Благодетельные последствия для России восстановленного протекционизма, не менее как бедствия, произведенные предыдущей практикой свободы торговли, послужили к наглядному доказательству неправильности принципов и уверений фритредеров. Из всех цивилизованных стран, преимущественно же из Англии и Германии, явились капиталы и умственные силы, чтобы принять участие в выгодах, предоставленных русскому производству новым таможенным тарифом. Дворянство, «не находя внешних рынков для своих произведений, попробовало разрешить обратную задачу, а именно — приблизить к себе рынки: они основали фабрики в своих поместьях». Спрос вновь созданных шерстяных фабрик на шерсть значительно увеличил овцеводство. Заграничная торговля вместо того, чтобы уменьшиться, увеличилась, в особенности торговля с Китаем, Персией и вообще Азией. Коммерческие кризисы прекратились, «и достаточно просмотреть последние отчеты департамента торговли России, чтобы убедиться, что Россия благодаря принятой ею системе достигла благоденствия и что она гигантскими шагами подвигается как по пути богатства, так и могущества».

Такие результаты тогда смущали немцев, и вот как Лист их утешает: «Безрассудно со стороны Германии желать уменьшения этих прогрессов и расточать жалобы на ущерб, который система России принесла северным германским провинциям. Нация, как и человек, не имеет более дорогих интересов, как свои собственные. На России не лежат обязанности хлопотать о благоденствии Германии. Пусть Германия занимается Германией, а Россия — Россией. Вместо того чтобы жаловаться, вместо того чтобы питаться надеждами и ждать Мессию будущей свободы торговли, было бы лучше бросить космополитическую систему в огонь и воспользоваться примером России». Германия последовала совету Листа. Она воспользовалась нашим примером, но мы им не воспользовались. Поэтому и произошла метаморфоза, которая отзывается ныне на всем экономическом строе России. Что Англия смотрит косо на коммерческую политику России, это, говорит Лист, вполне естественно. Россия благодаря этой политике эмансипировалась от Англии, она явилась ее соперницей в Азии. Если Англия имеет преимущество дешевизны своих изделий, то зато Россия имеет выгоды соседства с Азией.

Затем Лист указывает на некоторые тормозы к дальнейшему преуспеянию России, из которых главный — крепостное право. Она должна их устранить — для дальнейшего прогресса. «Но для того, чтобы эти реформы были возможны, — говорит Лист, оканчивая очерк о России, — необходимо прежде всего, чтобы русское дворянство поняло, что его интересы непосредственно связаны с этими реформами». Русское дворянство это поняло. Совершилось в несколько лет — совершенно мирно — то, что в других странах покупалось десятками лет труда и потоками крови. Народ стал свободен. Но тем не менее надежды Листа относительно дальнейшего экономического развития России далеко не сбылись. Последствия этой благодетельной реформы были умалены новой волной фритредерства.

В 1857 году был введен таможенный тариф, продиктованный идеями свободы торговли. Затем народно-хозяйственная жизнь устраивалась под веянием той же школы. И только в последние годы грозная действительность заставила уклониться от этих веяний, держащих тем не менее еще до настоящего времени многие умы в плену.

Таким образом, в результате можно сказать, что экономическая мощь России основывается исключительно на могущественнейшем национальном единстве, составляющем основу экономического благосостояния всякого народа. Благодаря этому единству Россия переносила и переносит все невзгоды судьбы и неразумия. Она еще не испытала благодеяний протекционной системы, которая может ее освободить от чужеземной политики и развить все ее бесчисленные богатства, находящиеся в летаргическом состоянии. То, что делалось частичным применением этой системы сегодня, нарушалось завтра. Россия испытает плоды этой системы только тогда, когда она, «овладевши какой-либо промышленностью, окружит ее в течение столетий своим попечением. Тот, кто не понимает, до какой степени нация может развить свои непроизводительные силы, когда она бдительно и беспрерывно наблюдает за тем, чтобы всякое поколение преследовало дело промышленного прогресса, начиная с того положения, до которого довело его предыдущее, пусть ранее, нежели давать советы, начнет с изучения истории английской промышленности». «Гораздо легче разорить в течение нескольких лет цветущие фабрики, нежели целому поколению поднять их».

Уроки истории. В заключение исторического обзора экономического развития различных стран Лист, под заглавием «Уроки истории», делает логические выводы из этого исследования. Сущность этих выводов заключается в следующем:

«Во все времена и во всех странах способность, нравственность и деятельность граждан регламентировались для благоденствия страны, и богатство увеличивалось или уменьшалось с этими качествами; но никогда труд и экономия людей, дух изобретательности и предприимчивости не создали ничего великого там, где они не могли опереться на гражданскую свободу, учреждения и законы, администрацию и внешнюю политику, в особенности же на национальное единство и могущество».

«История учит, что ограничительные меры составляют естественные последствия различия интересов и усилий народов к достижению независимости и могущества, а следовательно, последствия национального соперничества и войны, а потому они должны устраниться только при согласовании всех национальных интересов или при общей ассоциации всех народов под режимом права».

«Опыты некоторых стран, применявших у себя свободу внешней торговли в присутствии нации, их перевешивающей в промышленности, богатстве и могуществе или держащейся ограничительной коммерческой системы, нам показывают, что этим отдают в жертву будущность страны, без всякой вообще пользы для человечества и только в выгоду страны, держащей скипетр мануфактур и торговли».

«История, наконец, нас учит, каким образом народы, обладающие от природы всеми средствами для достижения высшей степени богатства и могущества, могут и должны, без того чтобы не стать в противоречие сами с собою, менять свою коммерческую систему по мере того, как идут вперед. Сперва, действительно, посредством свободы торговли с народами, их опередившими, они выходят из варварства и улучшают свое земледелие; потом, посредством ограничений, они заставляют цвести их фабрики, рыболовство, флот и внешнюю торговлю; наконец, после достижения высшей степени богатства и могущества, посредством постепенного перехода к принципам свободы торговли и свободной конкуренции на иностранных рынках, им принадлежащих, они охраняют от беспечности свое земледелие, мануфактуру и своих купцов и держат их в бодрствовании, дабы сохранить верховенство, которого они достигли».

Космополитическая и политическая экономия.

Изложение «Теории» Лист начинает с определения предмета политической экономии. Основатели этой науки Кенэ, Смит и даже Сэй имели в виду все человечество, а не нацию. Они создали не политическую, а космополитическую экономию, исходящую из гипотезы, что нации всего земного шара составляют одно общество, живущее в постоянном мире, — а потому и предлагающую применять ко всем странам одну и ту же неизменную доктрину. Политическая же, или национальная, экономия должна принимать идею национальности за точку отправления и поучать, каким образом данная нация при настоящем положении всего света и при наличности особых условий, в которых она находится, может сохранять и улучшать свое экономическое положение.

Сколько раз говорилось, что свобода обмена должна составить высшее выражение прогресса человечества; но этот прогресс еще весьма отдален, между тем как экономисты-космополитики говорят о свободе обмена как о подлежащем немедленному приведению в исполнение. Свобода обмена возможна только при условии, если она всеобща, если все нации находятся в положении братства и равенства, — и именно протекционизм, развивающий национальные экономические силы и подвигающий умственное и общественное развитие, подготовляет такое положение вещей, при котором возможно осуществление свободы обмена, представляющее собой такое же отдаленное благо, как, например, всеобщий мир. Философы могут мечтать о всеобщей федерации; но имеет ли право экономист, при данных общественных условиях, пренебрегать национальной идеей для достижения гипотетических интересов человечества? Не обязан ли он, наоборот, при несомненном существовании национального соперничества и антагонизма, изучать и указывать средства для национального совершенствования вообще и в особенности для процветания своего отечества? Наше воображение, не стесняемое пределами времени, может предвидеть в отдаленном будущем свободу обмена, основанную на всеобщем мире; но наш здравый смысл, возвращая нас к реальным фактам, в ожидании такого золотого века, указывает нам на необходимость, чтобы наше отечество было снабжено всеми средствами для защиты против действительно существующей национальной борьбы, стирающей с лица земли те нации, которые не заботятся о своих национальных интересах.