Его Величество усмехнулся: так скоро человек опять достоянием станет.

И сразу вспомнил о горошинах, которые нашел в пещере.

Что за старик такой? Откуда он взялся? Какого лешего он делает с вампирами, восставшими против трона? Да еще с проклятой... Как мог такой старик волочиться за чудовищем? Почему сопровождал убогую? Что, не нашлось никого достойнее? Вроде умный старик. Такой смешной устроил ему подарок -- знала бы Ее Величество, убила бы на месте! Обладая такими способностями, как описал дядька Упырь, мог бы иметь от государства такую поддержку, что многие вампиры удавились бы от зависти...

По ним, по лапоточкам, по волосам из бороды, нашли-таки о старике сведения. И не нашли бы, да дядька Упырь на смертном одре подсказал, что мол бродит такой пакостник по миру, всем показывается, но в руки не дается. Не помнят. И горошины его самого Дьявола изобретение. Вреда от него больше, чем пользы -- по миру идет, горошины раздает, и перестает быть всяк в своем уме. Знает столько, что знания его, дядьки Упыря, в щелочку уложить, но сам пользуется ими редко, практически никогда, предпочитая горох. И будто знания свои выдает только тем, кто их уже видел и понимает, а для остальных они без пользы: одолжить можно, а проникнуться ими нельзя. А когда спросили Упыря про войну, ответил:

-- Участвовать старик в этом мог, но чтобы учудить такое -- ни в жизнь! Он и вампирами не обласкан, и человеку от него худое, а только ни тем, ни другим ни в жизнь без него умными не стать! Если где-то что-то, он то примазывается, то глаза отводит, а чтобы кто-то угодил ему -- такого свет не видывал! Там или Дьявол землю посетил, или маг такой силы воду мутит, что я ему в подметки не гожусь!

Произнес свои слова дядька Упырь со страхом, а спустя час вытянулся, как продажная сволочь, и копыта откинул...

Хотя нет, прокричал: "В огонь меня, заразы!" -- задымился весь, прожег и кровать, и пол, и еще один пол этажом ниже, и еще один, а когда прибежали за ним в подвал, собирать было нечего -- одна ржавая пыль. Стоит теперь в горшочке, в покоях Ее Величества. И проливала она на него слезу, и слезы девственниц, и сама молила, и молиться на него заставляла, а крови извела -- и молодых девиц, и вдов, и младенчиков, а толку то! Тут бы блат ее закончился, да не телилась, устраивая одно судилище за другим, сажая на кол и людей, и оставшихся после войны вампиров, хоть сколько-то причастных к царскому сословию. Готовилась измена -- все видели! Да только тот, кто имел бы виды и достаточно старости, чтобы вывести в люди такого мага или выйти таким магом самому, чтобы стращать происками и разным вредительством все государство, как в воду канул. Не каждому вампиру дано выдержать пытку, но никто ничего внятно не смог прояснить.

"Пожить бы еще!" -- с тоской подумал Его Величество, понимая, что у супруги не будет выбора, если выяснится, что проклятая выходит в люди. Убьет его, не задумываясь. Найти вампира побогаче и с генеалогическим древом, чтобы возместил утрату Матушки, тетушки и дядьки Упыря, жене много времени не понадобится. Да, престолонаследие у него есть, но пятой водой на киселе. Никто не считал, сколько престолонаследников было перед ним. Ожидание и неизвестность были хуже всего... И куда вся решимость, куда вся мудрость подевались? Где уверенность? Ведь были же, были! Откуда бессилие, откуда сомнения? Откуда глухая тоска и нехорошие предчувствия? Почему он чувствует страх, ущербность, как какой-то человек, даром что вампир?! Поговаривали, что проклятые не умеют ненавидеть... Но, похоже, к его проклятой это не относилось, душа именно ненавидела его.

Впрочем, о чем ты думаешь, Величество?

Лохань, она и есть лохань, этой Маньке, наверное, любой покажется за счастье. Лапти не станет носить приличный человек. Кто как ни бомж мог бы приложиться к проклятому? Убожество к убожеству.

Ненависть отпустила, но не рассосалась, а притаилась где-то в глубине его сердца. Боль ушла...

Неужели, все-таки Проклятие, а не Зов?

Но какой в этом смысл? Что могут получить предатели, обратившись к нему с Проклятием? Царицей проклятой не стать -- нет ни знаний, ни древа, ни, на худой конец, партии, богатство не сваляться -- неоткуда, забрали уже давно, доброй женой вряд ли получится -- проклятые болеет всеми болезнями, какие положили на них. Он никак не мог подобрать слово, которое отразило бы глубину его отвращения к проклятой, которая последнее время не выходила из головы. Ненависть с новой силой полыхала на кончике языка, как жгучий перец, вырвавшись на свободу -- скотина, сволочь, мразь, лохань, падаль, паскуда, стерва, отрава, отребье, животное... В каждом слове был недостаток, не было той глубины чувств, которые он хотел бы выразить словом. При одном упоминании о проклятой, накатывал холод и слепая ярость. Он не понимал, как можно так ненавидеть одного человека, но он ненавидел. Но вот что странно: руки его уже не сжимались, как раньше, когда он мог ударом кулака пробить стену.

Вряд ли Проклятие.

И даже если так, что с того? Чтобы Проклятие заработало должным образом, прежде проклятый должен проклясть себя сам -- иначе, не дотягиваясь зримо до проклятого, люди, которые должны ускорить процесс изгнания проклятого на Небеса, увидят лишь пустоту. Но если все же Проклятие, которое прошло мимо взгляда жены, как укрылось от драконов? Мимо драконов ни один проклинающий не проскочил бы, ни свой, ни чужой, и в Зове ему разобраться не трудно, отсекая пришельцев.

Как часть государства стала для вампиров бесполезной, этого даже лучшие ученые не могли придумать. Гадали всем миром. Но ученый мир не только появление проклятой земли объяснить не мог, а и мумию, которая приперлась из далекого государства, чтобы поселиться навеки, как достояние. Слава Богу, язык как-то выучить смогла. Их, говорит, там много, все запасники музеев мумиями забиты, не выставляют, как экспонат, пуская на бумагу и удобрение, нет генеалогического древа, а и мумии хотят жить красиво. И ведь как-то добралась, не рассыпавшись... Ну мумия, ладно (надо бы позвать еще штук пять, пусть и в последних городах будут такие же. Не золотые рыбки, но хоть чем-то супругу порадовать), а руины городов откуда? До сих пор ломятся от сокровищ, сколько кладов нашли, не перечесть! То колечки цены немалой, то грамоты, то палата из камней самоцветных. Ведь мимо ходили, и по месту тому, не было их, никто не видел! А как Ее Величеству приспичило, выросли, как грибы после дождя.

(Да, были времена -- богато жил человек. Ох, пожить бы в это время самому... Впрочем, зачем это ему? Добра и тут хватает...)

Появление древних городов страну не спасали.

Страна в последнее время стала обратно популярной -- все о ней только и говорили и стороночкой объезжали. Земля эта, как чума -- на всех континентах всполошились, объявили карантин. И капиталы повывезли бы, если бы, опять же, Ее Величество не объявила народный траур, приостановив банковские операции, и пока суд да дело, не приставила бы к каждой копеечке счетоводов, которые урезали капиталы в пользу казны. Среди вампиров недовольных было бы много больше, если бы мудрая жена не объяснила молодым, что только так они могут по-доброму зажить. Молодняк после нововведений готов был целовать песок, по которому Ее Величество ножкой ступила, а некоторые целуют -- сколько старых вампиров наконец-то освободили место под крышей! Донес на богатенького соседа -- и нет соседа, и полагается тебе прибыльная премия. Если не земля, так хоть драгоценности, которые древние вампиры хранят в сундуках еще с тех времен, когда общественного мнения, как такового, не существовало. Каждый могущий узреть хваткую руку и прыткое обогащение приносит заявление: мол, вот, воровал, богател, не делился -- ловите, а я благодарствую. И ведь человек не брезгует кровушку у вампира попить! Помочил бумагу слезой и отправил в казенный дом... В казне теперь прибыль, какую за десять лет не собирали. Воровать практически перестали. Так глядишь, государство выйдет на достойное место по отсутствию коррупции. Но где деньги на всякое непредвиденное брать? Тот, кто раньше без казны обходился, теперь в казну молится: помогите, заболел, ночами не сплю, прибыльность вижу и свою, и вашу...