

— Что? — не поняла Юдифь.

Элен манерно закатила глаза.

— Ты не падаешь в обморок при виде своей крови? — раздраженно спросила она.

— Ну, тогда бы я еще на кухне не смогла держаться на ногах, когда зажгли свет и я увидела, что случилось с моей рукой, — ответила Юдифь внешне невозмутимо, но мне показалось, что я заметил, как на мгновение ее взгляд испуганно остановился на острой, блестящей игле. На этот аргумент возразить было нечего, я был практически уверен, что она говорит правду. Но также было ясно и то, что она в последнюю очередь задумывается сейчас о своей способности спокойно видеть собственную кровь.

— Н-да, — протяжно произнесла Элен. То ли она хотела помучить Юдифь, то ли действительно думала, что имеет смысл раздуть до невозможности ее страх перед тем, что ей предстоит, чтобы она при каждом движении врача готовилась к чему-то худшему и в результате испытывала облегчение, когда небольшая операция не оправдает ее самых худших опасений?

— Просто удивительно, как сильно иногда кровоточат такие небольшие раны, — пояснила Элен. — Как будто больной побывал на скотобойне. Я работаю в операционном блоке уже больше семи лет, но не перестаю удивляться, как кровава эта профессия.

— Да что ты хочешь этим сказать? — вскипела Юдифь.

— А что? — Элен как будто удивилась. — А ты как думаешь, что я могу этим сказать?

Да, она хотела помучить Юдифь. Я поймал крошечный, довольный блеск в ее холодных голубых глазах. Что это значит, черт возьми? У нас полно других забот, и мы не должны психологически давить друг на друга. Ну хорошо, я повел себя с Карлом на кухне ничуть не лучше, но это совсем другое, у меня все-таки была цель…

Стоп, пронеслось у меня в голове. Может быть то, что делала сейчас эта рыжая бестия с Юдифью, что она сейчас говорила, что она сейчас будет делать с ее рукой, — это то же самое, что я тогда на кухне делал с Карлом. Возможно, то, что заставило Элен играть эту роль, вовсе не было садистской жестокостью, а лишь необходимостью немного попытать Юдифь, потому что она подозревала ее так же, как я прежде (и все еще в какой-то степени теперь) подозревал Карла.

— Я могу подтвердить, что Юдифь была придавлена опорной балкой — наобум ляпнул я. — Она просто была не в состоянии подняться в кухню.

— А я этого и не говорила, — вызывающе парировала Элен, но мышцы ее лица слегка дрогнули, и я понял, что попал в точку. — Я всего лишь сказала, что меня каждый раз удивляет, как сильно кровоточат маленькие раны.

— Особенно, когда ранено горло, — мрачно добавил Карл.

Я заметил, как Юдифь взглядом попросила меня успокоиться. Она поняла то, что мне стало понятно, еще когда я поднялся сюда вместе с Карлом: толстый хиппи изо всех сил старается посеять между нами вражду, чтобы мы обратились друг против друга, а он воспользуется моментом, чтобы сбежать, даже если это не облегчит всерьез его положения. Любое слово, сказанное дальше в этом споре, только усугубит разлад.

— Знаешь, Карл, не путай мое снисхождение с доверием. Если я сомневаюсь в личности виновного, это еще далеко не означает, что я тебе доверяю, — Элен повернулась к хозяину гостиницы и смерила его презрительным взглядом. От ее внимания также не ускользнула неудачная попытка Карла натравить нас друг на друга, и она сделала из этого свои выводы. «Поздравляю, толстячок», — довольно подумал я про себя, пока Элен продолжала говорить. Это был классический гол в собственные ворога. — Знаешь, Карл, по-моему, многовато косвенных улик, которые говорят против тебя.

Она жестом показала Юдифи, чтобы она опустилась на свободную кровать, извлекла из аптечки первой помощи пару стерильных перчаток, взяла иглу и ловко продела в нее голубую нить.

— Ну, например, тот факт, что все мы встретились в твоем ресторане.

— Но это единственное заведение в поселке! — раздраженно ответил Карл. — Где бы еще могла состояться встреча?

— А еще то обстоятельство, что ты уже давно работаешь привратником здесь, в крепости, и должен знать хозяев этого замка. Что ты обманывал нас, пока это было возможно, — продолжала Элен, очищая рану Юдифи каким-то алкоголем при помощи ватного тампона. — Думай о чем-нибудь постороннем…