По возвращении из командировки Вадим разговаривал с Лидой только по телефону, — никак не удавалось встретиться. Да они и не торопились: впереди целый месяц совместной работы. Лида едет в Узбекистан, в то же место, куда и техники. Задания у них разные: Михайличенко будет проверять свой метод измерений на практике, а Вадим и Тимофей — устанавливать радиометеоприборы на испытательной станции спецлаборатории № 4. Об этой лаборатории наши друзья знали только одно: что ею руководит инженер Курбатов.

Вадим ждал Лиду со смешанным чувством любопытства и сладкого волнения. Была она старше его года на три, худенькая, казалась подростком. Как сейчас она выглядит? Ему всегда нравилось ее тонкое личико, пышные темные волосы, подчеркивавшие белизну ее кожи. Интересно, что с ней будет после среднеазиатского солнца? В последний раз, когда Вадим прощался с Лидой, — а было это очень давно, — он заметил грусть на ее лице, не придал этому значения, но потом частенько задумывался. Впрочем, думы его были легкими — розовое облачко приятных воспоминаний. Ничего серьезного.

Сегодня Лида хотела договориться с техниками о дне выезда. Если она успеет оформить документы, то поедут вместе. Бабкин обещал взять билеты.

Тимофей досадливо озирался. Он не любил бесцельного ожидания. Только Димке могла прийти в голову шальная мысль — назначить свидание на выставке. Хотя Димка ему и ровесник, но с осени прошлого года Тимофей почувствовал, что стал несравненно старше своего беспечного друга.

У семейного человека куда больше забот и ответственности перед обществом. Правда, семья у Бабкина небольшая: он да Стеша, знатный полевод из Девичьей поляны, и живут они пока врозь, но это временно, по причине неповоротливости строительной организации, которая обязалась построить здание филиала института погоды неподалеку от Девичьей поляны. Во время отпуска Бабкин приезжал к Стеше. Чуть ли не каждый день он ходил на строительство, добровольно работал за грузчика или убирал с площадки битые кирпичи. Но дело подвигалось медленно. Впрочем, так казалось Бабкину. Дом института погоды строители обещали сдать в срок, а Тимофею хотелось сократить этот срок раза в два. И не случайно здесь, на выставке, он с завистью смотрел, как быстро поднимаются транспортерами игрушечные кирпичи. Там, на строительстве, они еле-еле ползут.

Димка жалел друга. В самом деле, из-за какого-то пустяка отодвигалось большое человеческое счастье. Стеша ни за что в жизни не уедет из родного колхоза, а Бабкину не хотелось менять любимую специальность, — ведь он специалист по радиометеоприборам, что ему делать в колхозе? Но вышло великолепно. После ряда исследований, в которых принимали участие Багрецов и Бабкин, видные специалисты предложили построить филиал института погоды в районе Девичьей поляны. С ними согласились. Бабкин терпеливо ждал, когда он сможет туда поехать, но Стеше это надоело: в один из приездов в Москву она поставила вопрос ребром — вышла за Тимку замуж и на время отпуска увезла его с собой.

Теперь, конечно, не жизнь, а мучение. Видятся редко. Зимой Стеше посвободнее, она бывает в Москве, недавно приезжала на сельскохозяйственную выставку и — опять домой. А у Тимки нет дома, живет у дальних родственников и, по существу, совсем одинок.

Багрецов считал, что в двадцать два года рановато обзаводиться семьей, но Тимке можно, он ведь совершенно самостоятельный, к тому же любовь трехлетняя, терпеливая — разве это шутка?

Втайне Вадим ему завидовал. Стеша, конечно, хорошая, изумительная девушка, но там же, в Девичьей поляне, нравилась другая — Ольга. Потом она вышла замуж, не поняла, не почувствовала робкой его любви. Да и не любовь это была, а юношеское влечение к чистому, прекрасному, жажда девичьей дружбы. Прошлым летом вновь заныло сердце, будто вошло в него необычное, незнакомое. Может, это и называется любовью? Встречи каждый день, часы и минуты считал до свиданий… И вдруг все как ножом отрезало: понял, что не стоит красивая Надя ни любви, ни дружбы. Ей нравились немое обожание, рыцарская услужливость, горячие слова, над которыми она смеялась, и льстивый шопот друзей. Всех она стремилась поставить на колени, всех покорить. Слишком поздно распознал ее Вадим, хлебнул горя, помучился…

С тех пор, а особенно после своей женитьбы, Бабкин установил над Димкой суровую опеку: критически оценивал каждую девушку, которую видел с ним рядом. Бабкин не ошибется, он человек семейный, один раз выбрал, теперь — на всю жизнь. В этом он был твердо уверен (разве лучше Стеши бывают жены на свете?). Он не допустит, чтобы страдал его лучший друг, за ним глаз да глаз нужен. Хорошо, что Надю раскусил во-время, а то бы совсем пропал малый.

Вот почему Бабкин недружелюбно смотрел сейчас на плотную девушку, обтянутую зеленым платьем. Она стояла у входа в зал. Из-под белой шапочки выбивались темные завитки, они вздрагивали при каждом повороте головы. Девушка кого-то искала. «Определенно это Лида», — решил Тимофей и не ошибся.

Димка метнулся к ней через весь зал и вдруг смущенно остановился.

— Не узнали? — спросила она, протягивая руку. — Честное слово, это я.

В голосе ее слышались странные нотки, словно она оправдывалась перед Вадимом, что из худенькой девушки превратилась в солидную женщину.

Вадим чувствовал себя неловко, скованно. Теперь ее нужно называть Лидия Николаевна, а когда-то дразнил ее, пускал по спине майских жуков. Ползет, ползет до плеча, и над самым ухом — фрр… Лида вскрикивала, а Вадим хохотал. Забавно.

— Жуков помните, Лидия Николаевна?

Лида удивленно подняла брови.

Выручил Тимофей: он поздоровался и тут же опросил, когда она выезжает.

— Никогда, — Лида обиженно заморгала. — Курбатов прислал телеграмму, что не может меня принять. Аспиранты ему не нужны.

Вадим загорячился и, ежеминутно поправляя пестрый галстук, оглядываясь по сторонам, вполголоса стал доказывать, что здесь произошла какая-то ошибка. Ведь, по словам Лиды, Курбатов хотел испытать новую методику измерений. Значит, нужна помощь автора и, насколько Вадим понимает в этом деле, Лидино присутствие там необходимо.

Он говорил с жаром, но малоубедительно. Лида, обмахиваясь платочком, простодушно соглашалась, а Тимофей скептически посматривал на друга, которого знал лучше, чем себя, и думал, что не ему судить о необходимости командировки Михайличенко. Начальству виднее, и зря Димка вмешивается в чужие дела.

— Лидия Николаевна, а вы не встречали в Москве Никифора Карповича? — спросил Тимофей, желая перевести разговор на другую тему.

Но Лида, видимо, не расслышала его вопроса. Бабкин повернулся к Вадиму.

— А помнишь, Димка, когда Лидия Николаевна…

Багрецов недовольно отмахнулся. Он болезненно воспринимал каждую неудачу в продвижении ценного изобретения, нового метода, интересного предложения. Всюду он видел зажимщиков, бюрократов, хотя и часто ошибался: изобретение оказывалось нерентабельным, метод не новым, а предложение мало эффективным. Это не охлаждало Багрецова: он знал немало случаев, когда действительно стоящая изобретательская мысль долгие годы пребывает в забвении. Надо бороться. Добился же он, что в маленьких радиостанциях для альпинистов применяется теперь предложенная им система питания. А Бабкин? Разве не он придумал один из способов телевизионных передач на дальние расстояния? Правда, предложение пришлось заново пересмотреть, но мысль была свежая, оригинальная.

— Надо поговорить с директором института, — стоя спиной к Тимофею, советовал Багрецов. (В этих делах он не ожидал поддержки друга.) — Почему вы не пошли к директору?

Лида смущенно пожала плечами.

— Неудобно. Он академик, а я кто?

— Как кто? Ученый. Новатор.

— Вы, Димочка, смешной, — с грустной улыбкой сказала Лида. — Ученый! Лет через пять, может быть. Оставим этот разговор, и показывайте выставку.

Пропустив вперед Вадима и Лидию Николаевну, Бабкин пошел за ними. Оба высокие, прямо залюбуешься. Димка в еще необмятом светлосером костюме с острой складкой брюк, платочек уголком торчит из кармана. Франт. Но сам Тимофей ни в жизнь бы так не оделся, — несолидно. То ли дело приличная гимнастерка и аккуратные блестящие сапоги. Никогда Бабкин не изменит такому скромному костюму. Галстуки ему не идут, это даже Стеша сказала.