"Небогато!" - определяет Белобородов.

Еще минуту он молча смотрит на карту, потом круто поворачивается к обступившим его командирам.

- Что все это значит?! - восклицает он. - Какой вывод из этого извлечь? Где искать решения?

Он обводит взглядом присутствующих, но все молчат.

- Замысел был плох? - громко вопрошает он и опять оглядывает всех. И опять все ждут, что скажет генерал. - Нет, друзья, замысел был не плох окружить и уничтожить всю эту группировку! (Белобородов сопровождает эти слова энергичным жестом.) Но исполнение подгуляло... Да и противник не из слабеньких... Однако есть ли у нас основания отказываться от этого замысла, скомандовать "Стоп!"? Таких оснований я не вижу. Силы есть, погода подходящая, голова на плечах есть. Но надо объегорить врага: надо создать у него впечатление, что у нас голова не для того, чтобы думать, а для того, чтобы стену прошибать. Два приятеля, которые тут стоят, приложили к этому достаточно стараний. Надо создать впечатление, что мы по-прежнему лезем на рожон. Докучаеву и Коновалову приказ: возобновить огонь по школе и кирпичному заводу, пустить на полный ход все винтовки, пулеметы, минометы, демонстрировать продвижение. Чтобы у вас там все трещало! И посильней, чем утром. Погорелову бить туда же артиллерией! Долбить и долбить по Снегирям! Понятно?

- Понятно, товарищ генерал, - один за другим отвечают командиры.

- Теперь самое главное! Суханов, тебе задача! И тебе, Сидельников! Произвести глубокий обход лесом и выйти на шоссе у Трухаловки! Суханову справа, Сидельникову - слева! Давайте сюда ближе к карте! И Родионыч, двигайся сюда!

Повернувшись, Белобородов опять склоняется над картой.

- Витевский, карандаш! - лаконично требует он.

Витевский быстро подает красный карандаш, Белобородов берет не глядя; его глаза устремлены на карту. Он примеривает последний раз, чтобы отрезать. Наконец двумя взмахами руки он прорезает карту двумя красными кривыми линиями, круто огибающими Рождествено и Снегири и смыкающимися на шоссе близ Трухаловки.

- Ты, Родионыч, через лес поведешь Суханова, Сидельникову тоже дашь проводников. Сумеешь проскользнуть, чтобы ни одна душа вас не заметила?

- Это нам как щенка подковать, - отвечает Родионов.

- И помнить, - голос Белобородова гремит, - помнить, что сказал Суворов: где олень пройдет, там солдат пройдет; где солдат пройдет, там армия пройдет. Выступать через полчаса!

- Через полчаса не успеть, товарищ генерал! - говорит Суханов.

- Надо успеть! - властно отвечает Белобородов. - Звони к себе, пусть через десять минут собираются командиры батальонов, а отсюда я тебя доброшу на машине,

- Верхом вернее по такому снегу!

- Там как хочешь - хоть верхом, хоть ползком, хоть семимильные сапоги достань, но (Белобородов смотрит на часы) к двадцати двум часам умри, а будь на месте и начинай работу. Пойми, Суханыч, упустить можем эту шпану!

- Будем, товарищ генерал, - сиплым шепотом произносит Кондратенко.

- А ты, Сидельников, успеешь?

- Если понадобится, бегом поведу, товарищ генерал.

- Вот это по мне! Встретите дозор, уничтожать по возможности без выстрела. Наткнетесь на сопротивление - не ввязывайтесь, оставить заслон и обходить! Но к двадцати двум ноль-ноль обоим быть вот здесь! - Генерал стучит пальцем по скрещению красных линий. - Задача - не дать уйти ни одному мерзавцу из Рождествено и из Снегирей. Окружить и уничтожить.

И он еще более энергично, еще более страстно показывает руками, как это сделать: окружить и уничтожить! Затем он разъясняет некоторые подробности задачи: по прибытии на место установить меж собой связь и по сигналу начать бешеную пальбу, особенно из минометов, по Снегирям, Рождествено и Трухаловке. Трухаловку пощупать; если сопротивление незначительное - овладеть! Но не в этом суть, главное - отрезать немцам пути отхода, не дать прорваться по шоссе ни одной машине, ни одному фашисту. А потом истреблять их по лесу.

- А какой будет сигнал? - спрашивает Суханов.

Белобородов на мгновение задумывается.

- Залп "раисы"! - решает он. - Погорелов, придется еще раз угостить Трухаловку. Сумеешь?

- Сделаю, товарищ генерал...

- Останься, мы с тобой это обмозгуем. Ну, товарищи, все ясно? Вопросов нет? Нет. Идите выполнять задачу! - И он повторяет фразу, которую сказал мне на крыльце: - Сделать аминь всей этой группировке!

Командиры уходят. Белобородов потягивается и говорит:

- Теперь до двадцати двух больше новостей не будет! Вздремнуть бы, да не заснешь...

Прежде чем прилечь, он берет телефонную трубку:

- Кто у телефона? Передайте командиру, чтобы утром наградные листы на пулеметчиков были у меня.

Наскоро попрощавшись с генералом, я спешу догнать Суханова и Кондратенко. Знаю: туда, к ним, перемещается сейчас самое интересное, самое важное в этом необыкновенном дне.

14

У Белобородова, после того как прибыли Бронников и Родионов, все неслось так стремительно, что я забыл посматривать на часы и снова вынул их, лишь войдя в штаб полка.

Часы показывали восемнадцать сорок.

Штаб полка был расположен в деревушке Талица, меж станциями Гучково и Снегири, в здании кирпичного завода, в большой сводчатой печи для выжигания кирпичей. Несколько ламп, в которых горел бензин, смешанный с солью (его пламя белее и ярче керосинового), освещали эту странную резиденцию штаба.

В печи было жарко. Ее обогревала накаленная железная бочка из-под горючего с вырезанным в днище отверстием - походная "буржуйка" штаба.

Сюда уже собрались командиры батальонов, извещенные по телефону.

Я сразу узнал капитана Романова, комбата один, героя дивизии, неизменного участника самых опасных и самых славных ее дел. Среди всех одетых в шинели он один был в ватной телогрейке, туго стянутой ремнем.

И почти все другие были мне знакомы: старший лейтенант Копцов, две недели назад командир роты, заменявший теперь выбывшего комбата два; начальник штаба старший лейтенант Беличков; капитан Тураков, начальник оперативной части, не умеющий прикрикнуть, грозно приказать, но преданный полку, старательный, мягкий, милый человек. Здесь же начальник связи, командиры пешей и конной разведки, командир саперной роты.

Войдя, Суханов молча достал из полевой сумки карту, расстелил ее около лампы, почесал шею.

Кондратенко уселся на кровать, сбитую из нестроганых досок.

Собравшиеся продолжали негромко разговаривать, шутить, посмеиваться, никто ни о чем не спросил командира полка, некоторые даже не посмотрели туда, где он сидел, но во всем - даже, казалось, в самом воздухе этого низкого сводчатого помещения - чувствовалось возбуждение, напряжение, нервное ожидание.

- Вот, товарищи, задача, - негромко и неторопливо произнес Суханов.

Разговоры мгновенно оборвались. Все подошли к командиру полка.

И по-прежнему неторопливо, порой сам прерывая себя размышлениями вслух, Суханов изложил задачу.

- Пути, пути надо искать, - сказал Романов.

- Путь знакомый, - улыбаясь, ответил Тураков. - По этому лесу отходили. Теперь вперед пойдем.

- Нас Родионов поведет, - сообщил Суханов.

- С Родионовым пройдем, - уверенно сказал Романов. - Но протащим ли обозы?

- Когда пойдем тропками, придется оставить под охраной. Минометы, боеприпасы - все возьмем на спины.

- А пушки?

- Пока здесь оставим.

- Нет, - говорит Родионов, - я свою возьму. Хоть на плечах, а потащу.

Суханов обращается к начальнику связи:

- Радио тоже придется нести на себе.

- Нельзя, товарищ подполковник. Оно смонтировано с машиной... Принимать без мотора будет, а передавать не будет.

- А сколько у нас провода?

- Восемь километров...

- Тогда радио подвезти как можно ближе, потом провод будем за собой тащить.

Следующий вопрос Суханова к командиру саперной роты:

- Миноискатели исправны?

- Так точно.