Олег стоял на месте. И было ему странно и тяжело, и хотелось плакать. А ещё — было жалко эту девушку. Не нашлось у неё того, кто вот так ради неё пришёл бы спасать…

Ольга на плече застонала тихо и пошевелилась.

— Никогда… ни за что… — выдохнула она. И Олег, придерживая тяжёлое, но живое тело, зашагал по булыжникам.

Сперва он хотел идти к воротам. Но по времени было ещё рано, и мальчишка свернул на втором повороте. Тут оказалась такая же улица, только, пожалуй, почище и не настолько многолюдная. И что ему тут делать?

Внезапно его охватило отчаянье. Куда же всё-таки дальше? Мальчишка замедлил шаг, пытаясь сообразить. И встретился взглядом с наголо бритым человеком. Безбородый, безусый, запахнутый в серый плащ, он стоял на верхней ступеньке лестницы, вёдшей к двери с изображением — не на вывеске, а прямо на двери — алых человеческой руки и ножа странной формы.

Глаза человека — проницательные, холодные (серые, кстати) обежали с ног до головы босого, потного мальчишку-оборванца и его ношу. Потом бритый лёгкими шагами спустился по ступеням, подошёл, откинул край платья. Ещё раз окинул взглядом Олега.

И кивнул на дверь…

...Едва сделав первый шаг, Олег понял, что попал к врачу. Можно было догадаться по рисунку на двери, если бы мальчишка дал себе труд. В небольшом помещении, куда он попал с улицы, был устроен фонтанчик — а точнее, умывальник — в виде всё той же птицы, из клюва которой в мраморную чашу падала вода. А около входа в другую комнату с обеих сторон стояли чёрные каменные статуи женщины с плоским лицом без черт. В обеих руках она держала ножи той же формы, которые были изображены на двери. Ноги женщины опирались на человеческие черепа.

Бритый поманил Олега за собой. В соседнюю комнату свет попадал через потолок, закрытый огромной пластиной какого-то прозрачного материала — вроде бы даже стекла, из-за чего всё помещение приобретало неожиданно и неуместно «современный» вид. Между двух закрытых полотном длинных столов стояло каменное ложе. Бритый что-то сказал. Олег помотал головой. Тогда он указал на Ольгу и на это ложе.

Почти с облегчением, но осторожно, Олег уложил свою ношу на камень. И отвернулся. Теперь смотреть на девчонку было стыдно. Он стал тщательно сворачивать платье и услышал какой-то вопрос врача. Уже привычно показал на рот и уши — и отшатнулся, когда врач, подойдя, взялся за нижнюю челюсть мальчишки. Подвигал ею, резким нажатием заставил открыть рот, потом поводил пальцем перед глазами мальчишки. Олег сердито вырвался. Врач усмехнулся, покачал головой и потёр рука об руку, помахал ими в воздухе, показал на лицо Олега и ноги, потом — на ещё одну дверь в дальней стене. Предлагает вымыться, понял Олег и сделал было несколько шагов, но потом оглянулся на лежащую на столе и вроде бы даже не дышащую Ольгу. Врач сделал нетерпеливый жест — иди! Олег взялся за рукоять ножа, чуть подвытащил его и убрал обратно. Посмотрел прямо в глаза бритому и пошёл, не оглядываясь, в дверь.

Там оказался почти настоящий умывальник плюс ванна для ног — с проточной водой, тёкшей через всю комнатку по наклонному жёлобу от стены до стены. Больше всего на свете Олег хотел вымыться весь, но раздеваться не решился — спустил до пояса свою одёжку и начал обливаться, встав ногами в жёлоб. Воды была холодная, но после первой нестерпимой секунды — даже приятная. От неё и мысли успокоились. Наверное, этот врач часто лечит девиц из того дома, может даже, по договорённости с хозяйкой. Не доложил бы только… Но Олег вспомнил глаза врача и понял — не доложит.

Он не доложит, но не сегодня завтра армия восставших возьмёт город и скорее всего перебьёт всех. И врача, и тех женщин у фонтана, и купавшуюся в нём малышню, и воинов (неплохих в целом мужиков), и девчонок из публичного дома… Да. Одно дело в учебнике читать про справедливую борьбу или спорить с Артуром, а вот так вот — другое всё-таки…

Кстати, как там Артур?

— Садись в седло, — Артур упёрся в коновязь спиной. Воины остановились, глядя на мальчишек и не снимая рук с оружия. Начальник лучников тяжело дышал, держать его было противно — от него сильно пахло потом. От страха…

— Умеешь ездить верхом?

— С седла не упаду, — не переставая прикрываться щитом, мальчишка ловко взобрался на лошадь, рывком снял поводья с коновязи. Та стояла смирно, не протестовала, что на ней — чужой. — Теперь что?

— Подай мне вторую, — Артур старался видеть и то, что происходит по бокам. Всё висело на волоске, на тонюсенькой паутинке. В эти времена вряд ли уж так ценна жизнь одного человека, пусть и командира. Увидев, что уходят двое врагов (да ещё и верхами), воины вполне могут решить, что начальником можно пожертвовать… Может, правда, он какой знатный. Тогда повезло.

Жаль, что придётся бросить Олега. Но он ни в чём не замазан, едва ли кто-то вспомнит двух мальчишек, вместе вошедших в город. Выкарабкается.

Кирилл, толкая лошадь пятками, подал Артуру вторую. Кадет заметил теперь, что спина мальчишки буквально сплошь покрыта хорошо знакомыми ему самому следами побоев. Если и ниже — тоже, то ему сидеть голым задом в седле — всё равно что на раскалённой сковороде… Ладно, сейчас главное — выбраться отсюда…

— Держи повод, — Артур надавил ножом — командир лучников курлыкнул. — Веди коня так, чтобы он прикрывал мне спину, сам смотри по сторонам.

— Понял, — отрывисто сказал Кирилл. Молодец парень… — Двинулись?

— Ага.

Ощущая, как колеблется конский бок и не сводя глаз с ползущей по пятам вооружённой толпы, Артур начал медленно смещаться. Руки уставали. Но главное сейчас было — не давать себя думать слишком далеко вперёд. Только на дистанцию следующего шага. Шаг за шагом. И хорошо, что это идиотское стрельбище прямо около стены.

Не слушать шум. Люди собираются, всё больше и больше… И не думать о том, что сделают, если схватят. Наверняка работа живой мишени покажется райским наслаждением… На лицах у большинства — непонимание; кто-то из воинов — наверное, младший командир — что-то кричит Артуру… Не понимаю, что ты орёшь, но вот, смотри — перережу горло твоему начальнику и не задумаюсь.

— Ворота уже близко, — голос Кирилла. — Но там толпа.

— Конём вперёд.

— Понял…

Лица — совсем рядом. Передние расступаются от конских грудей, но задние жмут, давят. На лицах — удивление, любопытство… ненависть. На некоторых — ненависть. Наверное, думают, что он агент, соглядатай повстанцев… Пошевелить ножом… Правильно думают…

Конных вокруг пока не видно. Это хорошо, можно будет получить фору. Если, конечно, дадут забраться на коня… Ворота. Караульные прикрылись щитами, те кадры с лопатами бросили откапывать створки. Неужели получилось?

Стой, не думай, думай только о следующем шаге…

— На дороге народу полно, — опять Кирилл. — Не понимают, что происходит.

— Покажи этим, чтобы за ворота не выходили.

Кирилл не спросил — как, мол, показать? Махнул рукой с мечом, как бы проводя черту, над самой головой Артура. Поняли. Остановились. Повозка, остолбенелые женщина и мужчина, полдюжины детей хлопают глазами, наблюдая совершенно непонятную картину.

— Когда я сяду в седло — сразу скачи с дороги вправо и через поле. Понял?

— Понял… Не отпускай его, зарежь, он сволочь. Садист.

Посмотреть бы, какое сейчас лицо у мальчишки. Но голос спокойный. Зарезать? Полоснуть по горлу, оттолкнуть от себя тело — будут две-три секунды столбняка… Этот что-то почуял, заговорил — быстро, хрипло… Артур нажал ножом — заткнулся… Нет, не зарежу, не смогу…

Толчок — от себя! В седло! (Хорошо, что тут изобрели стремена…) А почему Кирилл…

Кирилл, резко наклонившись с седла, с коротким выдохом взмахнул мечом, обрушивая его на шею удержавшегося на ногах бородача. Тот издал странный звук, голова отвалилась налево, а дальше Артур уже не видел — конь нёс его через поле, и Кирилл скакал рядом. Сжимал в руке меч, с которого срывались и срывались тёмные капли…