Звонил Набатников, узнавал, как идут испытания, и просил дублировать на пленке записи анализатора. Дерябин согласился, видимо надеясь, что аппарат Мейсона случайно закапризничал во время грозы и снова начнет работать в более спокойных условиях.

Дерябин тяжело поднялся с кресла, подошел к столу и опять стал рассматривать записи последней передачи. Но что толку? Анализ воздуха так и остался незаконченным.

В дверях появился Аскольдик. Он еще раз обшарил все закоулки территории.

— Не нашли? — спросила подошедшая к нему Нюра.

— Никаких признаков, дорогая.

Все больше и больше Нюрой овладевало смутное подозрение. Припоминался восторженный Димкин рассказ о необыкновенных путешествиях, о метеостанции, которую он устанавливал в горах. Правда, это было давно, но разве сейчас он не захотел бы испытать, как он тогда говорил, «пленительное волнение неизвестности»? Трудно поверить, по все же допустим, что он спрятался в «Унионе». Но Бабкин? Серьезный, спокойный, рассудительный, в конце концов человек семейный, чем он особенно гордился, — разве он решился бы на такую выходку? А вдруг Димка его уговорил? Или что-нибудь другое случилось?

Подойдя к Дерябину, Нюра робко дотронулась до его рукава.

— Борис Захарович, мне кажется, они… там, — и вскинула глаза к потолку.

— Где там? — Дерябин бросил тетрадь на стол. — Договаривайте… Что молчите?

Опустив худенькие плечи, Нюра стояла растерянная и недоумевающая. Борису Захаровичу стало неловко. Проклятые нервы, глупая стариковская раздражительность. Девушка не виновата. Он мягко взял ее за руку, пробормотал какие-то извинения и пожаловался:

— Начальство отдыхает. Будить неудобно, а то бы я спросил товарища Медоварова, как у него с территории люди исчезают? — Он подошел к телефону. Придется самому действовать.

Борис Захарович назвал номер и попросил зайти дежурного по институту.

Вошел заспанный молодой человек в помятом костюме, с четырьмя авторучками, торчащими из кармана.

— Вы дежурный? — вежливо осведомился Борис Захарович и, получив утвердительный ответ, развел руками. — Объясните, пожалуйста, что у вас за порядки? Как можно выбраться с территории, минуя проходную?

— Это исключено, товарищ Дерябин, — уныло возразил дежурный. — У нас охрана.

У Дерябина сердито ершились усы.

— Знаю, что охрана. Но лучше предположить самое невероятное: часовой спал, вахтер пошел домой чай пить… Все, что угодно, допускаю, но люди договорились до абсолютной… — Он бросил взгляд на Нюру и, запнувшись на полуслове, добавил: — В общем, помогите нам… Расследуйте.

Проводив глазами спящего на ходу дежурного, Борис Захарович опустился в кресло.

Вот так история! Неужели Анна Васильевна права? Но когда же они проскользнули в кабину? Перед отлетом ее проверяли. Сам осматривал, потом Медоваров. Другие отсеки были запечатаны. Нет, это невероятно!

Чувствуя, что ноги его стали чужими, тяжелыми, Борис Захарович пошел к столу пеленгации.

— Координаты? — спросил он у радиста.

Тот показал карту. Последняя точка пересечения двух невидимых линий лежала где-то неподалеку от восточного берега Крыма.

Легко постукивая лакированными каблучками, вошла Римма в коротком платье, похожем на розовый куст. По зеленому полю были рассыпаны огромные цветы, каких не выводил еще ни один садовник.

Протягивая Дерябину болтающийся на шнурке полуботинок, Римма рассмеялась.

— Який чобот! Коло забора лежав.

Она рассказала, что нашла его случайно, а потом встретилась с дежурным, и тот просил эту находку показать Борису Захаровичу. Но что самое главное, Римма хорошо помнит, что в таких ботинках приехал маленький инженер, которому она передавала командировку.

— Це его втрата.

— Тонкая наблюдательность, — сердито заметил Дерябин. — Кроме Бабкина, никто таких туфель не носит?

Римма кокетливо потупила глаза:

— Но надо спорить, товарищ начальник. Дивчинам то краще знаты.

Борис Захарович посмотрел на желтый ботинок, казавшийся в этой обстановке нелепым и смешным.

— Вы на территории нашли его или с той стороны забора?

— Конечно, не здесь. Лежал почти на шоссе. Из автобуса заметила.

— Вот видите, Анна Васильевна, — Дерябин отечески положил ей руку на плечо, — ваши опасения не подтвердились, если, конечно, верить наблюдательности Риммы. Значит, наверху никого нет. Ботинок-то потерян за пределами территории. Трудно этому поверить, но выходит, что наши друзья сняли ботинки и перелезли через забор… — Он задумался. — Или наоборот, потом разулись, на шоссе. В общем, чепуха какая-то получается…

Позвонил Медоваров, ему дежурный доложил о всяких нелепых предположениях. В «Унионе» этих халтурщиков быть не могло. Сам осматривал. Все печати целы. А почему мальчики сюда не заехали, так это из-за обиды. Они не рассчитывали, что их так рано отправят домой. Хотелось денька три пошляться по Киеву. На всякий случай можно позвонить на работу Багрецова. А вообще, следовало бы пресечь все эти провокационные слухи.

— Да, кстати, Борис Захарович, — уже льстиво проговорил Медоваров. — Как дела с иллюминаторами из «космической брони»?.. Нормально? Никаких опасений нет? Большое спасибо, золотко.

Нюра с тревогой прислушивалась к этому разговору. Ее, как и Бориса Захаровича, мало интересовали окошки из «космической брони», но вот насчет звонка в институт, где работает Багрецов, это важно. Тогда все выяснится.

— Возьмите на память, Анна Васильевна, — протягивая ей ботинок, сказала Римма. — Мне он абсолютно ни к чему.

Не успела Нюра возмутиться, как случилось неожиданное. Остановились перья самописцев, погасли несколько рядов контрольных лампочек. Выключилась радиостанция «Униона», и лишь на экране радиолокатора можно было убедиться, что диск не упал, не разбился. Сияющий зубчик чуть заметно передвигался вправо.

Но что толку? У Бориса Захаровича екнуло сердце. Летающая коробка со всеми ее приборами ничего уже не сможет рассказать. Оборвалась радиолиния и, сколько бы диск ни летал, на какую бы высоту ни забирался, он никому не нужен. Это все равно что выпустить радиозонд без батареек. В самом деле, не батарея ли здесь виновата? Ярцевские аккумуляторы питают радиопередатчик, они подсоединены ко всем приборам, панорамной телевизионной установке, радиолокатору. Именно эта аппаратура сейчас и не работает. Хорошо, что приемники телеуправления питаются от обычных аккумуляторов, иначе случилась бы полная катастрофа — диском нельзя было бы управлять.

Однако Дерябин все еще сомневался. Аккумуляторы Ярцева не могли разрядиться сразу. Всего лишь полчаса назад, расшифровывая показания, записанные на магнитофонной ленте, Борис Захарович мог убедиться, что напряжение аккумуляторов нормальное. Новая загадка!

Он быстро подошел к столу, где сидела Нюра.

— Надеюсь, вы как следует проверили зарядку аккумуляторов?

— Неужели вы думаете, — помертвевшими губами прошептала Нюра, — что это из-за них?

Отвернувшись в сторону, Римма лениво раскачивала висевший на шнурке ботинок.

Дерябин разозлился:

— Да бросьте вы его! — И когда она от неожиданности выронила ботинок, спросил: — Вы дежурили в аккумуляторной?

Нюра вступилась за свою ученицу:

— Дело не в этом, Борис Захарович. Я сама по нескольку раз проверяла каждую банку. Вот смотрите записи. — Она вытащила из стола толстую тетрадь. Напряжение, под нагрузкой… число циклов…

Водя пальцем по строчкам, Борис Захарович силился подавить гнев, но именно то, что записи оказались в порядке, отнюдь не успокаивало его, а, наоборот, возмущало еще больше, ибо разгадка никак не давалась в руки. Значит, ярцевские аккумуляторы настолько еще не изучены, что могут выкидывать самые невероятные фокусы.

Захлопнув тетрадь, Дерябин вздохнул:

— Ну что ж… Потом разберемся. Видно, зря понадеялся. Так мне, старику, и надо.

Обидно, конечно. Хотел помочь Ярцеву. Уж слишком долго мучается он со своим изобретением. Никто не хотел рисковать. А Дерябин рискнул, за что и поплатился. Сорвались ответственные испытания, и теперь уже никто не поверит в ярцевские аккумуляторы. Не один год пройдет, прежде чем кто-нибудь вспомнит о них. Помог товарищу, нечего сказать.