Вегер сделал паузу, давая присутствующим возможность обдумать свое сообщение.

— А что он представляет собой, этот цыган? — загорелся майор Бублейников.

— Раньше жил в таборе под Мукачевом, потом по причине каких-то неурядиц, о которых в таборе предпочитают отмалчиваться, уехал. Вроде бы женат, в настоящее время оседло проживает в Орле, лет ему около сорока. Имеет судимость.

— Я полагаю, следует поехать в Орел и допросить его, произвести обыск, — решительно заявил Бублейников.

Романюк вздохнул:

— Товарищ майор, у меня людей не хватит.

— Люди — не проблема, — заметил следователь. — Надо так надо. По этой версии есть что-нибудь еще?

— Больше ничего, — ответил Романюк.

— Есть предложение подвести итоги, — сказал Тур. — Стало быть, надлежит заняться не только Кравцовым и Самсоновым, но и цыганом, как его…

— Казанок, — подсказал Вегер.

— Казанком. Что скажет Дмитрий Иванович?

— Дам ориентировку орловской милиции, пусть Казанка проверят на месте, — отозвался Коваль. — А здесь пусть Вегер поищет, к кому, кроме Иллеш, мог он заехать.

— А за Длинным и Клоуном направим людей, — поспешил согласиться Романюк, обрадовавшись, что отпала необходимость посылать сотрудников отдела еще и в Орел.

— В таком случае переходим к версии «Наследство». Что у вас, Василий Иванович, по этому вопросу?

Вегер достал из папки листок.

— Установлено, — сказал он, — что единственным наследником является продавец комиссионного магазина сельпо Эрнст Шефер — родной брат погибшей. Других родственников — ни близких, ни дальних — нет. Кроме того, есть данные, что Эрнст Шефер в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое июля дома не ночевал, ушел после ссоры с женой поздним вечером, около одиннадцати по местному времени, и вернулся только под утро. Алиби Шефера подтверждает только его жена Агнесса. Заявляет, что с мужем не ссорилась и ночевал он дома. Шефер допрошен. Дважды. Разговаривал с ним и товарищ подполковник. — Вегер кивнул в сторону Коваля. — Но Шефер все отрицает, не признается, где был в ночь на шестнадцатое. Если учесть, что Шефер ненавидел сестру (правда, сейчас он пытается объяснить это тем, что Каталин была женой фашиста), оснований для подозрений более чем достаточно.

— Что вы планируете? — спросил Тур.

Капитан Вегер заглянул в свои бумаги, словно не знал на память все, что подготовлено в отделе:

— Обыск у Шефера.

— Обыск необходим! — воскликнул Бублейников. — И так время работает на Шефера, преступник может успеть и, возможно, уже успел спрятать концы в воду!

— Обыск теперь все равно ничего не даст… — вздохнул Романюк.

— Я тоже думаю — с обыском стоит подождать, — высказал свое суждение Коваль. — Он напуган, этот человек, и, кажется, что-то знает. Лучше провести очную ставку Шефера с его соседом, который отрицает алиби Шефера. Чувствуется, что Шефер в конце концов скажет правду. А это даст нам больше, чем обыск.

— Позвольте, Дмитрий Иванович, — не выдержал Бублейников. — Конечно, обыск теперь, скорее всего, ничего не даст. Но есть хоть какая-то надежда, какой-то шанс. А позже он будет совсем ни к чему.

Это был выпад против Коваля. Как младший по служебному положению, Бублейников должен был бы согласиться с мнением подполковника, но как участник оперативно-следственной группы он хотел напомнить, что с самого начала, в отличие от Коваля, был сторонником активных действий против Шефера. Милиция — это милиция, а не дипломатическая комиссия, милиция — это инициатива, оперативность, молниеносные действия, особенно когда речь идет о зверском убийстве…

В управлении уголовного розыска министерства Бублейников работал давно, а подполковник — «без году неделю», и майор считал, что опыта у него не меньше, чем у Коваля. А подполковник подумал, что дай Бублейникову развернуться, он много дров наломает.

— Вернемся к этому вопросу несколько позже, — решил Тур. — В первую очередь следует заняться Казанком, Кравцовым, Самсоновым. Ключ раскрытия преступления — здесь. Интересен для нас, естественно, и Шефер. Его я допрошу сам, и с вашей, Дмитрий Иванович, помощью проведем очную ставку. В том случае, если алиби установлено не будет, за ордером на обыск дело не станет.

Коваль понял, что Тур дает возможность работникам уголовного розыска пока что самим разобраться во всем. Это была, по мнению Коваля, тактика правильная. Ведь ничто так не мешает и не связывает руки оперативнику, как мелочное вмешательство следователя в его работу, особенно в начале розыска.

— Что у нас по третьей версии? — продолжал Тур. — Как мы ее назвали — «Старые связи» или «Месть»? Есть что-нибудь новенькое, Василий Иванович?

— Есть заявление рабочего, который возвращался поздно ночью домой со второй смены. В конце Староминаевской, возле дома Иллеш, он слышал, как кто-то тихо звал ее: «Катарин, Катарин!..» После того как Андор Иллеш оставил Каталин, у нее появился любовник — немец из села Кучава. Но он несколько лет назад уехал на Дальний Восток и с тех пор больше не появлялся. Вот и все, — закончил капитан Вегер.

Коваль слушал краем уха. Данные, доложенные Вегером, были ему известны, и слова капитана доходили до сознания словно сквозь вату.

«Катарин», «Катарин», то есть Екатерина. Красивое имя, — думал подполковник. — А «Ружена» разве не красивее? Откуда это имя происходит? Наверно, от «роза». И вспомнилось: стоял у ее дома, как мальчишка, и тоже еле слышно звал ее: «Ружена, Ружена!..» У нее не работал тогда телефон, заходить в квартиру не хотелось, и, стоя под невысоким балконом, он шептал ее имя, не отрывая взгляда от освещенных окон.

— В дальнейшем планируем продолжить разработку всех трех версий. — Начальник уголовного розыска еще раз оглядел присутствующих, словно желая понять, какое впечатление произвели его слова, а потом закрыл папку с материалами дела.

Коваль отогнал воспоминания о Ружене. Заговорил в тишине негромко, словно размышляя:

— Кроме Орла и Тюмени, подключим уголовный розыск Дальнего Востока. Необходимо также установить личность любовника Каталин и выяснить, есть ли алиби у него. Я хотел бы обратить ваше внимание, товарищи, и на некоторые, казалось бы, мелкие подробности. Мне, например, до сих пор не ясно, кого ждала в гости Иллеш. Затем. Пришли эти гости или нет? Для нас очень важным становится вопрос: с кем дружила погибшая, кто имел доступ в ее дом? Все ли тут установлено? Товарищ лейтенант, — обратился он к инспектору Козаку, — этим вы занимаетесь?

— Так точно, товарищ подполковник! — вскочил участковый. — Она ни с кем не водилась. Затворницей жила. Ни в кино, ни в гости не ходила. И к себе не звала.

— А дочери?

— Ева тоже нелюдимой была, хмурая девушка, молчаливая. Знала только работу и дом. На ней словно печать роковая стояла. Может, отцовские грехи. Младшая веселее жила. Все-таки школа, подруги. Эта и в кино могла сбегать. А дома у них телевизор стоял.

— Меня всегда волнует, — сказал Коваль, когда Козак закончил, — роль жертвы. Причины и обстоятельства преступления полностью выявляются только после детального изучения жизни потерпевших. Жертва является одним из участников происшествия. Она не только объект преступления, но своим неправильным поведением может сама способствовать трагедии. Я не смогу раскрыть преступление, пока не изучу всех связей жертвы с окружающим миром. Именно с этого и надо начинать. Поэтому я хочу знать, кого ждала в гости Каталин Иллеш в ту ночь?

Коваль заметил, как Бублейников чуть пожал плечами и опустил голову.

— В доме вместе с Каталин ужинал один человек, а во дворе найдены следы двоих, — пояснил свою мысль подполковник, продолжая смотреть на майора Бублейникова, который сидел в позе разочарованного ребенка. — И кардинальный вопрос, где орудие преступления, где нож?

Услышав эти слова, Бублейников ожил, встрепенулся, и Коваль нарочно сделал паузу, давая майору возможность воспользоваться ею. Но, несмотря на это, Бублейников все же не осмелился его перебить.