Смахнув стеклянную крошку с темного деревянного переплета, я, неожиданно заволновавшись, вынул старинную книгу из витрины и сунул ее в опустевший рюкзак, который забрал у Генри после того, как он выложил из него взрывчатку. Закинув рюкзак за спину, я повернулся к выходу и сказал:

– Все. Теперь – на крышу.

Наташа подошла ко мне сзади и засунула в рюкзак что-то, завернутое в истлевшую тряпку.

– Вот теперь все, – сказала она, и мы помчались по коридорам и комнатам, наплевав на все ловушки и высоко перескакивая пороги.

К счастью, до двери на винтовую лестницу, уходившую высоко вверх, мы добрались без приключений. Я осторожно отворил ее и прислушался. Тишина. Оставалось только надеяться, что мертвые с косами не будут поджидать нас на этом головокружительном спиральном подъеме.

Обернувшись, я кивнул Генри, и мы начали осторожное восхождение к небу. Я, как всегда, – впереди, за мной – Наташа, а тыл прикрывает Генри.

На днях он уверял нас, что у него есть еще два глаза сзади. Но не там, где мы подумали, а на затылке. По мне, так хоть на затылке, хоть на жопе. Главное – чтобы нас не накрыли с тыла.

Наконец, подъем окончился, и мы оказались у низкой дверцы, ведущей на крышу. Генри, обойдя меня, встал впереди и, приоткрыв дверцу, выглянул на крышу. Несколько секунд он изучал обстановку, затем прикрыл дверь и хриплым шепотом сказал:

– Вертолет на месте. На крыше двое, оба пялятся вниз. Мой – правый, твой – левый.

Я кивнул, и Генри медленно открыл дверь.

Недалеко от вертолета у каменного парапета тусовались двое вооруженных калашами джигитов. Они заглядывали через парапет вниз и что-то кричали. Снизу доносились хриплые гортанные ответы.

Генри сразу же навел пушку на того, кто был справа, но я придержал его руку и укоризненно прошептал:

– В спину?

И, наведя ствол на своего, громко произнес интернациональное слово:

– Эй!

Они обернулись одновременно, и так же одновременно мы с Генри нажали на спусковые крючки. Хлопнули два выстрела, и оба джигита, мелькнув ногами, исчезли за парапетом.

Снизу раздался многоголосый яростный вопль.

Мы бросились к вертолету, и по дороге Генри успел сказать мне:

– Ты дурак, Нельсон. Здесь нет честных бойскаутов, и выстрел в спину не подлость, а козырь. А если бы он оказался лучше, чем ты?

Я не нашелся, что ответить, но мы уже подбежали к вертолету и пора было проходить регистрацию и занимать места согласно купленным билетам.

Открыв дверь шестиместной кабины, Генри по-хозяйски устроился в кресле пилота и сразу начал быстро и профессионально щелкать многочисленными тумблерами. Мы с Наташей разместились во втором ряду, и наконец, повинуясь заклинаниям Генри, двигатель вертолета ожил и лопасти винта начали медленно проплывать над стеклянным колпаком кабины.

Шум двигателя становился все громче, и мне пришлось изрядно повысить голос, когда я перегнулся через спинку водительского кресла и прокричал в ухо Генри:

– Теперь к северным воротам. Помнишь?

Генри, оглянувшись через плечо, посмотрел на меня, и я, сообразив, что задаю дурацкие вопросы, откинулся на спинку кресла.

Генри оказался шикарным пилотом.

Подняв вертолет в воздух, он повел его над самой крышей в южную сторону, совсем противоположную той, которая была нам нужна. Я дернулся было к нему, но Наташа придержала меня за рукав и показала большой палец.

Наконец огромная, как два футбольных поля, плоская крыша провалилась под нами, и, взглянув вниз, я не увидел на земле у стены никого. Все участники вечеринки были в это время с другой стороны дворца, там, где только что неудачно приземлились двое их дружков.

Да, голова у Генри действительно варит.

Если бы мы показались в небе прямо над теми ребятами, что столпились под северной стеной, то они на радостях тут же сделали бы из вертолета дуршлаг. А дуршлаги, как известно, не летают. А если и летают, то низэнько, причем так низэнько, что джигитам Аль Дахара ничего бы не стоило сделать из нас троих беф-строганов своими кривыми и острыми ножичками.

Генри поддал газку и резко накренил вертолет.

Парк под окном встал набок, и я испугался, что деревья попадают, а вода из пруда выльется в небо. Но ничего этого не случилось. Вертолет описал плавную дугу и вылетел за пределы территории, огражденной высокой каменной стеной.

Генри ткнул пальцем в окно, я посмотрел туда и увидел метрах в пятистах те самые северные ворота, которые и были нам нужны.

Все. Сейчас берем Алену с Батчером и двигаем отсюда.

Ворота быстро приблизились, и Генри, снизив скорость, плавно повел вертолет к просторной поляне, на которую мы рассчитывали сесть.

Но, как только мы вынырнули из-за деревьев и до места предполагаемой посадки осталось метров двадцать, Генри вдарил по газам и резко отвернул вертолет в сторону.

Я чуть не вывалился из кабины, но успел увидеть, что посреди ровной и зеленой, как биллиардный стол, лужайки, раскинув неестественно вывернутые руки и ноги, лежит окровавленный человек, который, судя по камуфляжной форме и отсутствию бороды, мог быть только Батчером.

Рядом с ним в уже знакомой мне позиции стоял Надир-шах, который прижимал к себе Алену и держал у ее головы пистолет.

А метрах в десяти от него находился бородатый джигит в бандитском спортивном костюме с лампасами, целившийся в нас из РПГ.

Генри заложил крутой вираж и повел вертолет вокруг поляны.

Я растерялся и на секунду потерял нить событий, но в это время раздался громкий и резкий крик Наташи:

– Веди машину ровно!

Этот выкрик был адресован Генри.

Он качнул ручкой управления, вертолет сразу же перестал вилять, и я почувствовал себя на гигантской карусели, вращавшейся с математической точностью.

Больно зацепив меня за щеку, рядом с моей головой просунулся длинный вороненый ствол с толстой трубой оптического прицела над ним, и через секунду раздались четыре быстрых выстрела.

Гранатометчик резко дернул головой, будто отгоняя осу, потом выронил свою трубу, которая от удара винтовочной пули отлетела в сторону, затем сделал руками странный жест и повалился лицом в траву.

Надир-шах покосился на него и, оскалив зубы, вдавил ствол пистолета Алене в шеку. Было видно, что ей больно, и я, схватив сидевшего передо мной Генри за плечо, закричал ему в ухо:

– Садись!

Винтовка, торчавшая из-за моего плеча, вдруг вылетела наружу, а вместо нее появился ствол пистолета, воткнувшийся мне в ухо, и зажат он был в правой руке Наташи. Левой рукой она крепко обняла меня за шею, почти перекрыв локтевым сгибом кислород, и крикнула:

– Ни в коем случае! Уходим!

Генри кивнул, и вертолет скользнул вбок.

Надир-шах, увидев это, оттолкнул Алену и, стреляя из пистолета в нашу сторону, закричал так пронзительно, что мы его услышали:

– Ты придешь за ней, Знахарь! Ты знаешь, что ее ждет! Я клянусь…

В чем он там клялся, мы уже не узнали, потому что быстро удалялись от царства Аль Дахара. Наташа все еще держала меня, приставив пистолет к голове, и первое, что я собирался сделать, когда она меня отпустит, – это навесить ей бланш под глаз, несмотря на то, что она, конечно же, была права на все двести процентов.

Игра вовсе не кончилась.