Да, часто. Достаточно часто, чтобы стать незаметным. Видеть, кто пришел, кто ушел, услышать неосторожно брошенное словцо, которое может открыть умному человеку больше, чем нужно. А Мортимер не будет долго ждать, и отделываться от него разными пустячными причинами с каждым днем будет все труднее и труднее.

Теперь Риз учится еще одному танцу. Он может наслаждаться танцем желания, которым наполнены его ночи, но он возненавидит танец выживания, которым будут омрачены его дни.

Услышанная новость совершенно испортила ему настроение, пока он ехал домой. Ведь он ничего такого не хотел. После восстания Риз порвал с политикой и интригами, но, как дурак, позволил Джону заманить себя в сети, поддержав его единомышленников в том злосчастном мятеже против Мортимера два года назад. Трагедия двухлетней давности окончательно укрепила его в решении не ввязываться больше в политические авантюры. А неспособность баронов поддержать Ланкастера и Стратфорда лишний раз доказала, что нельзя изменить мир к лучшему, если даже одни из самых могущественных людей изменяют своей клятве ради корысти.

Тогда он не хотел шпионить для Стратфорда, а теперь тем более не хочет идти на это ради Мортимера. Ризу нужно одно – чтобы его оставили в покрое и дали заниматься своим ремеслом. Он хочет ходить по улицам города, не оглядываясь по сторонам, а возвращаясь домой, каждую ночь любить красавицу-плиточницу неукротимого нрава, с загорелой кожей и шелковыми волосами. Привязав лошадь и проходя через сад, Риз вспомнил проявления ее нрава, и эти мысли были как удар хлыста. В мрачном настроении он переступил порог кухни.

Джоан сразу ощутила его присутствие. Она склонилась над горшком, что стоял на огне, и не могла его видеть, но, услышав звук шагов, слегка пододвинулась, освобождая для него место.

Неуловимое отступление. Уведомление о границах. Первый шаг в танце. Обычно он находил ее искусство в этой игре занятным. Сегодня вечером оно разбудило в нем дьявола.

Джоан всегда знала, когда Риз возвращается домой. Даже когда он заходил через парадный вход и она не слышала звука его шагов, то чувствовала его появление. Этот дом, может, и был велик для одного человека, но ей казалось, что Риз присутствовал в нем везде.

Вот и сегодня, еще до того как Джоан услышала шум в конюшне, она уже знала, что он там. Чувствовала, как он идет к ней через сад, даже не повернув голову в его сторону. Чувствовала его появление на пороге так же явственно, как если бы он коснулся ее плеча.

Так было всегда, и это ужасно раздражало ее, но в этот вечер ощущение его близости было особенно сильным.

– Где Марк? – спросил он. – Почему не пришел принять у меня коня?

– Извини, я забыла, что ты сегодня верхом. Марк познакомился с мальчиком, учеником торговца тканями. Они ужинают у него.

Риз прошел через кухню в зал. Джоан, не отрывая глаз от горшка, продолжала помешивать что-то и инстинктивно отодвинулась в сторону, чтобы дать ему больше места для прохода.

Он остановился.

– Прекрати так делать. Это оскорбительно для меня. Создается впечатление, словно ты думаешь, что если я приближусь к тебе меньше чем на десять шагов, то прижму тебя к стене и возьму силой.

– Я не хотела…

– Черта с два ты не хотела!

Он широкими шагами пересек кухню. Джоан услышала, как он поднялся наверх, прошел на застекленную террасу.

Господи, да он же не в себе! Она пожалела, что поддалась на уговоры Марка и разрешила ему поужинать вместе с другом.

Риз снова спустился, и Джоан быстро налила суп в миски и отнесла их в зал. Он стоял и потягивал эль, который она приготовила для него, уже сняв кожаный фартук и набросив полотняную безрукавку.

Риз следил за каждым ее движением, наблюдал, как она ставила суп на стол, как возвратилась в кухню за хлебом и сыром.

Да, ей не следовало позволять Марку оставить ее сегодня вечером наедине с каменщиком. Этот огромный дом вдруг показался ей таким маленьким. Соблюдая крайнюю осторожность, она закончила приготовления к трапезе и села на свое место.

Как всегда, Риз сидел напротив, с другой стороны стола. Девушка попыталась незаметно сдвинуться на самый краешек, но это не очень-то помогло. Они были одни, и их колени почти соприкасались. Казалось, отсутствие Марка сильнее сближало их.

Джоан не отрывала глаз от своей тарелки и пыталась не обращать внимания на сидящую напротив клокочущую грозовую тучу, вот-вот готовую разразиться громом и молнией.

– Мне нравится твой брат, но я рад, что сегодня он не ужинает с нами, – наконец произнес Риз. – Когда наступает вечер, ты постоянно таскаешь его за собой и всегда следишь, чтобы он был рядом. Приятно поужинать с тобой вот так, без щита между нами.

Джоан не думала, что ее манипуляции с Марком были столь очевидны.

– Пол наверху мокрый, – сказал он. – Он часто бывает мокрым, местами, но не так, как сегодня.

– Сегодня было сыро из-за дождя, поэтому он долго сох.

– Ты не обязана мыть пол во всех комнатах каждый день. Это лишнее.

– Я не против работы.

– А я против. Со временем доски испортятся.

– Я пробуду здесь не настолько долго, чтобы они успели испортиться.

– Я знаю, зачем ты это делаешь. Все это мытье. Стремишься доказать, что ты отрабатываешь кров и хлеб, чтобы…

– Так как пол я мою тебе, а еда и крыша твои, я не понимаю, что ты имеешь против этого?

Если не считать стального блеска, появившегося в его глазах, можно было подумать, что он не услышал ее слов.

– …чтобы доказать, что ты отрабатываешь свою пищу и крышу над головой, и чтобы я не рассчитывал на другую плату, – закончил он.

По крайней мере, ее коленки болели не напрасно. Вот только она не ожидала такого поворота в разговоре.

– Я же сказал тебе, Джоан, что ничего такого не будет. Разве я напугал тебя или дал повод думать, что солгал? Разве в моем отношении было что-то, кроме почтения?

– Нет, но… – она замолкла на полуслове. Риз посмотрел ей прямо в глаза.

– Но что-то есть между нами. Ты это собиралась сказать, не так ли? – закончил он за нее.

– Да, что-то непонятное, неуловимое. Когда ты возвращаешься и даже когда уходишь. Словно туман, такой плотный, что до него можно дотронуться. Ты говорил слишком дерзко у колодца в ту первую ночь и посмотри, что из этого вышло? Я не боюсь тебя, но ты заставляешь меня быть осторожной.

Он протянул руку. Отчасти зачарованная, отчасти потрясенная она смотрела на эту руку. Прикосновение. Наинежнейшее прикосновение к ее щеке.

– Дело не только во мне, прелестная голубка, и всегда было не только во мне. Моя искренность возле колодца тут ни при чем – ты не доверяешь себе, так же как и мне. Хотя в глубине души знаешь, что нам будет хорошо вместе.

На мгновение она замерла, не в силах пошевелиться. Казалось, тепло его грубой ладони удерживает ее на месте, проникает сквозь кожу, будоражит. Манящее живительное тепло.

Джоан откинулась назад, затем встала и отошла к краю стола, чтобы он образовал между ними барьер.

– В этом ты весь: в первую же ночь, как только моего брата нет со мной, снова позволяешь себе вольности. Кажется, я правильно делаю, когда прикрываюсь им как щитом. Говоришь, что все это время относился ко мне почтительно? Зачем же тогда сейчас своими поступками противоречишь сам себе?

– В нежном прикосновении нет ничего непочтительного.

– Это не просто нежность. В самый первый день ты сказал, что не настолько свят, чтобы не желать соблазнить меня, и мне кажется, именно это ты задумал сделать сегодня ночью.

– В том, чтобы желать женщину, тоже нет непочтительности.

– Есть, если она равнодушна и сама не хочет этого.

Он посмотрел на нее через стол. Выражение его лица было ей непонятно.

– Ты все время повторяешь, что равнодушна. Ты в этом уверена? Минуту назад я почувствовал трепет под своей ладонью, увидел что-то в твоих глазах, что говорит совсем о другом.

– Совершенно уверена.