— Не знаю, что ты думаешь, но все это не правда. Я не могла заставить Билли Т, не делать со мной то, что он вытворял.
Он посмотрел на нее так, словно у нее вдруг выросли рога.
— Знаю. По-твоему, я всерьез думал, что тебе это нравится?
Слова так и посыпались с ее губ:
— Но ты представил дело так, будто остановить его было парой пустяков. Говоришь два слова маме — и все кончено. Но для меня все было не так просто. Я боялась. Он продолжал делать мне больно, и, пока не отослал маму, я боялась, что он и ей причинит боль. Он говорил, что никто мне не поверит, если я расскажу, а мама меня возненавидит.
Далли подошел к ней и уселся рядом. Она увидела потертую кожу на носках его мокасин и следы попыток закрасить эти отметины. Интересно, ненавидит ли он бедность так же сильно, как она, вызывает ли в нем бедность такое же, как у нее, чувство беспомощности?
Далли откашлялся.
— Почему ты сказала сегодня, чтобы я сам приколол тебе цветок? Ну, чтобы начал лапать? Ты решила, что я из таких, когда услышала, что я говорил Хенку и Ритчи?
— Не только из-за этого.
— Тогда почему?
— Я подумала, что, может… после того, что ты видел с Билли Т… ты, может, ожидал, что я… ну, я займусь с тобой сексом.
Резко подняв голову, Далли негодующе уставился на нее:
— Тогда почему согласилась со мной пойти? Если ты думала, что только это мне от тебя нужно, какого черта пошла со мной?
— Наверно, потому, что где-то внутри надеялась, что ошибаюсь.
Встав, он свирепо глянул на нее:
— Да? Ну, так будь уверена, что ошибалась. Еще как ошибалась! Не знаю, что там с тобой происходит. Ты же самая красивая девчонка в школе! И неглупая. Знаешь, ты мне понравилась на самом первом уроке английского.
— Откуда, по-твоему, я могла об этом догадаться, если ты хмурился каждый раз, когда глядел на меня?
Он отвел взгляд в сторону.
— Просто ты должна была знать, и все.
Они больше не разговаривали. Выйдя из здания, пошли к стоянке автомобилей перед стадионом. С трибун послышался рев болельщиков, и из громкоговорителя донеслось: «Конец первого тайма. Побеждает Вайнетт!»
Далли, взяв ее руку в свою, сунул в карман темно-синей куртки.
— Сердишься, что я опоздал?
Холли Грейс повернулась к двери спортзала. На какое-то мгновение она растерялась, глядя на двадцатисемилетнего Далли, привалившегося к центральной стойке. Он выглядел крупнее, солиднее и гораздо красивее, чем тот угрюмый семнадцатилетний подросток, в которого она была влюблена. Холли Грейс быстро пришла в себя.
— Конечно, сержусь. Фактически я только что сказала Бобби Фритчи, что сегодня пойду с ним хоть на скачки, хоть на пляж, лишь бы не дожидаться тебя. — Сняв сумочку с плеча, она тихонько раскачивала ее за ремень. — Узнал что-нибудь о той английской малютке?
— Никто ее не видел. Думаю, в Вайнетте ее нет. Мисс Сибил передала ей деньги, что я оставил, и она, должно быть, уже летит в Лондон.
Холли Грейс видела, что он все еще обеспокоен.
— Думаю, она заботит тебя больше, чем ты хочешь показать. Хотя, по правде говоря — если не учитывать ее сногсшибательную красоту, — не могу взять в толк почему.
— Она другая, вот и все. Скажу тебе одну вещь. Никогда в жизни мне не приходилось иметь дело с женщиной, так непохожей на меня. Противоположности могут сходиться, но только вначале, потому что не очень хорошо подходят друг другу.
Она устремила на него слегка погрустневший взгляд:
— Временами это случается и с похожими людьми.
Он двинулся к ней той медленной, сексуальной походкой, от которой у нее, казалось, все внутри начинало плавиться.
Притянув ее к себе, он стал танцевать, мурлыкая ей на ухо: «Ты потеряла это чувство — любовь». Несмотря на такую импровизированную музыку, их тела двигались на редкость слаженно, словно они протанцевали вместе не одну сотню лет.
— Черт возьми, в этих туфлях ты такая высокая, — пожаловался он.
— Ты из-за этого так нервничаешь? Жаль, что никто меня сейчас не видит.
— Если зайдет Бобби и увидит, как ты на таких каблучищах отплясываешь на его новом баскетбольном покрытии, мало тебе не покажется!
— Мне до сих пор трудно представить, что Бобби Фритчи — тренер баскетбольной команды Вайнетта. Я еще помню, как околачивалась под дверями, когда вы двое по утрам отрабатывали уроки.
— Вы лжете, Холли Грейс Бодин. В жизни не отрабатывал уроков по утрам. Вместо этого я получал трепку.
— И отрабатывал тоже, сам знаешь. Ведь всякий раз, когда кто-нибудь из учителей лупил тебя, мисс Сибил поднимала такой шум, что они предпочитали с ней не связываться.
— Это то, что помнишь ты. А я помню совсем другое. — Далли щекой прижался к ее щеке. — Увидев тебя здесь, я вспомнил те танцы в день встречи выпускников. В жизни не потел сильнее, чем тогда. Мы танцевали все время, и мне приходилось держаться от тебя подальше, уж слишком сильно ты меня возбуждала. Я только и думал, как бы поскорее забраться с тобой в «Эльдорадо», который позаимствовал, но я знал, что, даже останься мы наедине, все равно не смог бы дотронуться до тебя из-за того, о чем мы тогда говорили. Это была самая разнесчастная ночь в моей жизни.
— Насколько мне помнится, твои несчастные ночи продолжались не слишком долго. Я, наверное, была самой легкомысленной девчонкой в округе. Черт побери, я не могла думать ни о чем другом, кроме как о сексе с тобой. Мне так сильно нужно было стереть воспоминание о Билли Т., что ради этого я готова была пойти хоть в ад…
Холли Грейс, лежа навзничь на узкой кровати в убогой комнатенке Далли, плотно закрыла глаза, когда он ввел в нее палец.
Застонав, он начал тереться о ее бедра. Грубая ткань его джинсов царапала оголенную кожу ее ноги. Трусики Холли Грейс вместе с туфлями валялись на полу рядом с кроватью, но в остальном она была более или менее одета — расстегнутая до пояса белая блузка, расстегнутый и съехавший на сторону лифчик, шерстяная юбка, целомудренно скрывающая руку Далли, исследующую область между ее ног.
— Пожалуйста… — прошептала Холли Грейс, изогнувшись под его рукой. Она слышала его дыхание, тяжелое и сдавленное, его бедра ритмично двигались по ее бедрам. Она почувствовала, что больше не сможет выдержать. В течение последних двух месяцев их ласки становились все более смелыми. Но они все еще сдерживались: Холли Грейс боялась, что он подумает, будто она слишком торопится, а Далли — потому, что не хотел быть похожим в ее глазах на Билли Т.
Внезапно она ударила его кулаком по спине. Отпрянув, он поднял лицо с влажными и опухшими от поцелуев губами, с покрасневшим подбородком:
— Зачем ты это сделала?
— Затем, что не могу больше этого выносить! — закричала она. — Я хочу сделать это! Знаю, что это не правильно. Знаю, что не должна позволять тебе этого, но я больше не в силах противиться этому. Я вся словно в огне. — Она пыталась объяснить ему. — Все эти месяцы Билли Т, заставлял меня делать это.
Все эти месяцы он делал мне больно. Так неужели я не могу хотя бы однажды сделать выбор сама?
Далли долго смотрел на нее, пытаясь увериться, что она говорит серьезно.
— Я не хочу, чтобы ты думала… Я люблю тебя, Холли Грейс.
Люблю тебя так сильно, как никого еще не любил. И буду любить тебя, если даже скажешь «нет».
Сев на кровати, Холли Грейс сняла блузку и спустила с плеч бретельки лифчика.
— Я устала говорить «нет».
Хотя они уже давно полностью обследовали тела друг друга руками, тем не менее продолжали придерживаться правила не слишком оголяться, и он впервые увидел ее обнаженной выше пояса. Он посмотрел на нее с благоговением и, протянув руку, осторожно провел пальцем по груди.
— Ты так прекрасна, бэби, — произнес он, задыхаясь от волнения.
Холли Грейс, ошеломленная глубиной чувств, открывшейся ей в словах Далли, внезапно поняла, что хочет отдать все этому парню, который был столь нежен с ней. Наклонившись, она сняла гольфы, затем расстегнула пояс юбки, и та тихо скользнула на пол. Он снял майку и джинсы, затем стянул трусы. Она упивалась красотой его тонкого юного тела, глядя, как он ложится рядом на постель. Далли нежно провел рукой по ее волосам. Оторвав голову от смятой подушки, Холли Грейс поцеловала его и ввела язык в его рот. Он со стоном принял его. Их поцелуи становились глубже, и они, постанывая, принялись целоваться взасос; их длинные ноги переплелись, светлые волосы стали влажными от пота.