А ему... ему поверили бы так безоговорочно?

Вряд ли... Стали бы считать, в уме прикидывать...

Пожалуй, проклятая бы ему самому не помешала. Минут на тридцать... Помощников найти нетрудно -- без Отцов и Ее Величества.. Не дурак, усвоил. Теперь, когда он знает что почем, он и один управился бы, не так уж сложно: как хотите, чтобы поступали с вами, так и вы поступайте -- а словоохотливые помощники засвидетельствуют деяния, обращаясь к народу через него самого. А то слишком многие о себе пекутся. Случилось нечто -- и вот, он не у дел. Вроде и не плохо, масса времени появилась на отдых, на развлечения, на удовольствия, но из всех удовольствий остались только карманные средства, которые выдавала ему Ее Величество на игорные заведения, сначала ежедневно, потом через день, а теперь раз в неделю. И на резиновые куклы. И ему оставалось из всех развлечений честно проигрывать подачку от "государства" за занимаемое им место при этом "государстве". В покоях ее постоянно толпился народ, то приходил, то уходил, то валялся в ногах, вымаливая заступничества от Его Величества... Пришли бы к нему, попросили, чего жену беспокоить? Еще немного, и он будет этому "государству" совсем не нужен -- хоть самому падай в ножки. И упал бы, но не при Святом же Отце!

-- Да, Ваше Величество, с превеликим удовольствием, -- ответил Его Величество, приближаясь к жене и загораживая проход. К черту этого служителя, семь "я" -- дороже! -- Если не хватит достижений, займем у соседей. И дракону услужу. Но позвольте, милая жена, хоть к пальчику вашему губами приложиться!

Ее Величество сразу стала рассерженной.

-- Это после того, что ты натворил, а я исправляю? -- упрекнула она его, протягивая руку для поцелуя. -- Все коту под хвост пустил, все, что дала тебе... Кстати, -- она обернулась к Отцу народа и образцу духовности, -- как там Котофей Баюнович?

-- Вспомнил, Матушка, вспомнил! Тоненький еще голосок, и чушь какую-то несет о мадам Маньке. Но думаем, это от потрясения. Надеемся, что еще неделя, и на всех каналах порадует народные массы своими сказками и песнями, открывая долгожданную истину!

-- А принесите-ка его, надо понять, что за чушь он там несет. Его Величеству полезно будет послушать, -- приказала Ее Величество Святому Отцу, который при примирении супругов проявлять доброе расположении сразу стал к обоим.

-- Сейчас, сию же минуту-с, Матушка! -- кивнул головой служитель. Святые Отцы кланяться избегали, не пристало. Если кланялись, то всегда спиной. Но шипящие в речи Отца слушать было приятно.

Его Величество с усмешкой проводил Отца взглядом, положив руку на плечо жены -- как в старые добрые времена. Он еще Величество, и пока на жену влияние имеет, пусть и не так, как раньше. Нет, любимая, царствовать одна ты не будешь! Его Величество нежно перецеловал каждый пальчик жены, чувствуя ее легкую дрожь. Теперь уже нежно, прижимая руки ее к своему сердцу.

Но насладиться близостью не удалось, кота внесли тут же, будто поджидали с ним за дверью. Может, так оно и было, Ее Величество любила кота безмерно, могла потребовать его в любую минуту. Такой обходительности и приятельских обольщений, какие имел в своем лексиконе Котофей Баюнович, ни у кого в государстве больше не нашлось бы. Чего греха таить, он сам не раз подглядывал за ними в щелку, записывал слово в слово, чтобы выучить и произвести на Ее Величество впечатление наедине. Разумеется, она понимала, откуда он это все берет, но не журила, а ласково гладила по голове, как своего кота, доставшегося ей от Матушки.

Но в последнее время ей было не до любимца...

Кот уже почти сформировался во взрослую личность. Шерсть его лоснилась, глаза зорко оценивали обстановку, ушки прижаты к голове, пятая лапа исключительно подражала хвосту, задранному трубой, хвост на голове уложен колечком на подобие пуховой шишечки-шапочки, придавая его лицу милое выражение. Ее Величество сразу бросилась к нему, забыв о муже.

-- Мой Баюнович, а как подрос-то, как подрос! Дай-ка я тебя поцелую.. Мма, мма, мма! Сколько ж мы не разговаривали-то, дружок!

Кот замурлыкал в ответ, обращаясь только к Ее Величеству:

-- Королева моя золотая, услада глаз моих, головушка светлая, лучезарная, царица полей, лесов и рек, ягодка моя садовая, простила ли ты своего котика? Мр, Мр, Мр...

-- Конечно, конечно, Котофей Баюнович! Да могу ли я серчать на тебя, что не уберег тебя изверг... -- она подняла кота на руки, поглаживая за ушками, передавая его Святому Отцу.

Кто был извергом, сразу же стало понятно, как только кот пренебрежительно посмотрел на Его Величество, как на преступника, распушил пятую лапу, выпуская на конце острые когти. Его Величество слегка стушевался -- он понятия не имел, куда отправился кот. Интересно, каким образом он мог помочь ему не облажаться?!

-- Поведай, друг сердешный, расскажи при всех, как убивали тебя лиходеи, видел ли проклятую?

И вдруг кот фыркнул, выгнул спину, глаза его сделались большими, он прыгнул из рук державшего его Отца на каминную полку, перепрыгнул на шкаф, взбираясь на самый верх и царапая лаковую облицовку, до крови разодрав Святому Отцу лицо.

-- Не усмотрел... Упустил, Матушка! Злая девка! Злая! Уж и била меня, уж и била! Избы плакали!

-- Да как же... -- Ее Величество растерялась. -- Неужто, Манька тебя?!

Она развела руками и с ужасом уставилась на кота. Его Величество приблизился, понимая, что сейчас, пожалуй, пришел его конец. Жена впервые... нет, не впервые, но раньше не с таким испугом, произнесла имя проклятой. Он с тревогой ждал, слегка побледнев, мысленно помолившись, чтобы амнезия кота оказалась неизлечимой. Кот вздрогнул, закатил глаза и свалился со шкафа, отчаянно мяуча. Минут пять он катался в истерике по полу, закрываясь лапами, изображая свое умирание, явно давая понять, что под каким-то тяжелым предметом, который был в руках у его убийцы, или сам он в руках убийцы. Наконец он остановился, встал на задние лапы и, по-прежнему продолжая рыдать, проговорил тихим жалобливым голосочком.

-- Она, Матушка! Схватила меня, и ну давай раздирать на половины... Еле живой ушел...

-- Да какой же живой, если дымом прилетел! -- воскликнула Ее Величество, рассматривая кота пристально и с прищуром. -- Как могла-то, ведь невозможно убить тебя человеческой рукой!

Кот на мгновение задумался и выдохнул:

-- Так-так, золотая восходящая звездочка, Матушка-Благодетельница... Дымом... Не помню... А, так там еще старичок был, который на пороге догнал и кочергой меня, кочергой... -- Котофей Баюнович заплакал, уронив несколько слезинок.

-- А избы что же? Как впустили их? -- гневно воскликнула Ее Величество, поднимая кота с пола.

-- Тоже, ласковая ясная зорюшка, тоже... Промолчали и покорились! Склонились к преступникам! -- он положил голову на ее грудь, высмаркиваясь. -- И меня склоняли! Мол, Манечка... -- кот остановился, перевернулся и запрыгнул на камин, скривился и блеванул оттуда комком шерсти, -- чертей повымела, злодейские замыслы повывела... Похвалялась, разлюбезное Пресвятейшее Ваше Величество, Матушку вашу убить и на косточках поваляться... -- кот задумался, страшно кося в сторону Его Величества. -- Или убила и повалялась?..

-- Вот, что я говорил! -- воскликнул Его Пресвятейшество, доставая из рясы белый носовой платок, прижимая его к поцарапанной щеке. -- Бредовое его состояние -- не признак ли неудовлетворительного самочувствия?! Да разве ж такое возможно? А враги там были?

Кот задумался, почесывая пятой лапой у себя за ушами.

-- Может, были, а, может, не были... Помню, стоял... На берегу реки... С кем же стоял-то я?! Были, госпожа сердца моего, были еще демоны! Страшные, глаза -- во! Ротище -- во! А зубы... От голода слюна капала, всю шерстку мне изгадила! В траве я сидел, под лопушком... Вас, Матушка Благодетельница, видел... Во множестве... Шли вы по бережку...

-- Что?! -- взревела Ее величество.

-- Это водяной с русалками! -- сказал Его Величество, оправдываясь. Он снова ненавидел проклятую, которая покушалась на жизнь самых дорогих и близких. Что же за наказание-то?! И прикусил язык, вспомнив, как прореагировала его жена, когда он намекнул ей на удивительное сходство с водяными. -- Я рассказывал...