На другом конце скамейки сидел тихий старичок. Oн повернулся к Игорю Николаевичу.

— Добрый день, — приветливо сказал старичок.

— Добрый день, — рассеянно отвечал измочаленный Игорь Николаевич.

— Присаживайтесь.

— Простите, некогда.

Игорь не врал — он действительно торопился на берег.

— А зря. Вместе ждать веселее. Это неправда, будто они проплывают только раз. Если хорошенько ждать, они приплывают дважды и трижды!

Сказав это, старичок многозначительно поднял указательный перст и, склонив голову набок, этак кокетливо улыбнулся. Повеяло безумием. А сумасшедших Игорь Николаевич не любил.

Впрочем, какая-то из его извилин, ответственная за логику, возмутилась независимо от диагноза. Врага могло принести течением. И только.

— Это же пруд! Откуда им тут взяться? — спросил Игорь Николаевич.

— А я вам говорю — если внимательно смотреть, то вон оттуда… дважды и трижды!

Перст указал на крутой мостик. Из-под моста, стало быть, как если бы враг самозародился в тени под мостом… Тьфу!

Игорь подхватил сумку и обошел скамейку сзади. Теперь стало видно, что рядом со старичком стоит большой керамический чайник.

Поняв, что напоролся на бывшего клиента, Игорь Николаевич содрогнулся — но разбираться не стал и торопливо ушел. Ему нужно было попасть на берег в пересменку, чтобы за столом встретились и вечерняя, и ночная смена. Хотя со столом у него была проблема — он еще не наловчился сидеть по-восточному перед этим маленьким и низеньким, больше похожим на подставку для цветочных горшков, столиком. И резать колбасу в такой позе было как-то несподручно, а уж с водкой — сплошное недоразумение, потому что начальство строго следило за местным колоритом и изымало граненые стаканы. Но какая же водка без стакана? Какая, спрашивается, водка в крошечных пиалушках для саке?.. Однако как-то умостились, в тесноте — да не в обиде, и расплескали, и обмыли белую повязку, и опять расплескали, и отдельно обмыли форменную юкату, и погрузили Игоря Николаевича с головой в местный фольклор, а потом тихонько, чтобы ветер До клиентуры не донес, запели пьяными и сладостными голосами:

Милый враг, наконец-то мы вместе!
Ты плыви потихоньку, плыви!
Сердцу хочется ласковой песни…

Словом, прописался Игорь Николаевич исправно, получил личный гвоздик в дощатой, скрытой за кустами бытовке, куда вешать плечики с дневной одеждой, получил оставленную предшественником полочку для всякой мелочевки, а также доступ к холодильнику и душевой.

И жизнь потекла неспешно и приятно.

Как в офисе, так и на берегу Игорь Николаевич трудился без лишних вопросов. Там он не спрашивал, откуда берутся и куда деваются деньги, протекающие через его компьютер, а тут не любопытствовал насчет врагов. Ну, крадут их из моргов, ну, сплавляют куда-то… Зарплату бы вовремя на карточку перечисляли, и ладно. Опять же, после бурной ночи, когда враги шли косяком, успевай только пшикать, но Игорь Николаевич обратил внимание на врага, плывущего без бейджика, и сам вручную отогнал его к берегу, начальство отметило его старания, выписало премию — триста часов! Триста — и не утренних, а вечерних! Игорь Николаевич чуть не прослезился, когда понял — его здесь любят и ценят так, как отродясь нигде не любили и не ценили.

И с Евой все шло прямо замечательно.

Душа, затюканная и заклеванная, понемногу заново училась улыбаться. Особенно это удавалось ранним утром — когда Игорь Николаевич после смены, переодевшись в сухую юкату, шел вниз по течению к Еве, неся термос с горячим чаем й пирожки, шел и улыбался от свежести и прозрачности воздуха, от птичьих голосов, празднующих рассвет. Они ужинали вместе и завтракали вместе, потом Ева уезжала на работу, а Игорь Николаевич отсыпался в бытовке. У него уже не было особой необходимости возвращаться домой, и он всерьез подумывал сдать свое жилье квартирантам. С другой стороны, если они с Евой распишутся — то как-то нехорошо сразу вселяться к жене, как будто приблудный кот. Своя крыша над головой должна быть доступна в любую минуту.

С такими вот рассуждениями Игорь Николаевич шел по берегу, даже свистел птицам в надежде на вразумительный ответ, шел и пришел к Еве, сидевшей с краю — чтобы, когда явится сердечный друг, меньше беспокоить соседей. Она, как всегда, одним глазом глядела на реку, другим — в журнал и еще грызла чипсы из большого пакета.

— Ну наконец-то! — сказала она ворчливо, но улыбка выдавала радость от встречи.

Игорь сел рядом.

— Устал, как собака. Слушай, я чуток вздремну. Если мой поплывет — разбуди, а?

— Нельзя же так выматываться, — она положила узкую ладошку на его руку, пальцы сползли — и получилось, что она касается его голого колена, почти ласкает.

— Ничего, привыкну, возьму еще полставки. Выше по течению есть еще распределительные посты, там тоже нужны парфюмеры.

Игорь Николаевич устроился в кресле поудобнее и закрыл глаза.

Проснулся он от вопля. Не сразу понял — где, что?!

По реке уплывало тело, стоящий по пояс в воде мужчина смотрел вслед и выкрикивал проклятия на никому не известном языке. К нему спешили санитары.

— Как он кричал, прямо жуть… А я вот в прошлый раз не кричала. Меня даже снимали для каталога образцовых прощаний. Неужели я тоже способна так вопить? — спросила Ева. Она всегда соблюдала повадку вышколенной леди, и это Игорю Николаевичу очень в ней нравилось.

— Нет, конечно, — успокоил он. — В «Береге надежды» есть интервью с доктором Крачковским, так он утверждает, что вокализированная реакция желательна, но не обязательна. То есть выплеск эмоций может проходить на чисто энергетическом уровне, он там даже советует упражнения для концентрации внимания на зонах…

— Плывет чей-то… — вдруг изменившимся голосом сказала Ева, как если бы не верила собственным глазам.

— Точно, — подтвердил Игорь Николаевич. — Вроде женщина… Ева вскочила.

— Господи, сделай так, чтобы это была моя! — воскликнула она. Но уже и по лицу было ясно — она дождалась!

— Погоди, постой, она еще далеко, ты вся вымокнешь, — сказал Игорь Николаевич, деликатно удерживая подругу. — Сейчас я войду в воду и подгоню ее поближе к берегу.

Зрители засуетились, зашевелились, привстали, кто-то в расстроенных чувствах уже садился обратно — не его врагиня.

— Она! — еле слышно произнесла Ева. — Она, сучка драная!

И тут уж Игорь Николаевич не смог помешать — Ева кинулась в воду и в несколько шагов оказалась на глубине.

Она удержала тело, что подплыло к ней ногами вперед, и ухватила, как полагалось по инструкции, за плечи. И заговорила.

— Вот ты плывешь, а я жива, а у меня все впереди! И никогда уже у тебя ничего не будет, понимаешь? Ничего! А у меня будет все! Понимаешь? Все! Нет, я все-таки верну тебе ту пощечину!

Придерживая тело, Ева ударила его по щеке.

— Получай, Тайка! Получай! И еще! Получай!

Игорь Николаевич вскочил. Это было уж запредельно.

В воду спешили медики со шприцем и стаканчиком на изготовку. И он тоже — потому что не так уж часто встречается имя Таисия…

Еву отцепили от врагини, и тело поплыло дальше. Тогда Игорь Николаевич неожиданно для всех кинулся наперехват. Вода была привычно холодной, а лицо — тем самым, которое он боялся увидеть.

Тайка Илюшина, самая красивая из однокурсниц, чуть было не стала его женой — и стала бы, если бы он за безделье не вылетел из института… Тайка, постаревшая, разумеется, и с печальным ртом, Тайка, которая в воспоминаниях жила, постоянно окруженная золотым ореолом, Тайка, девочка…

Он погладил ее по щеке, как будто это могло унять боль от пощечин, как будто она еще могла испытывать боль…

А вот он еще мог.

Он вылез из воды, и тут же к нему подбежала дама с диктофоном, — Простите, это и ваш враг? Совпадение?

Он помотал головой и полез по склону вверх, в беседку. Сразу оттуда сбежал вниз молодой парень — занять его место.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: