— Директор? — напряг память Данила.

— Он… Так вот, он предложил Тимуру ставку в школе. Вести в 10–11 классах начальную военную подготовку — её решением какого-то там областного начальства опять вводят, понимаешь?

— Понимаю, — Данила, всё ещё сидя, поерошил волосы рукой. — И?..

— И ещё сформировать на базе школы два кадетских класса, седьмых — по профилю МЧС и пожарной охраны. Ну и типа куратором тоже Тимура приглашают…

— Он согласен? — поинтересовался Данила, всё ещё пытаясь уяснить себе суть проблемы. Олег зло бросил:

— Да он-то согласен… Педагогический коллектив против.

Нужно было слышать, с каким отвращением произнёс Олег эти безобидные слова — "педагогический коллектив". Словно "подпольные наркоторговцы".

— Роман Романович? — быстро спросил Данила. Олег вздохнул:

72.

— Да он-то как раз… Станислав Викторович! И с ним примкнувшие. Немногочисленные, но активные.

— Не понял, — признался Данила. Олег вздохнул:

— Чтоб в школе тоталитаризмом и не пахло, — пояснил Олег. — Чтоб не калечили детские души. Чтоб Тимура вообще к детям не допускали. Наконец — чтобы часы, которые предполагалось отвести на НВП, отдали на программу по экологии, а ещё лучше — распределили по предметам. Чтоб "Хорт" прикрыли.

— Сейчас приеду, — Данила рывком поднялся и опустил трубку на рычаги старого телефона. Посмотрел вокруг отсутствующим взглядом, словно оказался в чужом доме. Увидел свой ремень с чехлом, из которого торчала рукоятка туристского ножа "Кобра" — он вчера бросил его на столик в прихожей. Данила подался вперёд, молниеносным движением выхватил нож, и со стоном послал тяжёлый клинок через всю прихожую.

Вонзившись со стуком в одну из лестничных балясин, нож расколол её вдоль по всей высоте.

… Никто не знает, откуда берутся трусы.

Нет, правда. Это никому не известно, а между тем очень серьёзная, возможно даже требующая детального изучения.

Человека могут дразнить "маменькиным сынком" или "ботаном" — но "маменькин сынок" или "ботан" не обязательно трус. Обратных примеров — сколько угодно. Наличие трусости не определяется очками на носу, книжкой под мышкой или наоборот — постоянно пребывающей во рту жвачкой и неудержимым стремлением держать родителе подальше от дневника.

Дети к трусам беспощадны — я имею в виду мальчишек. По их максималистскому мнению, трус не имеет права на обращение с ним, как равным, пока не докажет, что стал смелым. Многим потенциальным трусам такое отношение помогает — они прячут свою трусость, первыми лезут в опасные предприятия сверстников. Боязнь насмешек и трусость за свою слабость как бы загоняют трусость в подполье — глубоко-глубоко, откуда она и нос не смеет высунуть. И получается даже большая храбрость, чем у тех, кто наделён ей от природы.

Но есть другая категория людей. У них страх доминирует над всем — страз боли, страх темноты, наказания, более сильных сверстников. Чаще всего они даже не пытаются со своими страхами бороться, или их попытки очень вялые, для виду. Зачастую ещё и родители, близкие упорно ограждают от конфликтов, драк, споров, ссор со сверстниками, оберегают "ранимую детскую психику", а на самом деле — просто потакают развивающейся трусости. В детском, подростковом коллективе такой мальчишка — изгой. Точнее, он просто ВНЕ коллектива. Но трусом быть никому не хочется. И вот такой несчастный придумывает сам для себя утешительную сказочку о своей исключительности. А близкие — кто же не любит своё чадо? — его укрепляют в этой уверенности. Ты — НЕ ТАКОЙ, как все. Лучше. Умнее. Они тебя просто понять не могут, завидуют, поэтому и не дружат.

А на самом-то деле — кому охота дружить с трусом, да ещё если у труса раздутое самомнение?

Но вот и детство прошло, и не подросток перед нами — юноша. А чем старше становится человек, тем легче ему скрывать свою трусость, тем

73.

меньше вокруг него открытых конфликтных ситуаций. После школы — ВУЗ, часто — в другом городе, где его никто не знает. Армия — ни в коем случае! Армии такой парень боится до физических судорог, она представляется ему той же школой, где все его недостатки вылезут наружу — вот только там не будет уютного дома, в котором можно поплакаться и укрыться от неприятностей. В армии не притворишься — а именно этим такие люди и занимаются. И успешно занимаются! Больше того — учатся они чаще всего прилежно, хорошо. Ещё бы! От этого ведь зависит, можно ли дальше будет носить маску — или реальная и весьма грубая жизнь снова показать настоящее плаксивое лицо? Заставит — сама мысль об этом невыносима, она снова отбрасывает труса в годы безжалостных детских дразнилок и безответных лупцовок…

И вот — высшее образование и шаг в самостоятельную жизнь. Больше можно ничего не бояться. Но воспоминания о детских страхах и чувство собственной неполноценности (себя-то не обманешь, как ни старайся!) жгут, как крапива. И сколько бы не прожил такой человек на белом свете — он будет презирать, ненавидеть и бояться тех, кто жил не так, как он, не потакая своим страшкам. Обязательно будет!

А самое страшное — когда такой человек идёт работать с детьми. Он идёт просто так, не из любви к детям и педагогике. У него одна цель — часто даже от самого себя скрываемая! — цель: ОТОМСТИТЬ. Часть его сознания — всё ещё там, в детстве, она всё ещё получает шалобаны или (ещё хуже!!!) открытое презрение сверстников. Из этой памяти вырастает ненависть к тем, кто похож на его "мучителей" — к сильным, уверенным к себе, открытым и смелым подросткам. ТОГДА он не мог с НИМИ посчитаться. Но сейчас-то — сейчас-то ого-го! Он — взрослый. У него власть.

НУ — ДЕРЖИТЕСЬ…

И начинается то, что иначе как преступление назвать нельзя. Такой, с позволения сказать "педагог" тщательно культивирует в подопечных то, отчего страдал сам: неуверенность, вялость, трусость… Только теперь-то он старше, умней, у него есть красивые слова: Для неуверенности — виктимность, для вялости — аутичность, для трусости — неконфликтность… Он обрастает сторонниками среди взрослых и детей. Он активен и напорист, он организует кружки, секции, клубы под заманчивыми названиями — с одной, неашифруемой программой целью: БОЛЬШЕ ТАКИЗ, КАК Я! Ему плевать на тот вред, который он приносит детям, и даже стране. Ему плевать, что под его чутким руководством подростки превращаются из будущих мужчин в плаксивых, истеричных, циничных, женоподобных по характеру, но очень хитрых и изворотливых существ. Главное — утолить вопящие комплексы. Все для этого. На уроках, на кружковых занятиях, на заседаниях клубов изливает такой "педагог" потоки грязи на мужество, честь, достоинство, готовность к защите, к противлению злу силой, на армию, оружие, всё, всё, всё, на то что он не был способен сам и чему всегда завидовал….

Но хуже всего будет тем, кто посмеет не подчиниться его установкам. Раскусив нашего выросшего труса, или просто в силу здорового мальчишеского характера — романтичного, упрямого и мужественного во все времена и во всех странах. Такого наш" герой" обязательно допечёт — издёвками, отметками, тихим бойкотом со стороны "единомышленников".

74.

Допечёт, сломает — если…

Если не окажется рядом ещё таких же парней, а ещё лучше взрослого, который прямая противоположность описанному выше типу. Вот тогда наш трус оказывается бессилен. И это бессилие превращает его ненависть в запредельное чувство, способное толкнуть на любые действия.

Даже САМЫЕ неприемлемые.

САМЫЕ.

Данила и не подозревал, что Станислав Викторович Матвийчук полностью соответствует нарисованному выше портрету.

Не подозревал этого и никто из друзей Данилы.

ГЛАВА 5

"Рукопашная", как охарактеризовал Олег, происходила прямо в школьно вестибюле — не в том крыле, где успел побывать Данила. Эта часть школы выглядела современно. А на широкой, модерновой лестнице, уводившей на второй этаж, разворачивалась баталия.