Каждый из участников этой игры находил в ней свою выгоду, но особенную яркость этот момент приобретает в устах панегириков и пропагандистов византийского крестового похода! Все детали этой кампании известны нам благодаря длинному письму, адресованному триумфатором своему вассалу, армянскому царю Ашоту III. Это письмо имеет огромную историческую ценность, ибо оно документально подтверждает византийские притязания на территорию, отобранную у мусульманского мира крестоносцами из Западной Европы; в нем следует искать истоки множества трудностей, драм и предательств, которые осложняли отношения христиан Востока и Запада: «Мы направились к Тивериадскому озеру, где наш Господь сотворил чудо с двумя рыбами и пятью ячменными хлебами. Мы решили осадить город Тивериаду, но жители его явились к нам, чтобы объявить о своей покорности, и, как и жители Дамаска, принесли множество подарков. Они попросили нас поставить во главе их города одного из наших командующих и подписали обещание хранить нам верность и всю жизнь платить дань. Мы не стали их грабить, потому что это была родина Апостолов. То же случилось и в Назарете, где Дева Мария услышала из уст ангела Благую весть. Дойдя до горы Фавор, мы поднялись к месту преображения Христа, Бога нашего. Во время стоянки к нам пришли жители Иерусалима, чтобы просить нашего покровительства и умолять нас о милости. Они просили у нас правителя, признали себя нашими подданными и согласились принять нашу власть. Мы желали освободить Гроб Господень от поругания мусульман. Мы назначили наместников во всех покоренных нами областях, которые стали выплачивать нам дань — в Бейсане, в Геннисарете, в Акре. Жители дали письменное обещание пожизненно платить нам ежегодную дань и подчиниться нашей власти. Оттуда мы направились на берег моря, к Кесарии, которая была покорена. Если бы проклятые африканцы не укрылись в прибрежных крепостях, мы бы вошли, с Господней помощью, в Святой град Иерусалим и смогли бы помолиться в этих почитаемых местах».

Как ни близко подошли войска Цимисхия к Святому граду, поход закончился неудачно, так как василевс опасался, что его пути сообщения, подвоза продовольствия и пути к отступлению могут оказаться отрезанными совместными действиями фатимидских гарнизонов (которых он пренебрежительно называл «африканцами»). Подобная ситуация повторится несколько раз во времена латинских походов. Чтобы не попасться в ловушку на суровом и пустынном иудейском плоскогорье, император Византии отступит к северу. Безусловно, в продолжение императорского письма подробно сообщается о новых завоеваниях, но нам следует воспринимать их как компенсации, смягчающие неудачу похода на Иерусалим: Бейрут и Джебайл взяты приступом, Сидон начал переговоры, и, если мощные укрепления Триполи в очередной раз сделали попытку взять его приступом бессмысленной, солдатня отыгралась на пригородах, заваливая колодцы, срубая оливковые деревья, круша виноградники и фруктовые деревья, засоряя сложную систему оросительных каналов. Мусульманские воины усвоят этот урок тотальной войны: тогда христианские монахи и хронисты будут оглашать рыданиями стены монастырей, «заплачут кровавыми слезами», как говорится на Востоке.

Парадоксальным образом василевс сообщит о своем триумфе в тексте, который следовало бы отнести к «моментам истории, подлежащим забвению», настолько ясно в нем прослеживается бахвальство, навеянное желанием вести пропаганду: «…теперь вся Финикия, Палестина и Сирия освобождены от тирании мусульман и подчиняются правителям римлянам. Помимо этого, в нашей власти находится великая гора Ливан. Все арабы, занимавшие ее, попали к нам в руки. Наше правление в Сирии было мягким, человечным и доброжелательным. Империя Креста простерлась далеко во все стороны. Повсюду в этих местах почитают и прославляют имя Бога. Повсюду установлено мое владычество во всей славе и величии. И наши уста не устают возносить благодарственные хвалы Богу за то, что Он даровал нам столь славные победы».

К великому сожалению для Империи, лишь области Антиохии и нижнего течения Оронта были присоединены достаточно надежно, а земли между Латтакией и Дамаском, напротив, подвергались ответным набегам противника. После смерти Цимисхия трон в Константинополе перешел законной династии, но парадоксальным образом Василий II, несмотря на то, что был самым прославленным полководцем из всех когда-либо существовавших на Востоке, ни разу не попытался возобновить поход на Святой город. Справедливости ради нужно заметить, что на это у него не было времени: ему пришлось выдерживать натиск многочисленных и опасных русских и болгарских нашествий, отражать нападения, бороться со славянскими пиратами, подавлять мятеж императорских подданных на юге Италии и множество восстаний крупных феодалов Анатолии; поэтому ему пришлось ограничиться лишь поддержанием status quo в Северной Сирии.

Однако грозный Василий был озабочен происходящим на сирийской границе, и каждый хронист повествует, с какой энергией и какой решительностью император приказал переместить свои лучшие войска с болгарской границы на границу с Оронтом: «В году 994 войска Фатимидов, зная, что император задержался в Болгарии, попытались совершить нападение на Алеппо, которым правил мусульманин — вассал империи. Дука Антиохии, отправившийся на помощь Алеппо, попал в засаду, и его войска были наголову разбиты.

Узнав о победе врага, василевс покинул поле битвы, где сражался с болгарами, собрал своих ветеранов, дал им оружие и каждому двух ездовых мулов, они ехали на одном, а другого держали про запас для смены. Имперские войска пересекли заснеженную Анатолию в рекордный срок за шестнадцать дней и проникли в Северную Сирию через проходы Тавра. Присоединив по пути гарнизоны из крепостей, Василий II появился перед Алеппо с большой армией; осаждающие город египтяне были застигнуты врасплох, снялись с лагеря и бежали. Изменив границу за счет территорий сирийских эмиров, отважный василевс снова пересек Анатолию и Фракию, чтобы вновь обратиться к своему смертельному врагу — болгарам (995 г.)» (Л. Брейер).

Вскоре присутствие Византии в Северной Сирии снова было поставлено под вопрос, и Василий II был вынужден организовать новый поход; в основных чертах он проходил по маршруту первого похода Никифора Фоки: имперская армия прошла по долине Оронта, вышла к Триполи через Хомский проход и вернулась на землю Империи, пройдя по сирийскому побережью. Но то был последний раз! Освобождение Святых мест потеряло свою былую притягательность, уступив место понятию единой и могучей Византийской империи, чья захватническая политика была направлена теперь на Балканы и Италию, либо на далекую кавказскую границу. Однако потеря интереса к захвату Иерусалима имеет тем меньше оправданий, если учитывать, что правящий халиф из династии Фатимидов, грозный Аль-Хаким преследовал христиан и (если верить христианским хронистам, которые будут стремиться оправдать латинское вмешательство в запутанную ситуацию на Востоке) осквернял Гроб Господень.

Тем не менее, Василий II отказался от сирийских походов не по собственной прихоти. Причина заключалась не только в том, что Фатимиды не представляли больше никакой опасности с тех пор, как их династия вышла на арену ближневосточной политики, и положение в Сирии характеризовалось более или менее ясно выраженным желанием двух государств поддерживать status quo (что легло в основу всех соглашений и заключенного между Василием II и Аль-Хакимом перемирия). Но причина была и в том, что из Закавказья приходили тревожные слухи о нашествии тюрок,[5] народа воинов, только что вышедшего из степей центральной Азии.

Византийцы и Фатимиды опасались неистовства этих кочевников по вполне понятным причинам; и те и другие знали о доблести, мужестве и воинских качествах турок; более века восточные правители, как христиане, так и мусульмане, доверяли свою охрану страже, набранной из турецких рабов; и все чаще и чаще на мусульманской земле турецкий полководец заменял арабского эмира. Такое проникновение турок в военно-политическую систему Востока уже вызвало массу проблем: просто немыслимо сосчитать все отдельные попытки получить независимость, вторжения, удачные походы, многочисленные вмешательства турок во все области жизни. Если уж нескольким из этих воинов придавалось такое большое значение, чего же можно было ждать от вторжения целого народа столь грозных воителей?