Знахарь потянулся за персональной бутылкой джина, которая стояла перед ним. Шампанское стояло на столе для проформы, а на самом деле каждый в этот вечер пил что-то свое.

Знахарь – джин из серебряной фляги, целый ящик которых доставили накануне из давешнего ресторана, Наташа – вино, с которым она познакомилась в том же ресторане, Алеша налегал на пиво, так понравившееся ему еще в Питере, а Алена, отказавшись от зеленого змия даже в самом его безобидном виде, пила фруктовый сок.

Когда Знахарь, сидя на огромной медной лампе, изображал из себя джинна, произошло нечто, заставившее его сердце на минуту остановиться, а потом застучать с удвоенной силой.

Он с циничной улыбкой разглядывал сквозь черные очки вертевшихся на сцене красоток и думал о том, что вот эту неплохо бы так поставить, а вот эта была бы хороша в такой позе, а у этой должно хорошо получаться кое-что другое… В общем – обычные мысли полного сил мужика, у которого перед носом вертится целая толпа полуобнаженных стройных девиц.

Но, когда на авансцену вышла Алена, Знахарь окаменел. Сквозь полупрозрачную ткань угадывалось юное тело девушки, и он, впервые увидев эту пикантную картину, просто испугался. Тело Алены было точной копией тела Насти.

У Знахаря перехватило дыхание, и он с суеверным ужасом подумал, что вот сейчас Алена обернется и ее лицо тоже окажется лицом Насти, а потом она скажет голосом Насти: здравствуй, Костушка, здравствуй, милый…

Ему стало страшно, и в то же время внутренний голос кричал: хочу, черт с ним, пусть колдовство, пусть сумасшествие, пусть! Но пусть хоть раз случится такое чудо!

Никакого чуда, естественно, не произошло, Алена повернулась в профиль, и наваждение пропало. Ее тело и на самом деле было как бы отлито в той же форме, что и тело Насти, но лицо было другим. Элементарное фамильное сходство присутствовало, но не более того. Само выражение лица, линия нежных губ, взгляд, мимика – все было другим, и Знахарь облегченно вздохнул. Подумав о том, что так и спятить недолго, он усмехнулся и повелительно махнул рукой в сторону балкона, откуда тотчас же ударил ярчайший сноп света, сделавший тело Алены почти розово-прозрачным, как мочка уха на солнце.

Знахарь смотрел на происходящее, улыбался залу, но в его душе разливалась едкая горечь утраты, поднявшаяся из самой глубины успокоившихся было воспоминаний о Насте. Знахарю страстно хотелось быть с этой юной девушкой, которая была почти что Настей, но…

Но теперь он, несмотря на свои всего лишь тридцать два года, чувствовал себя старым и усталым и сознавал, что тяжесть прожитых им бурных и страшных лет никогда не позволит ему легко и светло взлететь вместе с Аленой и устремиться к беззаботному счастью и обещающей вечность свободе.

Тогда, на сцене, наваждение пропало, но сразу же после конкурса проницательная и ревнивая Наташа заметила, что Знахарь стал подолгу задерживать на Алене взгляд, что на его лице временами стала появляться необычная мягкая задумчивость, которая прежде не была ему свойственна…

Жизнь изменила Наташу таким образом, что после всего, что ей довелось пережить и узнать, она могла бы просто убить соперницу, не моргнув глазом, но в случае с Аленой такие мысли даже не приходили ей в голову.

И вот теперь, сидя рядом со Знахарем за великолепно сервированным столом и потягивая понравившееся ей вино, которое оказалось совсем не английским, а вовсе даже французским, она с грустной улыбкой поглядывала то на Знахаря, то на Алену.

Алена держала в руке длинный стакан с брусничным соком и почти все время смотрела на Алешу. Но иногда ее взгляд отрывался от брата и обращался к твердому лицу Знахаря, которое совсем не портила черная пиратская повязка. И тогда в глазах Алены мелькало что-то другое, совсем не похожее на платоническую любовь к родному брату.

Возможно, мужчина и не смог бы разобраться в этих тончайших оттенках полутеней, которые переливались в глубине ее улыбающихся коричневых глаз, но для женского сердца Наташи все, происходившее с Аленой, было открытой книгой.

Наташа видела, что Знахарь интересует Алену как мужчина.

Первая боль от неожиданного удара зазубренного лезвия ревности давно прошла. Это было за кулисами «Альберт Холла», когда Наташа невольно подсмотрела, как Знахарь, бережно поддерживая Алену под локоток, уводил ее со сцены. На лице одноглазого убийцы была нежность и мягкость, которых Знахарь для Наташи не находил никогда. Удар был жесток, и в ней проснулась древняя волосатая самка, готовая вцепиться когтями в лицо соперницы и рвать его до тех пор, пока та не уползет с жалобными причитаниями. Но времена, когда от чувства до действия проходило всего лишь несколько ударов сердца, давно миновали, и сдержанность, привитая веками воспитания, взяла верх.

Наташа вздохнула, привычно подавляя неуместные и неподобающие цивилизованной женщине желания, и пошла к директору зала завершать деловые отношения.

– Ты читала, что написали в сегодняшней газете о конкурсе? – Знахарь вопросительно посмотрел на Наташу.

– Что в газетах пишут – это ерунда, – пренебрежительно махнула рукой Наташа, – зато наши арабские богатенькие буратины как с цепи сорвались. Сегодня от них звонили уже раз двадцать. Все хотят купить Алену. Я говорю им, что до завтрашнего дня вообще никаких деловых разговоров не может быть, и вешаю трубку. А они звонят снова и снова. Видать, понравилась им наша юная таджичка.

Все засмеялись, а Алена подняла тонкую бровь и сказала:

– Вовсе я и не таджичка! Ну, подвели мне глаза, сделали тени на скулах, так что, я сразу в мусульманку превратилась, что ли?

– Ничего-то ты не понимаешь, – снисходительно заметила Наташа, – тут ведь как – достаточно подвести глаза и сказать, что ты – таджичка. И все. Все будут видеть в тебе именно таджичку и удивляться тому, как удачно в тебе смешались две расы. Не думай об этом. И вообще: запомни, что животное под названием мужчина устроено очень просто и ему можно внушить что угодно, особенно если ты его привлекаешь. Поняла?

И Наташа бросила веселый взгляд на Знахаря.

Заметив это, он притворно нахмурился и зловеще протянул:

– Та-ак… Животное, значит… Ладно, мы это еще обсудим, но не при детях.

– Где ты тут видишь детей? – удивилась Наташа, – Алена давно уже самая настоящая женщина, да еще какая, а про Алешу я вообще не говорю.

– Ну ладно, ладно, не дети. Но все равно расправляться с тобой при них я не буду.

– Это мы еще посмотрим, кто с кем расправится, – многообещающе сказала Наташа, – передай-ка мне лучше вон тот виноград.

Знахарь поставил перед ней белую фарфоровую вазу с темно-фиолетовым виноградом, а себе налил джина.

– Ну, за Звезду Востока, – исключающим возражения тоном сказал он, и все выпили то, что у каждого было.

Выдохнув струю хвойного аромата, Знахарь потянулся за сигаретами и сказал:

– В том, что шейхи наши с ума сходят, нет ничего удивительного. Так оно и должно быть. Я удивился бы, если бы случилось иначе.

– Да уж, – кивнула Наташа, – наша девочка выглядела так, что и без всяких феромонов любой мужик должен был сделать стойку.

Она быстро взглянула на Знахаря, но он ничего не заметил и сказал:

– Да, пожалуй. А в газетах, читать которые ты отказываешься, вероятно, по причине полной безграмотности, уже написано, между прочим, что Уильям Паттерсон и Натали Романофф-Матье организуют благотворительное турне звезды Востока Салимы Фатимовой по странам Европы и Ближнего Востока.

– Что, уже? – Наташа поставила бокал на стол и повернулась к Знахарю.

– А ты что думала? Я зря времени не терял, в отличие от некоторых. И, пока ты накачивалась своей французской бормотухой, я успел все это организовать. Вот так, голубушка!

И он с видом превосходства посмотрел на Наташу.

Алена засмеялась и сказала:

– Ну вот, Наташа, а ты говоришь, что мужики животные безмозглые!

Наташа сокрушенно покачала головой, но, снова посмотрев на Знахаря, все-таки нашлась: