Подавив дрожь и подхватив свой мягкий кожаный портфель, Роми выбралась из машины с желанием поскорее избавиться от весьма неприятного ощущения, что за ней наблюдают. Она протянула руку, собираясь позвонить, как вдруг дверь открылась, и Роми застыла, глядя снизу вверх на мужчину с холодным и красивым лицом, черты которого навсегда врезались ей в память. Доминик Дэшвуд — собственной персоной, наяву и во плоти. Боже правый! Восторг и отчаяние накатили на Роми, словно приливная волна, когда она осознала, что время и зрелость только усилили его потрясающую привлекательность. Он и тогда производил впечатление весьма энергичного человека, но теперь у него был спокойно-уверенный вид человека весьма и весьма преуспевающего. Благодаря профессиональному навыку Роми все же удалось изобразить на лице одновременно вежливость и бесстрастие, словно он был просто еще один клиент, с которым у нее встреча.

— Здравствуйте, — негромко сказал он.

— З-здравствуйте, — произнесла она заикаясь. Она чувствовала себя как какая-нибудь шестнадцатилетняя девчонка в присутствии любимой поп-звезды. Господи, ну зачем она согласилась взяться за эту работу? Неужто она, Роми, действительно настолько глупа, что думает, будто теперь у нее выработался иммунитет к нему? После всего, что между ними было? Как же ей поступить? Притвориться, что не узнает его? Она искала хоть малейшего знака, что он узнал ее, но не видела у него в глазах ничего, кроме рассеянной вежливости. Значит, он либо действительно не узнает ее, либо притворяется, что не узнает. Что ж, мистер, в эту игру можно играть и вдвоем!

— Роми Солзбери, — констатировал он своим глубоким голосом, от которого она, как и прежде, покрылась гусиной кожей. Его серые, стального оттенка глаза прошлись по ней откровенно оценивающе. Роми подождала, но он больше ничего не сказал, и она старательно сохраняла нейтральное выражение лица, решив не показывать, как сильно ей хочется узнать, почему он пригласил ее сюда. То, что он нанял именно ее, могло быть, конечно, и простым совпадением. Ведь она действительно один из лучших устроителей приемов. Так зачем доискиваться каких-то скрытых причин, которых может вовсе и не быть? Наверное, хорошо, что он не узнал ее. Пять лет ведь срок немалый. Однако в глубине души она знала, что совсем не по случайности оказалась здесь в этот уик-энд. Такие мужчины, как Доминик Дэшвуд, никогда не допустят, чтобы непредсказуемые факторы вроде случайностей и совпадений управляли их жизнью.

— Верно, — подтвердила Роми с улыбкой и решила следовать его примеру: держаться вежливо, но отстраненно. Очень отстраненно. — Значит, пользуясь методом простого исключения, можно сделать вывод, что вы, должно быть… — она запнулась, стараясь отогнать от себя мысль о том, что он умопомрачительно красив, и как только она могла забыть об этом! — «Остен Холдингз», не так ли? — бодрым тоном закончила она, упомянув фирму, через которую он сделал заказ, чтобы сохранить инкогнито. Она протянула ему руку, ужасно радуясь в душе, что по крайней мере это ему не удалось! — Так как же мне вас называть? Остен? — спросила она медовым голосом. — Или Холдингз?

Доминик едва сдержал невольную улыбку, пытаясь понять, было ли ее холодное безразличие притворным или же настоящим. Гордость Доминика и его «я» восставали против немыслимого — того, что она его не помнит! Но он колебался какую-то долю секунды, а потом взял протянутую руку женщины в свою.

— Называйте меня Доминик, — сказал он негромко. — Или Дэшвуд, если вам так больше нравится.

Его серые глаза сверкнули в предвкушении ее реакции, и это укрепило решимость Роми сохранять бесстрастное выражение на лице.

— Прекрасно, Доминик, — согласилась она ни к чему не обязывающим тоном. — С какой стати я стала бы называть вас Дэшвудом?

Он улыбнулся, но теперь Роми уловила холодную искру гнева в глубинах его серых глаз. Неужели он разозлился на то, что она якобы не узнала его?

— Ну, потому что женщинам ныне, кажется, доставляет удовольствие называть мужчин по фамилии, — пояснил он, и в его глубоком голосе ей послышалась какая-то жесткость. — Возможно, это напоминает им школьные годы или просто дает ощущение власти над противоположным полом, — заключил Доминик с невысказанным вопросом в глазах.

Роми не могла собраться с мыслями в достаточной степени, чтобы отвечать на какие-либо вопросы, невысказанные или высказанные. Потому что его рукопожатие стало почти шокирующе интимным, словно первая мимолетная ласка. Когда он сжал ее пальцы, Роми инстинктивно открыла рот и резко втянула в себя воздух — она вспомнила, как уверенно эти руки исследовали когда-то каждый сантиметр ее тела… Роми стоило огромных усилий удержаться на ногах.

— Вам нехорошо? — Он сощурился и обхватил ее за талию, успев заметить, как потемнели ее глаза и сразу затвердели соски. В следующую секунду Доминик почувствовал, как от короткого, торжествующего всплеска сексуальной силы внизу живота у него разлилось тепло. Его голос звучал озабоченно, но от Роми не ускользнул оценивающий блеск этих серо-стальных глаз.

— Нет. Просто очень жарко. — Разозлившись, она оттолкнула его.

— Да, конечно, — вежливо проговорил Доминик. — Вам жарко, и вы нервничаете. Такого жаркого июля, как этот, никогда еще не отмечалось. Тогда почему бы нам не войти в дом? Я приготовлю для вас какой-нибудь прохладительный напиток, и мы поговорим о нашем деле.

Роми с ужасающей ясностью понимала, что он становится хозяином положения, и не могла взять в толк, почему позволяет ему это. Работа для нее была равнозначна смыслу жизни. Она была устроителем праздников, или «экспертом по развлечениям», как предпочитала называть свой род занятий. Она брала на себя все утомительные хлопоты по организации любого мероприятия — от чаепития для самых маленьких детишек по случаю дня рождения и до грандиознейшего охотничьего уик-энда. Большую часть своего рабочего времени она проводила в домах других людей — это были и суровые шотландские замки, и самые роскошные лондонские резиденции. В прошлом у Роми никогда не возникало ни тени сомнения относительно характера ее работы. Почему же сейчас она чувствует себя бедной, бездумной мошкой, которую заманивает в паутину зловредный черный паук? И почему, черт возьми, он ничего не говорит о том, что произошло между ними пять лет назад? Не вспоминает о человеке, за которого она сразу после этого вышла замуж? С ощущением слабости и дрожи в ногах она прошла за ним по длинному, гулкому коридору в просторную, полную воздуха гостиную, окна которой выходили в сад, пестревший яркими летними цветами. В глубине сада на поверхности пруда играли слепящие золотые блики.

— Садитесь, пожалуйста, — предложил ей он, хотя сам не сел, а отошел и встал возле камина. И принялся рассматривать ее с холодной настороженностью во взгляде. При этом лицо его приняло выражение такой оскорбительной отчужденности, что Роми вдруг страшно захотелось ударить его.

— Спасибо. — Она присела на краешек софы с обивкой из желтого дамаста и повернулась к нему. Призвав на помощь всю свою смелость, она сделала глубокий, очень глубокий вдох и сказала: — Итак, зачем вы пригласили меня сегодня сюда, Доминик?

Так хорошо запомнившиеся ей губы иронично изогнулись.

— А! Так вы меня все-таки узнали?

Она улыбнулась ему невеселой, нервной улыбкой.

— Не смешите меня! Разумеется, я вас узнала!

— Ну вот, уже легче, — язвительно заметил он.

— Вы что же — думаете, что я всегда занимаюсь…

— Сексом с совершенно незнакомыми мужчинами в лифтах? — сухо закончил он за нее.

Гнев окрасил румянцем щеки Роми.

— Я не занималась сексом с вами! — запротестовала она охрипшим от волнения голосом.

— Разве? Наверное, это зависит от того, что вы подразумеваете под словом «секс», — издевательски уточнил он. — Правда, мы не дошли до фактического…

— Прекратите! — выкрикнула Роми и зажала уши ладонями, но тут же опустила руки, осознав, каким детским должен казаться этот жест.