— Спасибо, Мариам! — искренне поблагодарил Гасанов. — Я всегда считал вас золотом. Но все-таки надо самому пересчитать, хотя сейчас и не до этого. Я должен заниматься работами Васильева…

— Ничего не понимаю… — Мариам от неожиданности больно дернула себя за косу. — Надо скорее заканчивать установку на плавучем острове. Ведь это же самое главное!.. А тут, — она развела руками, — опять какой-то Васильев…

Гасанов сосредоточенно разглядывал чертеж.

— Ибрагим Аббасович, вы слышите? — спросила Мариам.

— Что я должен слышать? — не отрываясь от чертежа, рассеянно спросил инженер.

— Музыку… Помните: сначала вступление в оркестре, а потом бас поет: «О скалы грозные…» Удивительно похоже!.. Набегают волны, ветер ревет, стоит у берега одинокая скала… Так же, как наш остров… И ничего ему не страшно! Он дальше всех вышел в открытое море, но крепко упирается в землю. — Мариам прислушалась. — Я думаю, что вы докажете свою правоту!

За тонкой перегородкой гремел тысячеголосый оркестр. Начинался шторм.

В голове Синицкого отчаянно гудело, тошнота подступала к горлу. Но он чувствовал, что снова возвращается к жизни.

Он никак не мог сообразить, что же с ним было. Путешествие под водой. Движущаяся скала. Неожиданное спасение… Все это сейчас казалось непонятным и далеким сном.

Синицкий открыл глаза. Где он сейчас?

Незнакомая комната со сводчатым ребристым потолком. Спокойный зеленоватый свет настольной лампы отражается на блестящем полу. Сам Синицкий лежит на диване. Сколько же времени прошло? Неужели сейчас уже вечер?..

Он привстал и осмотрелся.

У стены стоял книжный шкаф с маленькими книжечками в цветных переплетах. Над ним — большие стенные часы со светящимся циферблатом. Цифры ярко горели в полутьме. Шесть часов. Но чего — утра или вечера этого Синицкий определить не мог: окна в комнате были плотно завешены тяжелыми портьерами.

Он прислушался. Где-то далеко работал мотор…

Почему никто не идет? Синицкому уже надоело лежать. Он решил одеться, но его костюма в комнате не оказалось. Студент привстал. Рядом, на кресле, были аккуратно разложены вещи из его карманов: бумажник, ключи и… магнитофон. Он обрадовался: его аппарат не пропал! Неужели работает?

Синицкий протянул руку и нажал кнопку. Зашипела пленка. Послышался отдаленный лай. «Странно! — улыбнулся юноша. — Это не мой голос». Лай стал слышен громче, и на этом звуковом фоне удивленный студент услышал непонятную для него английскую речь.

Он даже привстал от волнения. Значит, это старая запись! Тогда, на берегу, он позабыл выключить аппарат… Голоса вдруг зазвучали неожиданно громко. Синицкий с тревогой оглянулся, быстро выключил магнитофон и спрятал его под одеяло.

«Может быть, в этой коробочке хранится загадка блуждающей мины? с сомнением подумал студент. — На всякий случай посоветуюсь с кем следует. Пусть послушают запись… А вдруг там просто любовный разговор? Опять попадешь в глупое положение!»

Синицкий задумался, разглядывая сводчатый потолок.

— Сколько же можно лежать? — решительно сказал он, вскочил с дивана и подошел к зеркалу. — Д-да… — недовольно промычал он.

«Не надо, как говорится, обладать особой наблюдательностью, чтобы признать этот костюм неподходящим для первого визита в незнакомый дом», с усмешкой подумал студент.

В зеркале отражалась довольно странная фигура, закутанная в белое одеяло. Сквозь плотную ткань выпирали острые локти и плечи. Всегда аккуратно причесанные, гладкие волосы сейчас были взъерошены и торчали рыжеватыми клоками над облупленным, загоревшим лбом. «Вот бы сейчас посмотрела Саида или Мариам на это чучело!» Синицкий поежился и стыдливо накрыл голову, как бы закутавшись в шаль. Он посмотрел на свои босые ноги; они торчали из-под одеяла, едва прикрывавшего колени.

Обозленный, Синицкий заметался по комнате. Скоро ли за ним придут? Черт знает что за порядки в этом доме!

От нечего делать он подошел к шкафу и взял первую попавшуюся книжечку. Может быть, где-нибудь здесь есть англо-русский словарь? Нет, все равно он ничего не сможет перевести из того, что записано на магнитофоне. Он же точно не знает, как пишутся эти слова.

Синицкому стало холодно. Он забрался с ногами в кресло, подвинул к себе лампу и начал перелистывать страницы. Книжка оказалась ему знакомой, в ней рассказывалось о мировых запасах нефти. Это все уже давно было известно студенту. Он хотел было отложить книгу, но вдруг на последней странице заметил записи карандашом:

«1917 год. Первая мировая война. У союзников иссякли запасы нефти, — прочел Синицкий. — В письме главы французского правительства к президенту Соединенных Штатов Вильсону указано: «Дайте нефти, или мы погибнем. Бензин — это кровь войны; капля бензина стоит капли крови…»

Студент недоумевающе почесал в затылке и стал читать дальше:

«1919 год. Из письма французского деятеля Анри Беранже к президенту Клемансо: «Захватить нефть — значит захватить власть. Государству, захватившему власть над нефтью, будет обеспечена власть над морями с помощью тяжелых масел, власть над небом с помощью бензина и газолина и, наконец, власть над миром благодаря финансовому могуществу, которое дает обладание этим продуктом, более могущественным, нежели самое золото…»

«Так… — подумал Синицкий. — Почему-то здесь все записано про французов? Хотя нет, дальше идет насчет англичан».

Он стал читать следующую цитату:

«Английский адмирал Фишер (1902 год): «Если мы обеспечим за собой мировые источники нефти, мы сможем сделать все, что захотим…»

Синицкий с досадой отбросил книжку. «Ну, это черта с два!» со злостью подумал он, вскочил с кресла и снова забегал по чужому кабинету. «Сколько же часов это может продолжаться?» Он шлепал босыми ногами по холодному полу и досадовал на хозяев дома: «Наверное, его обитатели считают меня просто духом из потустороннего мира. Мне даже не дают права доказать обратное».

Нарочито высмеивая свое нелепое положение, студент хотел подавить в себе беспокойство. Нет ничего хуже неизвестности.

Он снова подбежал к зеркалу, еще раз окинул себя критическим взглядом и осторожно подошел к двери. Прислушался, затем легко нажал дверную ручку.

За дверью никого не было. Узкий, длинный коридор, как в гостинице. Над ним спускался сводчатый низкий потолок.

Удивленному студенту казалось, что он идет по узкому тоннелю. По обеим сторонам — двери, массивные, с толстой, звуконепроницаемой обшивкой из белой резины. На дверях — огромные ручки, надраенные до зеркального блеска.

Долго пришлось стоять Синицкому возле этих дверей. Он ждал, что кто-нибудь оттуда выйдет, но проходили минуты, ногам было холодно, так как пол в коридоре оказался металлическим, а из дверей никто не показывался.

Синицкому надоели и ожидание и неизвестность. Он потрогал зеркальную ручку и, преодолевая досадную нерешительность, открыл дверь — тяжелую, как у сейфа.

Большая камера со сводчатым потолком тускло освещалась вделанными в стену плафонами. Куда-то вниз уходили широкие ступени. На них, как на полках, лежали… белые шары, словно от гигантского бильярда. Диаметр каждого из шаров студенту представлялся не меньше двух метров.

«Неужели это мины? — с тайным страхом и в то же время с неуверенностью подумал Синицкий. — Куда же меня занесло?»

Он испытывал очень странное и неприятное чувство, как будто перед ним приоткрылась чужая тайна, которую вовсе не нужно было ему знать.

Внизу все казалось черным. Голубой отблеск дрожал в темноте. По спине скользнуло что-то очень холодное. Озноб пробежал по всему телу.

Невольно вспомнилась фигура на берегу с биноклем и фонариком…

Что же это светится? Может быть, другая дверь?.. Синицкий с опаской проскользнул мимо шаров.