Теперь, после того как удалось установить принадлежность к коллекции Муренина найденных у покойного туриста иконы и креста, работу группы Бурмина планировали вести в районе Больших и Малых Камней. В псковском музее удалось разыскать портрет Исидора Львовича Муренина, написанный неизвестным французским художником в 1876 году. Муренин изображен на нем еще молодым — представительным красавцем в темно-вишневом плаще.

Бурмин изучал собранные документы. Рядом с фотографиями современников Муренина, живших когда-то на Псковщине, лежали снимки оскверненной фашистами псковской и новгородской земли. На одном из них — Псков после Отечественной войны: груды развалин, следы пожарищ, взорванные памятники архитектуры. На ярмарке, устроенной в Риге во время оккупации, гитлеровские «носители новой культуры» распродавали иконы и редчайшие древние книги, награбленные в псковских церквах и музеях. Из Пскова оккупанты вывезли в Германию бесценные произведения искусства. К сожалению, описаний вывезенных фашистами сокровищ из Пскова было немного. Бурмин надеялся разыскать еще какие-либо описи украденного, хотя вряд ли можно это сделать за несколько дней. Но теперь все же была надежда, что не вся коллекция ушла за рубеж.

«Но то оккупанты, — размышлял Бурмин. — А тут среди своих находятся подонки — крадут и продают за границу национальные сокровища. Надо наказывать за это по всей строгости...»

Бурмин шел на станцию метро «Аэропорт» к улице Усиевича. Вдоль Ленинградского проспекта дул холодный северный ветер. Даже не верилось, что совсем недавно пригревало солнце, голубело небо, звенела капель.

В портфеле Бурмин нес цветную фотографию иконы, найденной у погибшего туриста. Он уже знал, что икона была кем-то реставрирована. И сейчас думал об этом: «Совсем недавно держал ее кто-то в руках. Поновлял это чудо. Знал ли, что это такое? Возможно, знал. Эксперты заключили, что реставрация тонкая, такая работа по силам лишь опытному мастеру. Вероятнее всего, что он пожилой человек, старой школы. Но пока «почерк» его никто не признал».

Бурмин направлялся к известному художнику и коллекционеру древней живописи Кузнецову. Бурмин был знаком с книжной графикой Кузнецова, с его статьями об искусстве. Этот художник снискал уважение не только за мастерство, но и за бескорыстное служение любимому искусству. Его талант долгое время не был признан, и лишь за последние годы о его творчестве появились серьезные статьи, были организованы выставки его работ, которые получили высокую оценку. Пришло признание. И известность.

Дом, где жил Кузнецов, был неказистый. Таким же он оказался и внутри — облупленные стены, давно не убиравшийся подъезд. Трудно представить, что в этом доме живет известный художник, один из лучших иллюстраторов классики.

На звонок вышел сам хозяин. Небольшая прихожая до потолка была заставлена стеллажами с книгами. Бурмин разделся и прошел в комнату. Она показалась ему мрачноватой. Может быть, благодаря низкому потолку. И потому в нее как-то не вписывался крупный, широкоплечий хозяин. Но Кузнецов отдернул штору, и Бурмин сразу обратил внимание на большие иконы без окладов, развешенные по стене напротив окна. Тут были и Николай-чудотворец в белом, расшитом крестами одеянии, и Георгий-победоносец, копьем разящий дракона, и братья Борис и Глеб.

Увидев, что Бурмин с интересом разглядывает иконы, Кузнецов спросил:

— Вам это интересно?

— Да, конечно... До чего же хорош Георгий. Тоже новгородской школы?

— Но почему «тоже»? У меня здесь из новгородских только Егорий.

— Это к тому, что мое посещение связано с иконой новгородской школы.

— С моей? — Кузнецов снял очки и выжидающе-настороженно взглянул на Бурмина.

— Нет, не с вашей. А вот с этой... Бурмин вынул из портфеля цветную фотографию муренинской иконы и подал Кузнецову. Тот рассматривал ее и хмурился, взял увеличительную линзу и водил ею над снимком. Потом принес книги и несколько листков, исписанных старомодным почерком, просмотрел их и, повернувшись к Бурмину, спросил:

— Что вы хотите от меня услышать?

— Все, что можете и считаете нужным сказать.

— Предпочел бы увидеть оригинал.

— Сейчас я не мог его захватить. Вы знаете эту икону?

— Полагаю, судя по вашей реплике о Егории, вы разбираетесь в живописи. Сюжет «Положение во гроб» — один из наиболее распространенных.

— Вам приходилось видеть ее?

— Эту икону? Да я бы оставил сейчас все дела и отправился хоть на край света, чтобы посмотреть на нее.

— Она не так далеко, и вы ее скоро увидите.

Кузнецов сел в кресло, положив на подлокотники большие узловатые руки. Бурмин решил не торопить события. Ясно, что Кузнецов знает что-то, связанное с иконой и потому волнуется. Он приглядывался к Бурмину, словно оценивая.

— Понятно, что фотография сделана с оригинала. Мне не пришлось его видеть. Но сюжет, именно в таком решении, мне знаком, и я допустил ошибку, когда отказался приобрести подделку...

В прошлом году осенью, примерно в конце октября, да, да, еще до ноябрьских праздников, у подъезда меня ожидал незнакомый человек. Я шел тогда на рынок. Он сказал, что у него ко мне дело.

Настроение у меня в то утро было неважное, а этот человек встретил меня как раз в такую минуту. Он предложил мне икону. Величиной она была точно такая, как ваша фотография, но, разумеется, без украшений. На их месте — клейма. Написана на старой доске, по-видимому, по живописи, которую восстановить было невозможно, или она не имела ценности. Поверьте, это была искуснейшая подделка, на такую можно клюнуть и знатоку. Но, к сожалению, я был тогда в таком состоянии... не сообразил, что эта икона, вернее, копия с нее... — Кузнецов вдруг замялся. — Словом, не сообразил, что копия сделана добросовестно и даже как копия представляет интерес. А что это подделка, определил лишь по срезу доски. Она была отпилена с двух сторон по размеру подлинника, все вроде бы и заделано тщательно, но я незаметно поскоблил и заподозрил, что срез свежий. Но это мало кто может определить сразу — у меня есть свои секреты...

Так вот, вижу — незнакомец начинает нервничать, что я долго рассматриваю, мы ведь стояли в подъезде. Он заверил, что икона подлинная, за большую сумму куплена в Каргополе у священника-коллекционера и что он предлагает мне ее по поручению владельца — тот не желает назвать свое имя, но хочет, чтобы икона была в моей коллекции. Вы понимаете, что это такое? Я ему сразу же ответил, что в темные сделки никогда не вступаю, иконы «со стороны» не покупаю, поскольку это законом не одобряется.

Забыл вам еще сказать, что человек этот не выглядел перекупщиком краденого. Я ведь и таких встречал. Он сказал, что ничего «темного» здесь нет и что раньше икона была в окладе, а потом его сняли, и пришлось доску чуть срезать с двух краев. А ведь я ему о срезах и слова не сказал. Похоже на правду — ведь клейма поновлены и вроде в тех местах, где был оклад. Я еще раз внимательно рассмотрел клейма и окончательно убедился — это всего лишь подделка. И рассердился, конечно, что меня за глупца принимают. Что-то я этому человеку сказал резкое, но он шел рядом до самого рынка, хотя я брюзжал и ворчал. Он исчез сразу, как только мы оказались в толпе... Да, но что же все-таки вы от меня хотите узнать, молодой человек?

— Примерно то, что вы рассказали. И не можете ли поточнее вспомнить приметы того человека? И не известна ли вам принадлежность этой иконы к какой-либо коллекции? У нас есть предположения, но ваше подтверждение для нас важно.

— У меня не предположение, а уверенность в том, что икона эта из коллекции помещика Муренина. Вот, пожалуйста, копия с описи его коллекции. — Кузнецов подал лист Бурмину. — Вот видите? Описан не только сюжет, но и размер, и количество камней, и какие именно камни. Так что усомниться трудно... А насчет описания того человека... Зачем это вам? Я и так сожалею, что сказал лишнее. В деле коллекционирования есть нюансы, понятные лишь специалистам. Мотивы, по которым человек так вел себя, могут быть некоторым образом оправданы. Поэтому, не зная сути дела, я не должен был упоминать о нем. Одно слово «донос» вызывает у меня вполне определенную реакцию... Поймите, мне это крайне неприятно. При чем здесь этот человек? Вы о нем и не знали, пока я не проболтался.