Предисловие написанное автором к собственной книге, — это всегда попытка ответить на вопросы, которые чаще всего задают читатели на творческих встречах: как родилась книга? что послужило импульсом? почему нельзя было ее не написать?

У каждого рассказа этой книги своя биография. У каждого рассказа своя история. Но общее для них одно — любой рассказ читатель может продолжить. Не обязательно в меру своей фантазии, но непременно в силу заинтересованности в судьбе героев, если таковая возникнет.

Почти все произведения этого сборника читателю знакомы, тут вроде бы автору беспокоиться не о чем. Но когда они объединены в одну книгу, они обретают новое качество — вместе с книгой как бы заново рождается автор. Потому что биография автора так или иначе переплетается с судьбой его героев. Во всяком случае, у меня так.

Двадцать семь лет назад приехал я на Чукотку после окончания Киевского университета. О другом географическом месте своего обитания и не помышлял, основы северного притяжения были заложены в детстве — все десять школьных лет прошли в Заполярье, на Кольском полуострове. Так что не успеешь оглянуться — и вот уже сорок лет арктического стажа. Многовато? Пожалуй… Но это с точки зрения человека, который приезжает на Север временно. А я здесь всегда, это моя земля. Мама до сих пор волнуется, пишет, чтобы возвращался в Татарию, пишет, что если уж не могу без снегов, то найдет и там «местечко похолоднее». И никак не может свыкнуться с мыслью, что на Севере мой дом.

А приезжаешь в отпуск к родителям — только и разговоров: вот как было интересно, когда жили в Полярном, Североморске, на островах, хорошо-то как было. (Отец — военный моряк, и семья, жила по морскому уставу — сегодня здесь, завтра — там.)

Генетическая предрасположенность к скитаниям и журналистская судьба дали счастье быть, что называется, в гуще событий, работа в геологической партии и полевом отряде ТИНРО позволила освоить азы тундровой науки, экспедиции на собаках, пешком, сплавы по всем главным рекам Чукотки незаметно вылились в единый большой маршрут, в полярное путешествие длиною в жизнь. Оно и сейчас продолжается. И в этой книге, и, надеюсь, будет в других. Почему?

Возможно, на этот вопрос ответил Медучин — персонаж одной из моих повестей:

«Каждый человек должен соответствовать тому месту, где он живет. Человек должен вписываться в окружающий его пейзаж — в нервный ритм города, в сонливую лень поселка, в чреватую неожиданностями тишину тайги или тундры… Пульс человека и пульс окружения должны совпадать — и тогда он обретает спокойствие».

А лирический герой из рассказа «Очень жарко» так осмысливал свое предназначение:

«Вспоминаю всю свою жизнь на Севере, своих друзей и врагов, свои радости, опасности, свои прощания, встречи, свои слова, дело свое… Даже когда мне не везло, не обижался я на эту землю… Скучал без нее в краях, где теплое солнце и другие дожди…

И теперь я спокоен: знаю — непонятная тревога будет мучить сына моего сына, если ему вдруг вздумается приехать на Север… Конечно, он будет жить по-другому. Каждый живет по-своему. Но, наверное, жить надо так, чтобы и чужие люди говорили: вот ходил тут незнакомый парень в шапке, меховой, а теперь не ходит. Странно».

Север не любит клятв и зряшных слов. Герои этой книги просто живут на Севере и делают свое дело. Непростое дело. Об этом в моих книгах.

В литературе есть Чукотка Тана-Богораза, есть Чукотка Семушкина и Шундика, Чукотка Рытхэу, Чукотка Куваева и Христофорова. У меня своя модель. Будут писатели, которые откроют новые грани в этом кристалле льда. Все точки зрения имеют право на существование, потому что тема: «Север и ты — ты и Север» неисчерпаема.

А что касается закона полярных путешествий, то у каждого северянина он свой. Но всех роднит его нехитрая философия — практический ответ на вопрос «тепло ли другим от того, что ты живешь на свете?»

Альберт Мифтахутдинов

Великий Полярный Путешественник Кнуд Расмуссен учил нас, Полярных Несмышленышей, и заповеди его высечены у меня в памяти, как и слова заклинателей духов — эскимосских стариков, с которыми сводила судьба.

Знать, в награду за дела, которые еще предстоит совершить, думал я тогда, потому что трудно поверить в удачу, в счастье от общения с человеком, открывающим тебе, юнцу, все сокровища мудрости вот так сразу, за здорово живешь.

Время тает незаметно как снег, вот и голова покрыта снегом, и ты видишь свой первый чукотский снег так въяве, как свою первую девушку, и ощущаешь запах ее одежды, как запах весеннего ветра тогда в долине Пильхикай.

Сейчас ты можешь повторить вслед за Великим Полярным Путешественником: «…и я от всего сердца возблагодарил судьбу, позволившую мне родиться, когда полярные экспедиции на санях с собачьей упряжкой еще не считаются отжившими свой век».

И еще он сказал, что в арктических путешествиях гостеприимство, оказанное самому путешественнику, остается для него на втором плане, тогда как к тому, кто кормит и холит его собак, он чувствует настоящую сердечную привязанность.

Теплели глаза старика Киу, когда я кормил его собачек галетами и сахаром из НЗ после их мясного ужина, смеялся он и качал головой, и все волновался, вдруг не хватит, ведь тогда придется одно сырое мясо есть и нерпу запивать несладким чаем, мне, нездешнему человеку, приехавшему сюда неизвестно зачем.

Вот уже четверть века я здесь, а все не знаю, зачем приехал. Разве спрашивают об этом родившегося тут? А мне кажется, что я тут всегда, что я тут был, когда меня и на свете не было.

Вот и бабушка Альпынэ, жена Киу, сразу сказала своей внучке Тею в первый день, как увидела меня:

— У него дети родятся здесь.

Бабушка Альпынэ добрая и строгая старуха, а Тею — восемнадцать лет, и расскажет мне об этом Тею после, когда бабушка уйдет наверх, где звезды — окна в селении мертвых. Бабушка — прорицательница, у нее отец был заклинателем духов, но все это я узнаю потом…

Права была бабушка — я вскоре переехал жить на побережье, в их поселок. Наши дома стояли рядом, я часто ходил к Альпынэ, любил с ней разговаривать, хотя посторонний не назвал бы наши беседы говорением. Она не знала русского, я — эскимосского, а мой чудовищный чукотско-эскимосско-англо-русский воляпюк настолько был далек от понимания его нормальным человеком, что я не переставал удивляться, почему Альпынэ его понимает, и еще больше удивлялся почему я понимаю ее.

Не удивлялась только Тею. Она уходила на кухню готовить или просто оставляла нас одних, и я многое постигал от общения с Альпынэ.

Однажды засиделся допоздна, бабушка рукодельничала — вышивала бисером замысловатый орнамент на тапочках из нерпичьей кожи, не торопясь рассказывала и показывала, жестикулировали мы оба, иногда Тею вторгалась и объясняла непонятное бабушке или мне. Под конец в глазах старого человека заблестели слезы, и я вспомнил Великого Полярного Путешественника, собиравшего легенды на берегах Баффиновой Земли, и его беседу с плачущей Оруло.

Оруло сказала ему тогда:

— Я сегодня опять была ребенком. О многом мы не думаем, пока к нам не придут воспоминания. Теперь ты знаешь жизнь старой женщины от начала до сегодняшнего дня. И я не могла не заплакать от радости, что была так счастлива…