После гибели адмирала шесть раз выходила в России его книга. Ее шестое издание пришлось на 1943 год. Шла война, далек еще был путь до Берлина. Страна берегла каждую копейку. Многие журналы не издавались, уменьшился формат газет. Все – для фронта... Мало выходило книг, только самые необходимые. Все – для победы... И в это время вновь появляется макаровская «Тактика». Она была нужна Родине как оружие победы. И это лучший памятник книге старого русского адмирала.

На набережной Невы тускло мерцали газовые фонари. Над городом висел тяжелый туман, с крыш капало. Весна в этом году рано пришла в северную столицу: еще только 12 марта, а невский лед потемнел, вокруг опор мостов образовались огромные полыньи. У спусков к реке на набережной дежурили полицейские и дворники: пешеходное движение через Неву уже сделалось опасным и было запрещено – лед тонок.

Около здания Российской императорской Академии наук необычное оживление. Подъезжают извозчичьи пролетки, кареты. Солидные господа в шубах, в шинелях поднимаются по высокой наружной лестнице к тяжелым дверям. Сверкают генеральские эполеты, промелькнуло и несколько элегантных дамских нарядов (впрочем, генерадов было больше, нежели дам...). Сняв в швейцарской шубы и шинели, солидные господа, переговариваясь, поднимаются по широкой внутренней лестнице на второй этаж. Взгляд каждого невольно упирается в огромную мозаичную картину: усатый всадник в треуголке, с обнаженной саблей в руке величаво скачет на коне впереди войска. «Петр Великой под Полтавой» – мозаика Ломоносова. Основатель Петербурга и Российской Академии – и холмогорский крестьянин, ставший самым знаменитым нашим академиком, оба этих великих имени гармонично слиты на стене.

Движение по лестнице стихает. Пришедшие собираются в конференц-зале. Вот последний раз закрылась нарядная, белая дверь, обильно покрытая резьбой и позолотой. Комнаты перед залом пустеют. Экзекутор22 академии, сухой, сутулый старик с длинными седыми бакенбардами, озабоченно проходит по пустым комнатам. Смотрит, все ли в порядке, нет ли где каких упущений. Шутка ли – конференция академии. Да еще столько гостей... Видно, важное заседание. Тут экзекутор прервал свое движение и стал шепотом яростно выговаривать служителю, который забыл снять чехлы с кресел в Малой гостиной. Сделав надлежащий выговор, – строгость нужна, строгость! – экзекутор подошел к дверям, ведущим в зал заседаний. Остановился. Прислушался. Впрочем, напрягать слух ему не пришлось, ибо низкий бас докладчика гудел, как тяжелый колокол.

– Россия природой поставлена в исключительные условия, – услышал старый экзекутор, – почти все ее моря замерзают зимой, а Ледовитый океан покрыт льдом и в летнее время. Между тем туда впадают главнейшие реки Сибири, и туда мог бы идти весь сбыт этой богатой страны. Если бы Ледовитый океан был бы открыт для плавания, то это дало бы весьма важные выгоды. Теперь Ледовитый океан заперт, но нельзя ли его открыть искусственным путем?.. При посредстве ледоколов мы можем поддерживать сообщение с Енисеем в течение всего лета. Теперь это производится случайными рейсами один раз в год, и для поощрения этих рейсов предпринимателям дают некоторые таможенные льготы. При посредстве ледоколов рейсы на Енисей можно поставить на правильный фундамент и вести их регулярно... Сибирь так богата, а прирост населения как естественным путем, так и переселением идет так быстро, что грузов в скором времени найдется достаточно. Мы, русские, богаты дешевым товаром, который не может быть перевозим на дальние расстояния по железным дорогам. Для такого товара нужно пароходное сообщение.

Экзекутор отошел от двери и направился далее. Ну и ну, как дела-то идут! А давно ли, давно ли открывали Николаевскую железную дорогу между Москвой и Петербургом. Экзекутор помнит, как вместе с женой стояли они на Знаменской площади, что около Николаевского вокзала, и глядели на пышные торжества. Дымящийся паровоз казался им чудом. Господи, кажется, только вчера это было! А теперь вот – уже железных дорог нам мало, корабли по льду будут ходить. Чудеса, да и только! Растет Россиюшка, на глазах растет...

Экзекутор обошел все помещения и вздохнул удовлетворенно: везде порядок. Он вернулся к нарядной двери конференц-зала. Тот же раскатистый бас продолжал:

– Ни одна нация не заинтересована в ледоколах столько, сколько Россия. Природа заковала наши моря льдами, но техника дает теперь огромные средства, и надо признать, что в настоящее время ледяной покров не представляет более непреодолимого препятствия и судоходству.

Голос за дверью умолк, в зале зашелестели аплодисменты.

...Теперь все спускались вниз по лестнице. Экзекутор видит, как в центре оживленно переговаривающейся группы идет академик Рыкачев, председательствовавший на собрании, высокий, с пышными усами, в генеральском мундире. Экзекутор хорошо знает Михаила Александровича, как же, известнейший ученый, недавно назначен директором Главной физической обсерватории. Собеседник Рыкачева в черной форме, на золотых погонах по два орла: вице-адмирал, значит. Это и есть сегодняшний докладчик, Макаров его фамилия. А слева от Макарова – это (ну кто же его не знает!) Дмитрий Иванович Менделеев. Ишь, как горячо говорит, даже рукой себе помогает. Вот всегда он такой.

Спустились вниз, продолжая начатый разговор. Макаров говорил быстро и темпераментно, но без всякой жестикуляции (как все профессиональные военные, он был очень сдержан в движениях):

– Господа, уверяю вас, открытие Северного пути для русского флота – это только начало дела. Мы построим мощные ледоколы, которые смогут плавать везде и всюду. Мы еще доживем до того дня, когда русский флаг будет доставлен на Северный полюс.

– Уверен, совершенно в этом уверен! – энергично вставил Менделеев.

– Значит, пойдем не по льду на санях, а через лед напролом, – улыбнулся Рыкачев, поглаживая усы.

– Да, ваше превосходительство, именно так, напролом. К Северному полюсу – напролом!

...Летом 1895 года Макаров закончил лечение и вновь вступил в командование эскадрой. Хотя эскадра по-прежнему называлась Средиземноморской, она была оставлена в дальневосточных водах. Макаров задержался на Дальнем Востоке еще на полгода. За это время он совершил несколько плаваний, обследуя русские берега Японского моря: выяснилось, что английские и наши карты тех мест имеют расхождения, причем английские порой оказываются более точными. Морская съемка заняла несколько месяцев. Дело было опасное, ибо фарватеры плохо знакомы, а осенью здесь часты туманы и шквальные ветры, того и гляди посадишь тяжелый броненосец на камни. Помощи тут ждать неоткуда... В то же время Макаров продолжил исследования Лаперузова пролива, начатые им еще на «Витязе». Загадочный пролив этот с капризным и переменчивым течением давно уже интересовал его.

К счастью, трудные осенние плавания обошлись благополучно, и морские съемки провели успешно. Год спустя Главное гидрографическое управление выпустило «Карту Западного берега Японского моря от залива Св. Владимира до залива Америка». Новая карта была много точнее старой.

На праздновании нового, 1896 года Макаров в очередной раз прощался со своей второй родиной. Он получил назначение на должность старшего флагмана 1-й флотской дивизии на Балтике. Известие это застало его в Гонконге: здесь стоял на ремонте в доке броненосец «Николай I». И вот снова предстоит путь через половину земного шара – опять в Петербург, в Кронштадт. Домой.

11 января Макаров покинул экзотический Гонконг. На этот раз он направился на родину через Американский континент. На обычном рейсовом пароходе, то есть в качестве пассажира – весьма странное для него состояние! – Макаров прибыл в Сан-Франциско, город, который он более тридцати лет назад посетил еще безусым кадетом. Для него, человека любознательного, поездка по такой своеобразной и бурно развивавшейся стране, как Соединенные Штаты, не могла не принести большой пользы, не обогатить новыми впечатлениями и идеями. К тому же, пересекая огромную страну, Макаров менее всего чувствовал себя просто туристом. И в Вашингтоне, в в Чикаго, и в Нью-Йорке, и в других больших и малых городах Америки он думал прежде всего о деле своей жизни – о русском флоте. Особое впечатление произвела на Макарова работа американских ледоколов на Великих озерах, где он побывал в феврале, в разгар зимы. Несколько сравнительно небольших ледоколов обеспечивали круглогодичное судоходство, а оно было там, в центре Северо-Американского континента, очень оживленным. Макаров подметил и немало технических новшеств, которые применяли в ледокольном деле предприимчивые и изобретательные американцы.