Вторым предметом нашего духовного созерцания будет дело нашего искупления, совершаемое Сыном Божиим, то великое и чудное дело, в которое желают проникнуть и ангельские умы, которым наше человеческое естество возведено в Лице Богочеловека на престол Божества. Третьим предметом нашего познавания будет мир ангельский, мир совершенных, чистейших духов.

Само человечество в его прошедших судьбах и настоящем его состоянии будет так же предметом, размышление о котором будет представлять для нас величайший интерес, как представляет и теперь, при наших ограниченных средствах познавания.

Наконец, преображенный и обновленный мир во всей его красоте и разнообразии будет привлекать к себе наш умственный взор и возбуждать чувство удивления и благоговения к Сотворившему все премудростию.

К этому следует прибавить высокое нравственное удовлетворение, которое будут испытывать праведники вследствие взаимного сближения между собою. Не будет между ними ни зависти, ни ненависти, ни вражды, ни лжи, ничего такого, чем так полна и постоянно отравляется наша жизнь на земле. Братская любовь, ничем не нарушаемый  мир, полнейшее согласие, чистейшая правда будут царствовать среди блаженных обитателей Нового Иерусалима на небесах. Какая необъятная область ведения и жизнедеятельности! Какой неисчерпаемый источник блаженства!

При виде близкого существа, лежащего в гробу, многие приходят в отчаяние, смотрят на смерть, как на разлуку вечную, и вместо того, чтобы всеми силами помочь дорогому усопшему в его новой жизни, предаются безумной скорби и плачу. Но, ведь смерть не есть уничтожение, душа продолжает жить за гробом, в том мире, в который, быть может, сейчас пойдем и мы… Послушайте, как смотрит на смерть человек, духовным опытом познавший, до чего близко слиты тот мир и наш. Это была личность выдающаяся по уму и образованию; он с любовью изучал природу, изучал как звездное небо, так и анатомию; много путешествовал за границей, был и в Палестине, обладал знанием многих иностранных языков. В расцвете сил и деятельности он покинул мир и 28 лет провел в затворе. Но его уединение было только кажущимся и покой его не был бездеятельностью, а напротив – полон великого труда. У него была огромная семья его духовных детей; хотя он не видел их в лицо, как и они его, но вел деятельную с ними переписку, и только одни его письма составили 8 книг. Ведя в затворе молитвенно-созерцательную жизнь, он в то же время беспрерывно трудился во славу Божию и оставил нам в наследие неоценимое сокровище – свои творения, которых насчитывается много томов. После одиннадцати лет своей жизни он ежедневно причащался, сам служа Божественную Литургию. Мы говорим о епископе Феофане, затворнике Вышенском, имя которого, к сожалению, чуждо слуху многих. Вот письмо этого праведника, пишущего к своей умирающей сестре: «Прощай, сестра! Господь да благословит исход твой и путь твой по твоем исходе. Ведь ты не умрешь. Тело умрет, а ты перейдешь в живой мир, живая, себя помнящая и весь окружающий мир узнающая. Там встретят тебя батюшка и матушка, братья и сестры. Поклонись им, и наши им передай приветы и попроси попещись о нас. Тебя окружат твои дети со своими радостными приветами. Там лучше тебе будет, чем здесь. Так не ужасайся, видя приближающуюся смерть: она для тебя дверь в лучшую жизнь. Ангел-хранитель твой примет душу твою и поведет ее путями, какими Бог повелит. Грехи будут приходить – кайся во всех и будь крепкой веры, что Господь и Спаситель все грехи кающихся грешников изглаждает. Изглаждены и твои, когда покаялась. Эту веру поживее возставь в себе и пребудь с нею неразлучно. Даруй же тебе, Господи, мирный исход! День, другой – и мы с тобой. Потому не тужи об остающихся. Прощай, Господь с тобой!» Как трогательно это письмо брата к умирающей сестре! Каким спокойствием, какою крепкою верой, живой уверенностью в будущую блаженную жизнь дышит оно! Будто он провожает в недальний путь – дорогу; путь этот не в невидимую страну; он ведет в дом Отчий, где ждут нас наши близкие, прежде нас туда Богом позванные. Он посылает всем им поклон и привет, просит их молитвенного попечения о себе. А любимой сестре желает мирного, доброго пути – христианской непостыдной кончины.

Вот как христианин смотрит на смерть. Вот как он провожает и дорогих сердцу в загробный мир. Не слышатся  ли в его словах победные слова: «смерть, где твое жало? ад, где твоя победа?» А вот послушайте, что он пишет к скорбному мужу умирающей сестры: «Я всегда молился и молюсь, чтобы Господь дал сестре пожить, пока последние дети станут на ноги. Но судя по тому, что вы мне сказали, теперь уже надо молиться о мирной кончине. Что же делать? Что судил Бог, тому надо покориться. Что умирает – ничего необыкновенного нет. Вслед за ней и мы пойдем той же дорогой. Это – общий всех путь. Но все же смерть поражает всех и ко всем умирающим мы относимся так, как бы они нечаянно умерли.

Вы останетесь доканчивать воспитание и устроение детей, а она отойдет, и там что нужно и можно приготовит для встречи вас. Будьте мужем силы. Скрепите силы и мужайтесь. Ведь сестра-то сама не умрет: тело умирает, а личность умирающего остается. Переходит лишь в другие порядки жизни. Вот и вы, пока она отойдет, - в тот же мир переходите вниманием.  В теле, лежащем под образами и потом выносимом – ее нет. И в могилу не ее прячут. Она в другом месте. Так же жива, как и теперь. В первые часы и дни будет около вас… И только ни поговорить, да и увидеть ее нельзя, но она – тут. Вникните в это. Мы, остающиеся, плачем об отшедших, а им сразу легче: то состояние отрадное. Те, которые обмирали и потом вводимы были в тело, находили его очень неудобным жилищем. То же самое будет чувствовать и сестра. Ей так лучше, а мы убиваемся, будто с нею беда какая случилась. Она смотрит и, верно, дивится. Я всегда был такого мнения, что по умершим не траур надо одевать, а праздничные наряды. Ну, останкам почившего надо отдавать некий почет, что совершенно справедливо, но зачем к этому телу у нас обращаются, как к живому лицу – удивляться надо. У Господа нет мертвых, у Него все живы. А мы, насмотревшись на тело, - синеватое, глаза впали и т.д. – именно это изображение запечатлеваем, и этот-то обман раздирает сердце. Потом придет в голову мысль: сырая могила… мрачная… увы!... бедный, несчастный наш умерший! А на самом-то деле: он в светлом месте, в состоянии, полном отрады, свободный от всех связанностей… прелесть как ему хорошо. И все так же жив, как был вчера, накануне смерти! Только ему было хуже, а теперь лучше. Что его не видно, это не потеря, он бывает тут. Отошедшие быстродвижны, как мысль, они еще ближе становятся нам, чем были здесь, ибо здесь мы часто отделены от любимых пространством, а невидимое бытие сокращает разделение, так что вспомни лишь об умершем (только сердечной, живой памятью) – он тут и есть.

У отошедших скоро начинается и подвиг переходи через мытарства. Тут нужна сестре помощь. Думайте об этом, и вы услышите вопль: помоги! Вот на что надлежит нам устремить все внимание и всю любовь к ней. Я думаю, самый действенный показатель любви вашей к усопшей будет то, если вы в минуты отхода души погрузитесь в молитву о ней в новом ее состоянии и новых неожиданных нуждах. Начав так, непрестанно молитесь Богу о помощи ей, особенно в продолжение шести недель, да и далее. В сказании Феодоры – мешок, из которого Ангелы брали, чтобы отделываться от злых духов, были молитвы ее старца. То же будут и ваши молитвы. Не забудьте так сделать – вот и любовь! Поскорее и меня известите… и я тоже начну, и дети пусть так делают… А слишком горевать и убиваться – мало имеет смысла».

А вот еще письмо того же подвижника к матери, схоронившей свою дочь и искавшей у него утешения:

«Милость Божия да будет с вами! Плачьте, плачьте! В этом нет ничего неестественного и укорного. Диво было бы, если бы мать не плакала о смерти дочери. Но при этом надо знать меру: не убиваться и не забывать тех понятий о смерти и умерших, которые даются нам христианством. Умерла! Не она умерла, а умерло тело; а она жива и так же живет, как и мы, только в другом образе бытия. Она и к вам приходит и смотрит на вас. И надо полагать дивится, что вы плачете и убиваетесь, когда ей лучше. Тот образ бытия выше нашего. Если бы вы могли поговорить с нею лицом к лицу и попросили опять войти в тело, - она ни за что не согласилась бы. Зачем же вам вступать с ней в такое разногласие, какая уже тут будет любовь? Нельзя не пожалеть, что вам не пришлось лишний раз взглянуть в очи ее, последнее дать ей объятие материнской любви. Ну, вот и поплачьте. Только все немножко, телесные очи ее закрылись, а душевными она смотрит; смотрите и вы на нее душою своею. Не воображайте ее в могиле. Ее там нет, там тело ее, а она вне, и теперь, может быть, около вас стоит. Язык ее замолк, но она не лишена говорить вам в сердце. Внимайте и услышите: «Мамочка! не тужи и не убивайся! Я с тобою и мне очень хорошо!» Отвечайте же и вы ей: «Ну, слава Богу, что тебе лучше!» Объятия ее застыли, не прострутся более, но она собою, как душа, может обнять вашу душу и так же тепло, как теплы обычные объятия. Отвечайте же и вы спокойно, не метущеюся, теплою памятью о ней… Вот и все. Благослови вас, Господи, и утеши!»