Константы и метаморфозы
Обращение к истории мировой проституции приводит к печальному выводу о том, что избавиться от этого явления весьма непросто. Институт продажной любви социален по своей сути, и его характер во многом связан с происходящими в данной стране общественными процессами. В то же время практически не проходящие некоторые вечные черты, свойственные продажной женщине. Читатель, думается, согласится с тем, что торговля любовью в Петербурге и Ленинграде во многом развивалась по одним и тем же законам.
Проституток старой и новой России объединяли места промысла и виды проституирования, в частности детская проституция. Основная причина «выхода на панель» и до, и после революции — бедственное материальное положение. Исследователи 20-х гг. вполне справедливо писали: «Большую часть на торную дорожку проституции толкает, как и следовало ожидать, нужда. Голод является могущественным фактором проституции»[160]. Но абсолютизировать подобное утверждение не стоит. В советское время, как и в царской России, в сексуальную коммерцию прежде всего вовлекались женщины определенного психологического склада, нередко болезненно неуравновешенные, с отклонениями в интимно-нравственной сфере. Еще в 1918 г. медики и юристы Петрограда поставили вопрос о выделении как особой категории девиц, для которых «проституция служит болезненной потребностью в качестве психического расстройства»[161]. Встречались подобные случаи и в дальнейшем. В этой связи стоит процитировать любопытный документ — протокол, составленный в августе 1923 г. петроградским участковым надзирателем на некую гражданку П. (стилистика материала сохранена умышленно): «При обходе своего района у решетки Екатерининского сквера я увидел нагнувшуюся гражданку с поднятой юбкой, и рядом с ней стоял гражданин, который произвел половое сношение с ней, при приближении к ним гражданин отошел в сторону, а гражданка выпрямилась и опустила юбку, за что мною оба означенных лица и были задержаны». При выяснении личности проститутки оказалось, что она по профессии учительница, имеет дочь 10 лет, замужем за секретарем районного суда и отнюдь не бедствует. В справке же с места жительства подчеркивались ее психические качества: «Обладает слабостью по отношению к замеченному, что неоднократно замечалось жильцами дома»[162].
Проституирующих женщин с психическими отклонениями, как и до революции, отличала и склонность к суициду. Еще в 1910 г. на Первом Всероссийском съезде по борьбе с торгом женщинами отмечалось, что среди проституток чаще, чем в других группах жителей Петербурга, случаются самоубийства по уговору — вдвоём или втроем. А в 1911 г. широкую огласку получил совместный суицид трех публичных женщин, оставивших записку: «Лучше умереть, чем быть придорожной грязью…»[163] Статистика 20-30-х не могла выделить в среде самоубийц проституток; такой социально-профессиональной группы в советском обществе якобы не существовало. Авторы книги не считают возможным переносить данные, свидетельствующие о причинах суицида в целом, на женщин, занимающихся торговлей любовью. В связи с этим представляется наиболее реальным ограничиться рядом примеров.
В конце 20-х гг. вышла книга ленинградского исследователя Н. П. Брухайовского «Самоубийцы». Немалая часть приведенного там материала посвящена проституткам, хотя официально эти женщины принадлежали к иным социальным слоям. Вот несколько выдержек из книги: «Б., 29 лет, образование низшее, из крестьянской семьи, работала ранее сиделкой в госпитале. Будучи безработной, занялась проституцией. Любит внешнюю роскошь, комфорт. Занятие, по-видимому, по душе… 30 мая, в состоянии опьянения, после ссоры с двоюродным братом, который требовал от нее червонец, выбросилась из окна 2-го этажа. После покушения — желание жить и боязнь смерти… А., 20 лет, 5 классов гимназии. Отец алкоголик. Тяжелые экономические условия, голод, одета в рубище… Злоупотребляла кокаином и алкоголем. Совершенно опустившаяся. 22 декабря в 17 часов вследствие «жизненных неудач» и тяжелого материального положения выпила уксусную эссенцию… Л., 22 лет. Образование низшее. Из деклассированной рабочей семьи, отец алкоголик… В 16 лет, занявшись проституцией, пользовалась большим успехом и жила с большим комфортом. Злоупотребляла алкоголем и кокаином. В 1921 г. покушалась на самоубийство. Заразившись сифилисом, благодаря внешним болезненным явлениям потеряла клиентов. Пробовала служить приходящей прислугой, но такая жизнь ее не удовлетворила. Сознание, что былое очарование и успех невозвратно потеряны, привело к самоубийству. 5 декабря повесилась…» Любопытно отметить, что факты суицида проституток заразившихся сифилисом, нашли отражение даже в своеобразном фольклоре продажных женщин. Вот выдержка из популярной песни ночлежки у дома на Курской:
«Кислотой отравилась Маруся,
Заразившись болезнью дурной,
Отравляет других наша Дуся.
Знать, не в силах покончить с собой».
Стоит привести и еще один пример судьбы женщины, решившейся на самоубийство. «Л., 28 лет, неграмотная, в сожительстве… Употребляет алкоголь, кокаин. Была белая горячка. Больна сифилисом. Три раза покушалась на самоубийство. В 14,5 лет первая связь с человеком, который толкнул ее на проституцию. С тех пор, несмотря на довольно прочные и продолжительные связи, желала и продолжала быть уличной женщиной, среди сожителей был вор. Материальное положение хорошее, после четвертого года нынешнего сожительства — любима… Начала открыто проституировать, желая дополнительного заработка. Муж, который до сих пор относился к ней как «терпеливый врач», перестает ее любить. Она, желая вернуть любовь, мечется, опускаясь все ниже. 5 декабря, после ссоры с мужем, в состоянии опьянения, крайней раздражительности появляется мысль о самоубийстве. В 14 часов стреляется. Недовольна, что осталась жить»[164]. Одной из важнейших причин суицида продававших себя женщин, как следует из материалов Н. П. Брухановского, являлась тяжесть условий их ремесла и сознание позора его. Значительная часть — почти 40% — кончала с собой во время и накануне менструаций, когда состояние женщины особенно нервозное. У проституток этот период усугублялся невозможностью заниматься своим промыслом.
Сближали женщин, занимавшихся торговлей любовью до и после революционных событий, и чисто внешние признаки, например татуировки. В 20-х гг., как свидетельствуют данные криминалистов, у женщин, торговавших собой, можно было увидеть весьма циничные наколки в виде ажурных колготок с многократным изображением пенисов. В. Шаламов в «Колымских рассказах» описывает заключенную, «которая была татуирована с ног до головы. Удивительные, переплетающиеся между собой сексуальные сцены самого мудреного содержания весьма затейливыми линиями покрывали все ее тело. Только лицо, шея и руки до локтя были без наколок…»[165] Но у большинства проституток рисунки на теле носили сентиментальный характер, изображая цветочки с клятвой верности «на всю жизнь».
Публичным женщинам всегда сопутствовали венерические заболевания. Ситуация не изменилась и в 20—30-е гг. Точной статистики, отражающей уровень заражения сифилисом и гонореей именно проституток, не существует. Имеются лишь данные о неуклонном росте количества пораженных этими недугами в период НЭПа в Ленинграде: в расчете на один месяц в 1921 г. было 227 венерических больных, в 1922 г. — 163, в 1923 г. — 263, в 1924 г. — 704, в 1925 г. - 891, в 1926 г. — 2205[166]. И конечно, большинство среди больных составляли продажные женщины. Об этом свидетельствуют, в частности, данные ленинградских вендиспансеров. Так, из 700 проституток, прошедших в 1928 г. через вендиспансер Центрального городского района, только 3 были здоровы. В Василеостровском районе на январь 1928 г. насчитывалось около 400 женщин-сифилитичек, заболевших в процессе проституирования. Среди пациенток ленинградского профилактория в 1929 г. 80% не использовали предохранительных средств. Лишь 13% систематически обращались к врачу с целью обследования, у половины обнаружены венерические болезни в острой форме, а еще у четверти — в хронической[167].
160
Дубошинский Н. Социальный состав проституции // Рабочие суд., 1925, № 3-4, с. 125-126.
161
ЦГА СПб., ф. 33, oп. 1, д. 3, л. 25.
162
ЦГА СПб., ф. 33, оп. 2, д. 721, л. 154-155.
163
Юридический и бытовой характер самоубийства. // Право и жизнь, 1923; № 1, с. 69.
164
Бруханоаский Н. П. Самоубийцы. Л., 1925, с. 100—101, 102.
165
Шаламов В. Колымские рассказы. Кн. 2, с. 42—43.
166
См.: ЦТ А СПб., ф. 4301, оп. 1, д. 298, л. 2.
167
См.: ЦГА СПб., ф. 7384, оп. 2, д. 59, л. 481.