— На Коричневом мысе. Найдите меня на берегу бухты Пор-Межан. Знаете такую?

— Знаю.

— Когда думаете бежать?

— Сегодня вечером. Вплавь.

— Вы хорошо плаваете?

— Неплохо.

— Прекрасно! Значит, до вечера.

— До вечера!

Господин Бернардон расстался с каторжниками, и те снова приступили к работе. Для отвода глаз марселец еще некоторое время прогуливался, беседуя то с одним, то с другим заключенным, после чего, никем не замеченный, покинул территорию порта.

Жан Морена изо всех сил старался казаться спокойным. Но, даже собрав в кулак всю свело волю, он не мог побороть лихорадочного нетерпения. Куда подевалась присущая ему безропотность, за которой, безвинно осужденный, десять лет прятался, как за броней, стараясь уйти от отчаяния? Теперь же сердце его бешено колотилось, и внимательный наблюдатель поразился бы возбужденности каторжанина.

А тому меж тем пришла в голову мысль: уговорить кого-нибудь занять его место на другом конце цепи, чтобы стража хватилась беглеца не сразу. Каторжник, по кличке «Носок», прозванный так потому, что носил на ноге легкое кольцо, за три золотых согласился подменить Морена. «Носку» оставалось лишь несколько дней до освобождения, и его расковали — так что все складывалось как нельзя более удачно.

В семь вечера Жан воспользовался паузой в работе и принялся распиливать кандалы. Напильник оказался отменным, и, несмотря на то, что скоба особой закалки поддавалась с трудом, каторжник быстро справился с этим делом. Перед возвращением в бараки «Носок» занял место беглеца, а Морена спрятался за штабелем досок.

Там он увидел огромный котел, водруженный на станину. Жан бесшумно скользнул внутрь, прихватив с собой небольшой деревянный брусок, и поспешно смастерил что-то вроде колпака, просверлив в нем несколько дырок. Затем стал напряженно ждать.

Наступила ночь. Небо заволакивали тяжелые тучи, что было на руку беглецу. Полуостров Сен-Мандрие, расположенный по ту сторону рейда, погружался во мрак.

Скоро порт опустел. Каторжник покинул убежище и осторожно, ползком, стал пробираться к сухим докам. Порой он настораживался и прижимался к земле: по территории порта еще расхаживали унтер-офицеры.

Наконец Морена добрался до морского берега — туда, где, неподалеку от выхода на рейд, находился причал Новой гавани, и, не выпуская из рук деревянный колпак, по веревке опустился под воду.

Всплыв на поверхность, он нахлобучил на голову свой чудной головной убор с просверленными для глаз отверстиями и стал, таким образом, совершенно неуязвимым для часовых. Его вполне можно было принять за буек, сорвавшийся с якоря.

Прогремел выстрел из пушки.

«Это всего лишь сигнал к закрытию порта», — с надеждой подумал Жан.

Но раздались еще залпы: второй, третий… Стража обнаружила исчезновение заключенного — ошибки быть не могло.

Стараясь держаться как можно дальше от кораблей, беглец плыл вдоль рейда. Море слегка штормило, но отважный пловец чувствовал в себе силы победить стихию. Одежда сковывала движения, и Жан сбросил ее, оставив лишь кошелек с золотом, который висел у него на груди.

Вот и середина рейда. Там, ухватившись за железный буй, или пустотел, как его еще называли. Морена снял с головы защитный колпак и отдышался.

«Уф! — вырвалось у него. — Этот заплывчик — лишь часть удовольствия, которое мне предстоит вкусить. В открытом море нечего опасаться, но нужно еще проскочить вход в гавань, а там полно шлюпок, снующих от Большой башни до форта Игольного. Там могут заметить… Ну, ладно, пока надо сориентироваться, чтобы не угодить по глупости в волчью пасть».

По расположению порохового склада в Лагурбане и форта Сен-Луи Жан определил, где находится, снова надел свой колпак и поплыл дальше.

Колпак сковывал движения, к тому же приходилось двигаться медленно, не спеша: буек не может нестись по воде, как стрела. Шум ветра усилился, и это мешало слышать посторонние, таившие опасность звуки.

Так прошло полчаса. По расчетам где-то рядом уже должен был находиться фарватер, как вдруг слева раздался плеск весел. Жан тут же остановился.

— Эй! — выкрикнул кто-то из шлюпки. — Что там у вас?

— Ничего, — ответили справа, с другой лодки.

— Эдак нам его никогда не поймать!

— А верно, что он убежал морем?

— Конечно! Ведь выловили одежду.

— Не видать ни зги! Как назло…

— Ну-ка, наляжем на весла!

Шлюпки разошлись. Беглец подождал, пока они окажутся на значительном расстоянии, сделал несколько мощных гребков и быстро поплыл к выходу из гавани. Но чем ближе он был к фарватеру, тем больше становилось шлюпок — они сновали, как челноки, держа под особым наблюдением проход. Жан продолжал плыть изо всех сил, решив, что лучше утонет, нежели попадется стражникам. Живым он не сдастся!

Вскоре перед ним выросли очертания Большой башни и форта Игольного.

Люди, вооруженные факелами, шныряли по молу и берегу; жандармские команды были подняты по тревоге. Беглец отдался на волю волн, и западный ветер понес его в открытое море.

Вдруг свет факела упал на волны, и Жан заметил, что лодки обступают его со всех сторон. Он замер на месте, держась в воде вертикально.

— Эй!.. На шлюпке! — послышался чей-то оклик. — Как там у вас?

— Ничего!

— А что это там такое?

— Где?

— Во-о-он, черная точка.

— Должно быть, сорвало с якоря буй.

— Ну-ка, выловите его!

Жан приготовился нырнуть. Но раздался свисток старшего матроса.

— Греби, ребята! Есть дела поважнее, чем вылавливать деревяшки… Вперед!..

Весла с шумом ударили по воде, и мужество вернулось к несчастному. Надежда придала сил. Морена поплыл дальше, к форту Игольный, возвышавшемуся впереди гигантской стеной…

И вдруг кромешная мгла накрыла его: какой-то неожиданно возникший впереди предмет закрыл вид на форт. То была огромная шлюпка. Она шла на приличной скорости и с глухим ударом наскочила на Жана. Один из матросов перегнулся через борт.

— Это буй, — раздался его голос.

Шлюпка двинулась дальше. К несчастью, весло снесло с головы колпак, беглец не успел нырнуть. Бритая голова мелькнула на поверхности.

— Вот он! — крикнул матрос. — Греби туда!..

Жан торопливо нырнул и, пока разбросанные по гавани шлюпки собирались по свистку в одно место, ему удалось проплыть под водой небольшое расстояние вдоль отмели, преграждавшей вход в Карантинную гавань. Отмель пролегала с правой стороны от подхода к главному рейду, а Коричневый мыс лежал слева. Но, надеясь сбить преследователей с толку, беглец продолжал плыть в направлении, ему не нужном.

Он должен был во что бы то ни стало добраться до места, на которое указал марселец. Проплыв несколько саженей в противоположную сторону, Морена снова взял прежний курс. Шлюпки продолжали сновать по морю; то и дело приходилось нырять. В конце концов, ловко маневрируя, Жан сбил преследователей с толку и отплыл от них на безопасное расстояние.

Но, может, уже поздно? Измотанный борьбой с людьми и стихией, несчастный чувствовал, что слабеет. Силы покидали его; глаза закрывались; стала кружиться голова; руки несколько раз безвольно опускались, а отяжелевшие ноги тянули в бездну…

Каким чудом выбрался он на берег? Непонятно! Ноги вдруг коснулись земли. Жан встал, сделал несколько неуверенных шагов, вышел из воды и упал без чувств; но волны уже не достигали пловца.

Придя в себя, беглец увидел человека, склонившегося над ним; тот прижимал к его губам флягу с водкой.