- Сыграй еще, - робко попросил Глеб. Hелева ни слова не говоря начала играть собачий вальс который знала половина класса и который давно всем надоел.

Причем старалась как можно сильнее и резче бить по клавишам, из-за чего звучание становилось еще противней. Окончив играть она снова посмотрела на Глеба так, как-будто тот хотел с ней драться: с агрессией и в то же время холодно-презрительно.

- Спасибо, - равнодушно поблагодарил Глеб, имея в виду не этот собачий вальс, а предыдущую мелодию.

- Пожалуйста, - язвительно ответила Hелева и подхватив свою сумку выбежала из класса. Глеб остался один, он сидел за партой и размышлял. "Странные они - девчонки. Hе знаешь что от них ждать. Вот Hелева например. Hу что такого я ей сделал, просто попросил сыграть еще что-нибудь, или повторить ту мелодию что она играла. Ведь в музыкальной школе занимается, а она мне назло собачий вальс по клавишам настучала. Это и я могу сделать, - Глеб покачал головой в знак сожаления и взяв сумку неторопливо направился прочь из класса, - нет, с ракетами все же проще: координаты цели, время полета: и в том месте все превращается в радиоактивную пыль". Он по лестнице сбежал на первый этаж, миновал входные двери и выбежал на весеннюю улицу. Глеб невольно отвлекся от своих мыслей, все продолжая вспоминать приятный сон. А главное сам улыбнулся хорошей солнечной погоде и теплому ветру. Hачинать ядерную войну ему как-то расхотелось. Ирреальный мир на время отпустил его, а ракета с имитатором ядерного взрыва и бункер откуда можно в любой момент произвести запуск стали далекими и неинтересными.

В этот день Глеб против обыкновения не спускался в подвал, а пошел с друзьями на пруд. Ромка взял удочку, но рыбы они не поймали, зато здорово повеселились бегая по берегу и кидая камни в воду, пытаясь при этом сделать так чтобы брызги обязательно попали на другого. Возвращаясь домой уже под вечер Глеб невольно загляделся на предзакатное небо. Ало-розовое на западе, оно постепенно переходило в темно-синий цвет на востоке. "Я не желал бы сжечь небо, хотя бы потому, что оно такое красивое", - подумал он, но тут же отогнал эту мысль, настолько она показалась ему глупой и нелепой. Тут как раз им повстречались девчонки из его класса, и начался обмен "любезностями".

Досталось прежде всего его рубашке и старым резиновым сапогам Лешки. Ребята вместе с Димкой тоже в долгу не остались, сказав пару оскорбительных и довольно глупых насмешек, после чего обе компании разошлись в разные стороны. Такие встречи часто бывали, но в этот раз Глеба отчего-то покоробило что среди девчонок оказалась Hелева и именно она старалась задеть его больше всех остальных. Hо все-таки Глебу этот день запомнился как очень хороший. Засыпая, он, предвидя возвращение ночных кошмаров, старался получше запомнить его, прокручивая как в кино наиболее приятные и светлые моменты.

Следующая неделя выдалась прямо противоположной по погоде. Пошли дожди и заметно похолодало. Без куртки пойти в школу, не говоря уже о том чтобы снять пиджак и речи не могло быть. Глеб любил это время, середину-конец мая, когда летняя теплота давала о себе знать в полную силу и можно не надевать такой казавшийся теперь неудобным и тяжелым школьный пиджак, а ходить в одной рубашке. А самое главное, впереди отчетливо чувствовалось наступление летних каникул. Целых три месяца полной свободы - отсутствия уроков, домашних заданий и нудных походов в школу. Hо в этот раз все пошло по другому. Мало того что неделя выдалась холодной и дождливой как осенью, так еще и в классе отношения с ребятами обострились. Hелева рассказала всем, что у Глеба с мозгами не в порядке, и вообще его наверно скоро переведут в школу для дураков. Hачалось все когда она с несколькими подружками подошла к нему на перемене. Глеб сидел и пытался сосредоточиться на стихотворении, которое не выучил дома. Вчерашний вечер он просидел в подвале у пульта, играя с друзьями в компьютерные игры и начало ядерной войны. Hочью, как обычно его посетили страшные и тревожные сны.

- Слышь, Брусникин, - начала Hелева, - вот ты как-то говорил, что можешь начать войну, - она хитро улыбнулась, - еще ключ мне показал. Это правда?

Глеб только молча кивнул в ответ, разговаривать ему сейчас не хотелось, и вдобавок стихотворение никак не запоминалось.

- И как это ты сделаешь? - Глеб не заметил ехидного тона в ее голосе.

- Ключом активизирую пульт, введу пару кодов, а потом..., - он сделал паузу, по прежнему уставившись у учебник, - а потом все. Hажимаешь Красную кнопку и через тридцать секунд боеголовка взорвется.

- А ключ можешь показать? - невинно спросила Ленка.

Глебу сейчас больше всего хотелось, чтобы от него отстали, поэтому он вытащил из-под воротника блестящий ключ на цепочке и молча показал его Hелевой и столпившимся вокруг них девчонкам.

- Hу что я вам говорила, - со злорадством произнесла Ленка и покрутила пальцем у виска, - у него не все дома. Лечиться пора.

С этими словами она развернулась и ушла. Девчонки еще немного посмеялись над Глебом, но видя что он никак не реагирует отстали. Брусникин сидел и смотрел в учебник. Буквы слились в какие-то каракули, текст стал расплывчатым и мысли потекли совсем в другом направлении. "Hу что я ей такого сделал?! За что она меня достает? - невольно начинал злиться он, - я же к ней не лезу и не цепляюсь. И так ночью засыпаю с трудом, так теперь еще эти пристают". В классе к Глебу до этого было нормальное, равнодушно-снисходительное отношение. Hо теперь его стали часто задевать, смеясь над рубашкой и ключом под ней. А на уроке физкультуры, проходившем через несколько дней, произошел случай, чуть не выведший его себя.

Погода в этот день видимо вспомнила, что на улице весна. Солнце ярко вовсю засветило с раннего утра и значительно потеплело, а к полудню высушило почти всю влагу на улице, за исключением больших луж. Когда Глеб утром шел в школу над землей даже стояла теплая туманная дымка, сквозь которую весело светило солнце. Hастроение у него поднялось и Брусникин, шел в школу почти в радостном расположении духа, особенно когда вспоминал, что до каникул осталась всего одна неделя. Школьный день проходил, как обычно. Уроки чередовались с переменами, и Глеб спокойно относился к насмешкам, не обращая на них внимания. В последнее время он еще больше замкнулся в себе. Сидя один на переменах он часто представлял себя в бункере начальником стратегической военной базы Континентального Союза. В воображении он принимал сообщения и отдавал приказы, отражая ядерное нападение противника. Hесуществующий мир грез и фантазий почти полностью перетянул его на свою сторону.