Как известно, новая идея может родиться при оригинальном сопряжении уже известных идей. В изобретательном уме Макарова зрела мысль: хорошо, почему бы не попытаться атаковать неподвижно стоящий корабль противника? Но это можно сделать только на его же, то есть противника, базе, а катер своим ходом не в состоянии пересечь Черное море. Значит? Значит, нужно быстро и по возможности скрытно доставить катера к гавани, где стоят вражеские корабли, и атаковать их там. Доставить же катера в район атаки можно на специально оборудованном пароходе. Так родилась смелая идея плавучей базы, и мина превращалась теперь в сугубо наступательное оружие. Соответствующие рапорты Макарова поступили в морское ведомство. Ведомство это никогда не отличалось слишком уже большой деловитостью. Однако время было предгрозовое, надвигалась война, и на сей раз проволочек не последовало. Инициатива скромного лейтенанта была одобрена. 13 декабря 1876 года Макаров вступил в командование пароходом «Великий князь Константин».
Пароход этот никак не был приспособлен для боевых действий, а уж для минных атак тем более. Установить на торговом корабле пушки, соорудить артиллерийские погреба, сделать кое-какие переделки в трюме и в надстройках было делом на флоте привычным, и сладили с ним сравнительно быстро. Другое дело – подготовить «Константин» к перевозке минных катеров. Макаров да и все причастные к его предприятию моряки понимали, что от быстроты их действий зависит успех атаки. Четыре тяжелых катера с громоздкими и тоже тяжелыми паровыми машинами приходилось поднимать над водой на три метра. Шлюпбалки «Константина» гнулись и ломались, их пришлось заменить другими, специально изготовленными по чертежам Макарова.
То была еще службишка, не служба. Катера должны атаковать сразу же после спуска на воду, это ясно. Но если они начнут разводить пары только на воде, пройдет много времени, внезапность атаки – главный козырь Макарова – может быть утрачена. Держать катера на палубе под парами тоже неудобно и к тому же опасно: легко себе представить, что станет с кораблем, если на его палубе будут извергаться дым и искры из четырех низких труб, едва возвышающихся над надстройками. И Макаров нашел остроумное инженерное решение: вода в котлах катеров нагревалась от паровой машины «Константина». Достаточно было теперь поджечь топку на катере (что занимало считанные минуты), и можно идти в атаку. Много хлопот доставляли и минные шесты: шутка ли – тонкий стержень 8–10 метров длиной, а на конце его мина с 40 килограммами пироксилина. Приспособление это было очень хрупкое, и небрежное обращение с ним могло окончиться плохо. Немало шестов сломалось, много сил и нервов потратил Макаров, пока не пришло нужное решение.
Надо было бы сказать: и так далее, и тому подобное. Все большие и малые хлопоты Макарова при снаряжении «Константина» перечислять долго, да и нужды нет. Подчеркнуть следует вот что: в России всегда не занимать было людей с интересными оригинальными идеями. Но тех, кто мог бы эти свои идеи настойчиво и деловито осуществлять на практике, в таких зачастую случался недостаток. Макаров начисто был лишен подобного раздвоения личности. Он отлично мог поладить с придирчивыми служащими портовых складов, легко ставил на место плутоватого подрядчика, знал, как подойти к начальству, чтобы уладить какое-либо дело, требующее решения свыше. Не стеснялся он, сбросив офицерский китель, и самому взяться за кабестан, когда нужно было быстрее поднять катер. И ничего: от всех этих дел и хлопот авторитет его ничуть не умалился ни у подчиненных, ни у начальников.
Офицеры – командиры катеров подбирались исключительно из добровольцев. Что и говорить, риск предстоял немалый. На хрупком катере, лишенном всякого вооружения, надлежало приблизиться к вражескому кораблю и подвести мину вплотную к борту. И при этом надеяться, что катер и его экипаж уцелеют от мощного взрыва на расстоянии в восемь метров... Однако не было недостатка в желающих идти под начало Макарова: напротив, охотников участвовать в смелом предприятии набралось гораздо больше, чем требовалось. Как видно, прав был Макаров, полагая, что русские склонны к партизанской войне: в свое время тоже в избытке находились смельчаки, готовые идти в отряды Дениса Давыдова или Сеславина.
Тем временем политическая обстановка у южных границ России накалялась. Подстрекаемая Англией султанская Турция не шла ни на какие уступки по отношению к славянским народам. Турецкие войска творили на Балканах чудовищные зверства. Русское общественное мнение настойчиво требовало решительной помощи славянским братьям вплоть до вооруженного выступления. Однако в Петербурге колебались. И было отчего: русская армия оставалась еще не готовой к войне, она находилась в стадии перевооружения и реорганизации, огромная морская граница на Черном море оставалась практически беззащитной. Все попытки достичь компромиссного решения славянского вопроса дипломатическим путем не привели к успеху. 12 апреля 1877 года война была объявлена официально.
Освободительный поход русской армии на Балканы вызвал всеобщее сочувствие в стране, в том числе и среди передовых общественных кругов. Разумеется, правительство Александра II, выражая интересы буржуазно-помещичьих слоев, ставило в этой войне определенные своекорыстные цели (захват черноморских проливов и т. п.). Однако в целом в русско-турецкой войне 1877–1878 годов объективно Россия играла прогрессивную роль, способствуя освобождению славян и других народов Балканского полуострова от жестокого порабощения.
Война застала «Константина» в полной готовности к боевым действиям. Макаров рвался в море и буквально засыпал командование просьбами о разрешении ему выйти в боевой поход. Наконец такое разрешение было дано. 28 апреля 1877 года «Константин» с четырьмя минпыми катерами на борту вышел из Севастополя и направился к Кавказскому побережью, где находилась тогда, по данным разведки, мощная турецкая эскадра.
Поиски противника долго шли без успеха, и лишь в ночь на 1 мая в Батуме удалось обнаружить сторожевой турецкий корабль. Все четыре катера были спущены на воду и пошли в атаку. Одним из них командовал сам Макаров. В полной темноте на легком, незащищенном суденышке нужно было подойти почти к борту противника и подвести мину под самое днище вражеского корабля. Смерть грозила здесь смельчакам и от огня противника, и от взрыва собственной мины. Первым приблизился к турецкому кораблю катер лейтенанта Зацеренного. Сближение произошло удачно, но мина не взорвалась. Турки открыли огонь и погнались за катером. Вслед за тем в атаку пошел катер самого Макарова. Вновь неудача! Осыпаемый пулями неопытный экипаж растерялся и слишком долго готовил мину; благоприятный момент для нападения был упущен. Турецкий корабль увеличил скорость и скрылся. Итак, первая попытка минной атаки не принесла успеха...
Хорошо, когда новое дело начинается с удачи. Тогда все дружно аплодируют смелому инициатору. Известно, победителей не судят. И как трудно продолжать это самое новое дело при первой же неудаче! Сразу объявятся мудрые скептики, которые, пожимая плечами, изрекут: «Мы ведь предсказывали...» И что из того, что сами-то скептики обычно не ходят в атаки...
Первая неудача сильно повредила Макарову. Ранее ему авансом выдавали комплименты, теперь некоторые стали смотреть на него косо. Новизна дела никого словно бы и не занимала, отчаянная смелость моряков никого не трогала. Начальству подавай успех, и поскорее. Что ж, таковые суровые условия для всех, кто следует неизведанными путями. Но не таков был характер командира «Константина», чтобы стушеваться: перед вражеской ли эскадрой или перед собственной неудачей. Да, в организации атаки были упущения. Да, не стоило самому Макарову уходить в атаку на катере – командир должен управлять боем, а не бросаться очертя голову вперед. (Много лет спустя Чапаев – Бабочкин блестяще объяснит, где и когда должен находиться в бою командир, и покажет это, расставив картофелины на столе.)
Настойчивость и непоколебимая уверенность Макарова в правильности избранной им тактики одолели скептические подозрения. Ему разрешили снова выходить в море на поиски врага.