Которую сама тайком проколола.

Не считая синяка, неделя выдалась удачной.

Если б все прочее было так просто.

Невозможно выкинуть из головы Дэвида. Пора бы знать по опыту, что личная заинтересованность ни к чему хорошему не приводит. Пока это правило лишь подтверждается.

Она прочесала соседние с домом Роуз кварталы, опросила людей, уже опрошенных полицией. И вместе с полицейскими получила три абсолютно разных описания автомобиля, стоявшего за полквартала от места происшествия, и четыре примечательно не совпадающих словесных портрета «подозреваемого».

Мэл усмехнулась. Жизнь не детективный роман. Реальное расследование — это горы бумаг, долгое сидение в припаркованном автомобиле, смертельная скука в ожидании дальнейших событий, бесчисленные телефонные звонки, разговоры с людьми, не желающими разговаривать или, хуже того, слишком много болтающими, когда им сказать нечего. Об опасностях нечего и говорить.

И все-таки любимое дело не променяешь на гору золотого песка.

Приятно зарабатывать на жизнь, хорошо его делая, имея возможность помочь друзьям. Поскольку друзей мало, можно причислить к ним Роуз и Стэна. Они много ей дали, позволив бывать в своем доме и поделившись сыном. Она всегда обходилась без семейных связей.

Бросилась бы в огонь, чтоб вернуть малыша.

Отложив счет, Мэл схватила досье, лежащее на столе два месяца. На папке аккуратно написано имя Дэвида Меррика, содержимое огорчительно скудное.

Основные данные: рост, вес, цвет кожи, глаз, волос. Отпечатки ножек и пальцев. Группа крови и ямочка слева от губ.

Но в бумагах не сказано, как мило углубляется ямочка, когда он смеется, не описан заливистый хохот, ощущение от поцелуя мягких влажных губок, искры в красивых карих глазах, когда подбрасываешь его в воздух, играя в самолетик.

На душе пусто, горько, страшно. Впрочем, даже если умножить свои переживания в тысячу раз, они близко не сравнятся со страданиями, которые ежечасно испытывает Роуз.

Мэл открыла папку, вытащила снимок шестимесячного Дэвида, сделанный в ателье всего за неделю до похищения. Малыш улыбается в объектив, сморщив пухлый подбородок, обнимает желтого мишку, купленного ею в тот день, когда его привезли домой из больницы. Волосики начинают густеть, приобретают оттенок спелой клубники.

— Мы найдем тебя, детка. Очень скоро найдем и вернем домой. Клянусь.

Она быстро сунула фото на место. Это необходимо, если еще надеешься вести дело спокойно и профессионально. Горючие слезы помогут не больше, чем нанятый экстрасенс с пиратским ртом и сверхъестественными глазами.

Ох, как он ее бесит! Так бы и стерла кулаком с физиономии то ли усмешку, то ли ухмылку. Зубы скрежещут от ровного голоса с чуть заметным провинциальным ирландским акцентом, в котором звучит нестерпимо холодное превосходство. Только с Роуз он говорил мягко, вежливо, терпеливо.

«Исключительно, чтобы мне досадить, — решила Мэл, перешагивая через кучу телефонных справочников, направляясь к холодильнику с неисчерпаемым запасом безалкогольных напитков, заряженных кофеином. — Просто втирал Роуз очки, внушая несбыточные надежды».

Дэвид найдется с помощью логичных и тщательно разработанных полицейских методов.

Она сердито хлебала воду, когда за дверью застучали ботинки.

Увидев его, промолчала, прижав к губам горлышко бутылки, пуская из глаз зеленые стрелы. Себастьян закрыл за собой дверь с табличкой «Сыскное агентство Сазерленд» и лениво огляделся.

Видел конторы похуже и, безусловно, видел получше. Армейский стол из серой стали функциональный, прочный, но с эстетической точки зрения далеко не привлекательный. Два металлических архивных шкафа, придвинутые к стенке, нуждаются в покраске. У хлипкого столика, заваленного старыми журналами и испещренного следами от окурков, два кресла, одно с выцветшей лиловой обивкой, другое с набивной. На стене за столиком прелестная акварель с изображением залива Монтерей, столь же здесь неуместная, как элегантная женщина в портовом притоне. В помещении необъяснимо пахнет весенним лугом.

За ее спиной невообразимый хаос на крошечной кухоньке.

Он не удержался, сунул руки в карманы, расплылся в улыбке:

— Немало нарыли.

Она снова хлебнула.

— У вас ко мне дело, Донован?

— Найдется еще бутылка?

Мэл, чуть помедлив, пожала плечами, перешагнула через справочники, полезла в холодильник.

— Вряд ли спустились с гор, чтоб водички попить.

— Никогда не упускаю случая. — Себастьян открутил крышку протянутой бутылки, окинул Мэл взглядом, отметив тесные джинсы, исцарапанные ботинки, перешел к вздернутому подбородку с обворожительной ямочкой и к недоверчивым темно-зеленым глазам.

— Чудесно выглядите нынче утром, Мэри-Эллен.

— Не надо так меня называть. — Хотелось, чтобы приказ прозвучал твердо, а вышел сплошной зубовный скрежет.

— Чудесное старомодное имя. — Он склонил набок голову, стараясь подцепить ее на крючок. — Впрочем, по-моему, Мэл вам больше подходит.

— Чего вы хотите?

Насмешка во взгляде погасла.

— Найти Дэвида Меррика.

Чуть не попалась. Почти попалась. Слыша это простое, искреннее, откровенное заявление, едва не потянулась к нему. Опомнившись, присела на край стола, испытующе на него глядя.

— Мы сейчас тут одни. Поговорим откровенно. Вам на дело глубоко плевать. Я не сумела отговорить Роуз от визита, понадеялась, что это ее утешит на время. Но хорошо знаю жуликов вроде вас. Может, вы чересчур хитроумный для явного мошенника, который обещает изменить несчастному жизнь. Вышли двадцать баксов по почте, и разбогатеешь, дорвешься до власти, насладишься сказочным сексом. Вы предлагаете не дешевку, а белужью икру и шампанское «Дом Периньон». Впадаете в транс на месте происшествия, изрекаете пророчества ради собственного удовольствия. Возможно, иногда случайно попадете в цель. Только я не позволю вам развлекаться, играя на страданиях Роуз и Стэна, не дам потешить самолюбие за счет их ребенка.

Себастьян не слишком разозлился. Медного гроша не даст за мнение о себе язвительной зеленоглазой девчонки. Главное — Дэвид Меррик.

Пальцы крепко стиснули бутылку, а голос прозвучал слишком мягко.

— Насквозь меня видите, Сазерленд?

— Будьте уверены, — высокомерно заявила она. — Поэтому не будем тратить время. Если вам кое-что причитается за вчерашнюю беседу, пришлите мне счет. Вижу, из рук ничего не упустите.

Он немного помолчал. Никогда еще не возникало желания придушить женщину, кроме кузины Морганы. А теперь хорошо представляются пальцы, сомкнувшиеся на длинной загорелой шее. Отчетливая картина.

— Странно, что не сомневаетесь с таким синяком на плече.

Себастьян поставил полупустую бутылку, нетерпеливо пошарил в хламе на столе, откопал карандаш, лист бумаги, расчистил местечко и принялся что-то набрасывать.

— Что вы делаете?

— Картинку рисую. По-моему, вы из тех, кому требуется визуальное представление.

Мэл все сильнее хмурилась, наблюдая за его уверенными движениями. Вечно завидовала и обижалась на умелых рисовальщиков. Потягивая воду, уверяла себя, что абсолютно не интересуется, хотя не сводила глаз с возникавшего из штрихов на бумаге лица.

Невольно придвинулась ближе. Подсознание зарегистрировало запах лошадей и кожи — гладких ухоженных лошадей и смазанной кожи. Заметила темно-лиловый аметист на мизинце и уставилась на него, почти завороженная блеском камня в плетеной золотой оправе. Руки художника, умелые, изящные, сильные. Наверняка мягкие, привыкшие откупоривать шампанское и расстегивать женские платья.

— То и другое я часто делаю одновременно.

— Что? — Она в полном смятении подняла глаза и поняла, что рисунок закончен, а он стоит ближе, чем ожидалось, и смотрит на нее.

— Ничего. — Мэл поджала губы. Себастьян упрекнул себя за подглядку. Просто полюбопытствовал, почему она смотрит на руки. Пока она переваривала замечание, протянул ей набросок. — Этот человек украл Дэвида.