— Кабальеро, — обратился он к всаднику изысканнейшим образом, — позвольте просить вас о любезности, в которой обычно не отказывают в нашей ситуации: о помощи и покровительстве.

Всадник, прежде чем ответить, испытующе взглянул на незнакомца. Это был человек лет пятидесяти, с благородными чертами и изящными манерами. Хотя виски посеребрила седина, он был изящен и строен, а в черных глазах читался молодой задор. Изысканный костюм и непринужденность обращения свидетельствовали со всей очевидностью, что он принадлежит к сливкам мексиканского общества.

— За несколько минут вы, кабальеро, совершили две серьезные ошибки, — ответил всадник. — Во-первых, вы подошли ко мне вплотную без всяких предосторожностей. Во-вторых, совершенно не зная меня, вы просите моей помощи и покровительства.

— Я вас не понимаю, сеньор, — удивился мексиканец. — Разве люди не должны помогать друг другу?

— В цивилизованных странах — да, — с усмешкой продолжал всадник. — Однако в пустыне встреча с человеком почти всегда таит в себе опасность: ведь мы дикари.

Мексиканец не мог скрыть удивления.

— Итак, — сказал он. — Неужели вы не протянете руку помощи себе подобным и тем самым обречете их на погибель?

— Мне подобные, — возразил всадник с язвительной иронией, — хищные звери. Между вами и мною нет ничего общего, уйдите и оставьте меня в покое.

— Хорошо, — надменно проговорил мексиканец, — я не буду докучать вам более. Если бы дело касалось меня, я не стал бы просить вас ни о чем. Жизнь не настолько мне дорога, чтобы я пожелал ее продлить способом, оскорбляющим мою честь, но с нами женщина, почти ребенок, моя дочь, которая нуждается в немедленной помощи и может умереть, если такая помощь не будет ей оказана.

Всадник ничего не ответил и отвернулся, словно ему было неприятно продолжать разговор. Мексиканец вернулся к своим спутникам, остановившимся у внешней кромки леса.

— Ну что? — спросил он, с беспокойством глядя на дочь.

— Сеньорита лишилась чувств, — печально ответил один из его спутников.

Мексиканец горестно вздохнул и несколько минут с волнением смотрел на дочь, потом вдруг, охваченный отчаянием, побежал к незнакомцу. Тот уже сидел в седле, собираясь уехать.

— Остановитесь! — вскричал мексиканец.

— Чего вы еще от меня хотите? — спросил незнакомец. — Дайте мне уехать и благодарите Бога, что наша неожиданная встреча в этом лесу не возымела для вас неприятных последствий.

В этих загадочных словах таилась угроза, которая не могла остаться незамеченной мексиканцем. И все-таки он не унимался.

— Невозможно, — горячо заговорил он, — чтобы вы были таким жестоким, каким хотите выказать себя. Вы еще очень молоды и ваше сердце не может быть столь бесчувственным и суровым.

Незнакомец рассмеялся каким-то странным смехом.

— У меня нет сердца, — сухо проговорил он.

— Заклинаю вас именем вашей матери, не бросайте нас!

— У меня нет матери.

— Ну, тогда именем существа, которое вы любите более всего на свете.

— Я не люблю никого.

— Никого? — растерянно повторил мексиканец. — Если так, то я весьма сожалею, потому что вы должны очень страдать.

Незнакомец вздрогнул, лихорадочный румянец залил его лицо, но он тотчас же взял себя в руки.

— Теперь дайте мне уехать.

— Нет, прежде я должен узнать, кто вы.

— Кто я? Ведь я уже сказал. Хищный зверь, существо, имеющее человеческое обличье, но питающее ко всем людям лютую ненависть, которую ничто и никогда не способно будет утолить. Молите Бога, чтобы вам впредь не довелось встретить меня на своем пути. Я как ворон: один мой вид приносит несчастье. Прощайте!

— Прощайте! — печально прошептал мексиканец. — Да сжалится над вами Господь и да не накажет он вас за вашу жестокость!

В эту минуту до мексиканца донесся голос дочери, хотя и слабый, но нежный и мелодичный, как пение американского соловья.

— Батюшка! Мой добрый батюшка! Где вы? Не оставляйте меня!

— Я здесь, здесь, дочь моя! — крикнул в ответ мексиканец и поспешил на зов дочери.

При звуках этого мелодичного голоса незнакомец встрепенулся, в его голубых глазах сверкнула молния, по спине пробежал холодок, и он схватился рукой за сердце, словно стараясь не дать ему выпрыгнуть из груди. Несколько секунд он пребывал в нерешительности, потом пришпорил лошадь и вскоре очутился рядом с мексиканцем.

— Чей это голос? — спросил он каким-то странным голосом, опуская руку на плечо мексиканца.

— Голос моей умирающей дочери, — в ответе мексиканца слышался горестный упрек.

— Умирает! — прошептал незнакомец с волнением — Умирает она?

— Позвольте мне пойти к моей дочери.

— Батюшка! Батюшка! — продолжала звать девушка слабеющим голосом

Незнакомец выпрямился Лицо его вдруг приняло выражение непоколебимой воли.

— Она не умрет, — сказал он глухим голосом, — пойдемте.

Девушка неподвижно лежала на земле с закрытыми глазами; лицо ее покрывала смертельная бледность, только слабое, прерывистое дыхание и свидетельствовало о том, что в ней теплится жизнь Окружавшие ее люди неотрывно глядели на нее с выражением глубокой печали, и крупные слезы орошали их загорелые щеки

— О! — вскричал отец, упав на колени возле девушки и осыпая ее руку поцелуями, смешанными со слезами. — Я отдам все свое состояние и саму жизнь тому, кто спасет мою дочь!

Незнакомец спрыгнул с лошади и несколько минут внимательно глядел на девушку. Затем обратился к мексиканцу.

— Какая болезнь поразила девушку? — спросил он.

— Ах! Болезнь неизлечимая ее ужалила коралловая змея Незнакомец сурово нахмурил брови.

— Если так, то она неминуемо погибнет, — сказал он глухим голосом.

— Погибнет? О, Боже! Нет, нет! Моя дочь! Моя любимая дочь!

— Да, если только Сколько времени прошло с тех пор?

— Нет еще часа.

Лицо незнакомца просветлело, но он продолжал молчать. Между тем сгрудившиеся вокруг него мексиканцы с тревогой и нетерпением ждали, что он скажет.

— Менее часа? Тогда ее еще можно спасти. Мексиканец облегченно вздохнул.

— Вы уверены в этом? — спросил он Незнакомец пожал плечами.