Эта бомба на Краснопресненской набережной могла рвануть еще летом 1991 года. Однако мощная харизма Ельцина и его неоспоримая победа на президентских выборах поутихомирили страсти внутри парламента, и деструктивная энергия ушла вовне — на перетягивание каната с лукьяновским Верховным Советом СССР, на дележ полномочий и на перетряску регламента. Августовское напряжение и послеавгустовская эйфория тоже отсрочили взрыв. Но бомба тикала, и с каждым месяцем все громче и громче.
К середине 1992 года даже ельцинского авторитета не хватало на то, чтобы сдерживать массовые депутатские фобии. Парламент пошел вразнос. «Каждый следующий съезд становился зрелищем не только удручающим, но и жутковатым: масштаб озлобления, ораторской неуважительности к Ельцину, нестерпимое желание оскорбить, унизить общенародно избранного президента вряд ли имеет схожий пример в какой-либо стране», — замечал автор книги «Хроники времен «царя Бориса» (1996) писатель и публицист Олег Попцов.
Неумолимы депутаты были и к правительству России. «Гайдаровскую «шоковую терапию» следовало бы проводить человеку с внешностью Арнольда Шварценеггера, повадками клубного вышибалы и народным лексиконом портового грузчика, — читаем у М. Такера. — В этом случае парламентариев можно было бы переорать, утихомирить страсти ударом ботинка о трибуну, а кому-нибудь особо пылкому хаму просто взять и публично набить физиономию. Но Егор Гайдар не был ни Шварценеггером, ни даже Жириновским. Сильная воля и.о. премьера России была скрыта за его обманчивой мягкостью, неистребимой тактичностью и профессорской учтивостью, которые действовали на аудиторию, словно красная тряпка на быка. Ельцин поручил Роману Ильичу хоть как-то скорректировать имидж главы правительства, но за краткий срок Гайдар, как ни старался, не сумел изжить приобретенные с детства интеллигентные манеры. Все попытки Арбитмана отучить Гайдара от словечка «достопочтенный» и приучить хотя бы к выражению «хрен вам!» (у Такера это словосочетание приведено по-русски, в латинской транскрипции, «hren vam!» — Л. Г.) терпели фиаско».
М. Такер не ошибается насчет финального фиаско, но неточен в деталях: Роман Ильич, в силу загруженности, не занимался имиджем и.о. премьера сам, а пригласил из Лондона известного советского диссидента и опытного тюремного «сидельца» Владимира Буковского — якобы для подготовки процесса над КПСС в Конституционном суде, а на деле, главным образом, для того, чтобы прибывший мог стать при Гайдаре эдаким профессором Хиггинсом навыворот.
В книге «Московский Пигмалион» (1996) В. Буковский не без мрачного юмора описывает лингвистические уроки, которые он давал тогдашнему главе кабинета министров России: «Ежедневно мы убивали на это по три часа. Егор похудел и осунулся, но так и не сумел понять, в какой именно части беседы с депутатами надо говорить им «заткните хлебала!», в какой — «пасти порву!» и в какой момент переходить к формуле «ваше место у параши!» Через неделю я поймал себя на том, что сам начинаю произносить «мой многоуважаемый оппонент» вместо «падла большевистская», каждые пять минут по делу и без дела вворачиваю «отнюдь» и, встречая в здании суда Лигачева, не цыкаю зубом, а светски ему улыбаюсь и приподнимаю шляпу. Пока не поздно, нужно было линять из этого института благородных девиц. Что я поспешнейшим образом и сделал, даже не забрав гонорара…»
В отличие от Гайдара, Руцкой всю вторую половину 1992 года был измучен заботами прямо противоположного свойства. Из последних сил он сдерживался, чтобы не обложить крепчайшими флотскими матюками и спикера Руслана Хасбулатова, и председателей обеих палат, и подотчетный им Верховный Совет. Между тем по сценарию, придуманному Арбитманом и одобренному президентом, Руцкой должен был стать троянским конем: раз нельзя переубедить нелояльных депутатов и их болельщиков, следовало возглавить их протест, а затем уж потихоньку стравливать накопившийся пар в гудок.
Увы, герой-подводник, совершивший восемь боевых походов через северный полюс и заработавший золотую звезду за спасение экипажа АПЛ «Комсомолец», в политике переоценил свои силы. Пообещав президенту изо всех сил изображать лидера внутренней фронды, прямодушный Александр Иванович быстро выдохся и начал допускать один прокол за другим. От него требовалось яростно клеймить «правительство завлабов» за падение рождаемости, вымирающую деревню и ограбленных старушек, а он плел что-то про «временные трудности», «некоторые ошибки в социалке» и «неизменность курса экономических реформ в России». Ему полагалось обзывать молодых реформаторов упырями и уголовными преступниками, а он невразумительно бормотал про «мальчиков в розовых штанишках».
В интервью корреспондентке итальянской газеты «Repubblica», яркой брюнетке-провокаторше Джульетте Кьеза, вице-президент должен был уличить Ельцина в запойном пьянстве, он же вдруг пустился в рассуждения о том, что «бывают случаи, когда русскому человеку выпить очень даже не грех», и договорился до того, что «лучше уж водка, чем анаша», — что вызвало острый приступ раздражения у Хасбулатова, заподозрившего в этих словах намек.
Еще немного, и искусная кремлевская комбинация обрушилась бы с треском, да и психика самого Руцкого была уже на пределе. За три дня до наступления 1993 года у Александра Ивановича случился нервный срыв. Корреспондент «Коммерсанта» Елена Трегубова писала про «упорные слухи об очередной стычке президента со своим вице», хотя все было, как говорится, в точности до наоборот.
«С чувством колоссального стыда вспоминаю свою декабрьскую истерику, прямо у Ельцина в кабинете, — читаем в уже цитированной книге мемуаров вице-президента. — Я, заслуженный офицер-подводник, капитан 2-го ранга, Герой Советского Союза, в присутствии главы государства вел себя хуже беременной гимназистки. Орал, размахивая руками: «Я не Штирлиц, я моряк, я видеть больше не могу эти рожи! Бабурин, Константинов, Уражцев… Там сотни таких уродцев! Это зверинец какой-то, а не парламент! Я свихнусь с ними, я уже свихнулся! Смотрю на Руслана этого Усамовича… Ис-ламовича… Иштаровича… черт, забыл, ну неважно… киваю ему, сволочи, а представляю, как его сейчас его же подтяжками удавлю! Господин президент, товарищ Верховный Главнокомандующий, может, решим по-простому? Позвольте мне своими средствами, а? Обычная дизельная субмарина Б-877 или хотя бы старая П2 легко пройдет под горбатым мостиком на Краснопресненской, я уже и лотом промерил… Мне нужна одна, всего одна торпеда, и не ядерная, упаси Боже, Т-15, а обычная 65–76 «Кит», и я ее ак-ку-рат-нень-ко так положу точно под ватерлинией этого гадюшника, этого «Белого дома». Бац — и всех разом накроем…» Я был уверен, что после моих диких воплей Ельцин выгонит меня из кабинета к такой-то матери, а президент ласково приобнял меня, всунул в ладонь полный стакан водки и заставил выпить. Я пью, плачу, ничего вокруг не вижу. Слышу, как Арбитман говорит Ельцину: «Ну что, пора нам переходить к плану «Б»?» И Ельцин ему: «Пора». И ко мне обращается: «Александр Иванович, дорогой, поезжайте в Воронеж к брату. Встретьте в его компании Новый год, отдохните хорошенько, выспитесь, сходите в баньку, а после Рождества жду вас обоих в своем кабинете. Роман Ильич все организует по-тихому…»
Что случилось дальше, нетрудно реконструировать. Алексей Иванович, сменивший Александра Ивановича в самом начале 1993 года, оказался намного убедительней брата в роли мятежного вице-президента — безбашенного, обиженного, агрессивного и недалекого до карикатурности. Деды-Морозы, деды Мазаи и прочие бородачи из ваты и папье-маше, с тремя строчками текста, остались в прошлом; теперь актер буквально купался в роли, написанной ему Арбитманом, каждый день изобретая для нее новые обертоны, играя гротескно, сочно, порой на грани цирковой буффонады. Он был сам себе и режиссером, и премьером.
Только в одном феврале 1993 года, например, Руцкой-близнец со своим театриком абсурда сумел четырежды оказаться ньюсмейкером.
3 февраля. В Кремле во время приема вице-президентом России семьи Романовых Руцкой дарит великому князю Георгию настоящую казацкую шашку и сделанный умельцами с Урала макет бронепоезда «Наркомвоен Троцкий» времен гражданской войны, в масштабе 1:2. (Шашку великий князь осторожно берет, а от краснозвездного бронепоезда отшатывается и с тех пор в Россию не приезжает.)