Заказав у официантки-мулатки «Кока-колу», Инди обратил взор на сцену, поскольку оттуда уже донеслись знакомые рулады корнета Шеннона и зажигательный ритм ударных. Со времени последнего свидания Шеннон ничуть не переменился – по-прежнему носил бородку клинышком, а его рыжие волосы оказались встрепаны, как всегда. В дни учебы Шеннон при росте в шесть футов и два дюйма весил сто сорок фунтов; непохоже, чтобы за последнее время его тощие телеса потяжелели хотя бы на фунт.

Доиграв третью пьесу, Шеннон дождался, пока утихнут аплодисменты, и склонился к микрофону.

– Благодарю вас. Вы прослушали «Великосветский скандал», позаимствованный прямиком у Кинга Джо Оливера собственной персоной. – Склонив голову к плечу, Джек воспользовался корнетом в качестве указки. – У рояля нынче вечером наш старый друг, Мистер Вилли «Лев» Смит. Воздадим ему должное. – Когда аплодисменты умолкли, он продолжал: – Давайте поприветствуем Санни Гриера, прибывшего постучать на барабанах прямиком из знаменитого нью-йоркского «Ритм-клуба». Сейчас мы вам сыграем еще пьеску, а потом устроим перерывчик. Когда мы вернемся, нам подыграет кое-кто из друзей Льва.

Приставив ладонь козырьком ко лбу, Шеннон оглядел галерею.

– Джонс, ты там? Сегодня вечером тут присутствует мой исключительный друг, однако нынче он не будет играть на нашей сцене. По роду занятий он профессиональный землекоп, и пробурился сюда прямиком из Лондона.

Инди рассмеялся, а Шеннон поднес корнет к губам. Оркестр завел бесшабашную мелодию, и танцплощадка заполнилась народом. Откинувшись на спинку стула, Инди отдался во власть музыки. Истинный джаз – это вопль неприкрытых чувств, песнь горя и счастья. Люди за остальными столиками второго этажа смотрели на танцплощадку, будто там идет специально устроенное для них представление. Кое-кто щелкал пальцами в синкопированном ритме, остальные просто глазели; для большинства белых, осмелившихся вторгнуться в эту округу, такого вполне достаточно.

Минут пять спустя оркестр ушел на перерыв, а Шеннон заспешил наверх, по пути утирая лоб полотенцем. Пробираясь к столику Инди, он раскланивался направо и налево и пару раз задержался, чтобы обменяться несколькими словами с завсегдатаями. Инди поднялся ему навстречу. Не ограничившись крепким рукопожатием, они похлопали друг друга по плечам.

– Значит, ты в самом деле здесь, – воскликнул Шеннон. – Я получил твою телеграмму, но все равно, как-то не верилось.

– Мне и самому не верится, – отозвался Инди, усаживаясь. – Будто все это мне пригрезилось.

– Ну-ну, здесь тебе не «Страна грез». Она в конце улицы. Тут мы грезить не позволяем.

Инди рассмеялся, и на мгновение вдруг припомнил сегодняшний сон. «D означает дуир… D означает дуир…» Там что-то было о проведенных в джунглях и напрочь позабытых днях. Там что-то такое разыгралось, вроде грез. Грез, похороненных на дне памяти.

– Ну, и как тебе заведение? – поинтересовался Шеннон.

– Примерно такое, как я предполагал.

– Тебе и половины не ведомо, Инди, уж поверь на слово.

– В каком это смысле?

– Знаешь ли, ведь заведение принадлежит нам.

– Кому это «нам»?

– Мне с братьями, а то кому же? Этакое негласное владение. Негр – управляющий, знаешь ли.

– В самом деле? Тогда меня удивляет, что ты не пускаешь белых на первый этаж. Когда мы прежде ходили с тобой послушать джаз, тебя подобное всегда возмущало.

– Да знаю, знаю. Мне пришлось сделать братьям такую уступку. Видишь ли, если мы устроим тут бедлам, то привлечем внимание к заведению, а вот как раз это-то для нас и нежелательно. У нас и так бед невпроворот.

Официантка поставила перед Шенноном стакан содовой, а Инди дала еще порцию «Кока-колы». Шеннон тут же извлек из кармана пиджака плоскую флягу.

– Хочешь джину?

– Я погляжу, ты совсем не меняешься.

Шеннон сдобрил напиток Инди спиртным; потом, наливая джин в содовую, поразмыслил над замечанием друга.

– А вот на сей счет не уверен. Инди, ты будешь поражен.

– Должно быть, сблизился с братьями? – подсказал Инди, пытаясь разведать, насколько сильно запутался Шеннон в делах гангстеров.

– Вообще-то я имел в виду не то, но, в принципе… Ага, я сблизился с семьей. Можно сказать, иначе было нельзя.

Инди знал, что Шеннон вернулся в родной дом и теперь живет там вместе с матерью и одним из братьев, имеющим жену и пару детишек.

– Тебе по-прежнему нравится снова жить в родных стенах?

– В этом есть определенные преимущества, – Шеннон пятерней расчесал свои густые спутанные пряди. – Я бы рад пригласить тебя пожить у нас, но в данный момент это далеко не лучшая мысль.

– Ничего страшного. Я уже нашел комнату. Остановился в отеле «Блэкстоун». – Инди меньше всего на свете хотел занимать место в доме, где и так, должно быть, повернуться негде.

– Шутишь! Там останавливался Гувер, когда приезжал в Чикаго.

– Охотно верю. Местечко там будь здоров, так что я в состоянии позволить себе пожить там лишь пару дней.

– Так ты надолго?

– Пока не знаю. Как сложится. Хочешь верь, хочешь нет, но попытаюсь устроиться на работу в старой альма-матер.

– А как же работа в Лондоне? – ошеломленно спросил Шеннон.

– Какая работа?

– Ты что, уволился?

– Это как посмотреть. Был сыт по горло. Стал просто каким-то одержимым. Даже видел, как Дейрдра идет по университетскому городку. Разумеется, на самом деле вовсе не она. Просто похожая девушка.

– Чертовски жаль, что так получилось, – промолвил Шеннон. – Мне известно, что между вами не всегда была тишь да гладь, но я с самого начала думал, что она как раз для тебя.

– Именно. В том-то и беда. Но теперь все позади, и надо выбросить это из головы.

– Ладно, я рад, что ты вернулся, но все-таки меня чуточку изумляет, что ты решил пойти в наш университет, особенно после того, как вы поцапались с Малхаузом из-за Дня отцов-основателей.

– Боже, да я почти забыл об этом незначительном эпизоде, – отмахнулся Инди. – Это ветхозаветная история.

– Пожалуй. Но если б тебе пришлось сделать это снова – ты повесил бы эти чучела, или нет?

Инди порылся в памяти, еще раз вытащив на обозрение давний эпизод. Тогда они вдвоем повесили на фонарных столбах чучела, олицетворявшие Джорджа Вашингтона, Томаса Пейна и Бенджамина Франклина в знак протеста против показных мероприятий и учебных заданий по случаю Дня отцов-основателей. Инди, попавшийся на горячем, едва не лишился диплома.

– Знаешь, когда спустя какое-то время оглядываешься на вещи, казавшиеся значительными, вдруг начинаешь понимать, что не так уж они и важны.

– Ты стал старше и мудрее, как я погляжу, – отхлебнув из стакана, резюмировал Шеннон.

– Нет, ты послушай! Тогда мне казалось, что я пытаюсь высказать свои воззрения по поводу восхваления героев. Сам знаешь, если бы британцы победили, герои нашей революции оказались бы обыкновенными уголовниками. Но на самом деле, как я осознал лишь теперь, моя декларация гласила, что нельзя никого заставлять праздновать свободу насильно. Свобода дана не для этого, а Малхауз просто заблуждался, заставляя нас принимать участие в праздновании.

– Пожалуй, ты прав. Я всегда считал, что ты таким способом восстал против посредственности, потому что весь этот праздник был ни чем иным, как…

Шеннон умолк на полуслове, устремив взгляд на первый этаж, на вошедшую в клуб троицу мужчин в шикарных костюмах и шляпах. Рослый швейцар тщетно пытался направить их на второй этаж.

– Похоже, им неизвестно, что белые на первый этаж не допускаются, – прокомментировал Инди.

– Известно. Они ищут меня, – Шеннон встал и попятился от стола.

– Что им от тебя понадобилось? – поинтересовался Инди, тоже вставая и направляясь следом за другом.

– Наверно, моя жизнь.