— Замечательно, Павел Иванович! Можно не брать билета на футбол. Виси наверху и посвистывай.

— Другого применения вы не нашли? — с раздражением спросил Курбатов.

— Ну что вы, Павел Иванович! Незаменимая вещь в сельском хозяйстве, на горных пастбищах… Но, конечно, это не масштабы. Ведь с таким солнечным двигателем можно сделать космический корабль. Прямо без пересадки лети на Луну или к марсианам…

— Значит, полетели бы?

— Спрашиваете! Все мои мысли там. А возьмешь какую-нибудь фантастическую книжку советского писателя — скукота. Все про землю больше. А если она надоела нам?

— Кому это «нам»?

— Молодежи, конечно. Ведь у нас другие запросы.

— За всех не советую говорить. Люди разные. Но я одного не могу понять, как в вас сочетается заоблачная романтика с чересчур низкими земными интересами. Я знал одного такого романтика. Заканчивал мединститут, бредил космическими полетами. Недавно ему предложили поехать на целину, и романтик замахал руками: «Что вы, на целину! На Луну — пожалуйста, готов хоть сейчас, а на целину неинтересно».

Бабкин прислушался к разговору — нельзя не вмешаться.

— Значит, ходит он по колено в грязи, даже ноги не может выволочь, а туда же… на Луну. Пустобрех несчастный.

Медленно снижался вертолет. Выключился мотор, и лопасти, как мельничные крылья, вращались еле-еле. Но вот мешок с песком повис над зеркальной площадкой и до него уже можно было дотронуться руками. Замерли крылья. Теперь вертолет напоминал большой зонтик в летнем кафе.

Посмотрев на вольтметр, Курбатов сказал с досадой:.

— Меня не поднимет. Эх, как бы сразу похудеть килограммчиков на двадцать! Но что поделаешь, придется ждать до завтра.

Нюра стояла неподалеку, бледная от страшного беспокойства за этот первый опыт. Вначале она боялась, что ничего не получится, а сейчас мучилась за Павла Ивановича. Ведь он не уснет, он очень нетерпеливый, она лучше всех, это знала и терзалась своим бессилием. Об этом же думал и Вадим. Зажмурившись, преодолевая стеснение и страх, он спросил:

— А если сегодня попробовать? — И когда Курбатов непонимающе посмотрел на него, заговорил торопливо, несвязно: — Конечно, вы бы сами должны… но я полегче… тут, конечно, честь… Мне даже совестно предлагать…

— Бросьте о чести! — перебил его Курбатов. — Нужно проверить, ну хотя бы на высоте пяти метров… — И он подробно стал объяснять, что должен делать Багрецов в воздухе.

— Высоко я вас не пущу. На всякий случай привяжем трос…

Балласт был снят, и на его место, на висячую скамейку, уселся Багрецов. Он крепко затянул вокруг пояса самолетный ремень, подтянул парашютные лямки и, когда загудел мотор и зашелестели крылья над головой, почувствовал, как останавливается сердце.

Заметив, что Димка побледнел, Кучинский погладил его по колену.

— Не бойся, старик, на Марс не улетишь. — И тут же, чувствуя под рукой добротную материю, определил: — «Люкс», первый класс! Ну, бывай, старик, не поминай лихом!

Вадим знал, что первые метры самые трудные. Холоп Никитка, поднявшийся на самодельных крыльях не выше березы, подьячий Крякутный, взлетевший на аэростате не выше колокольни, — вот оно где трудное начало! Кто знает, не есть ли курбатовекая модель прообраз будущего летательного аппарата с электродвигателем?

Трос натянулся. Над головой шум вентилятора. Внизу стоят люди. Курбатов просит повернуть ручку реостата. Лопасти вращаются медленнее, и вертолет снижается. Все обычно, буднично, просто. Жорка даже позевывает — всю прошедшую ночь он читал роман Буссенара.

— Сколько вольт? — кричит Курбатов, запрокидывая голову. — Что там на динамометре?

Вадим смотрит на вольтметр, на циферблат динамометра, к которому прикреплен трос, и, борясь с желанием отстегнуть его, чтобы вырваться на свободу, выкрикивает цифры.

— Реостат до конца! — приказывает Курбатов.

Еще сильнее загудел мотор, зашумел ветер, внизу завертелся барабан с тросом, и Багрецов поднялся выше деревьев. Здесь уже были плохо слышны слова команды. Пришлось пожалеть Вадиму, что не взял с собой маленькую радиостанцию.

Солнце садилось. Оранжевым стало зеркало, трос начал провисать, а еще не все было проверено.

Курбатов поднял руку, помахал ею над головой, и Вадим понял, что дано разрешение отцепить трос, чтобы подняться хоть чуточку повыше.

Вадим отцепляет трос, и сразу курбатовский солнцелет подскакивает вверх. Там, на зеркале, что-то кричат, машут руками, но поздно. Стальная струна, свернувшись в спираль, падает к ногам Курбатова, и Димка отправляется в свободный полет.

Точно крылья вырастают у него. Это не солнечный мотор тянет ввысь, а ясная осязаемая мечта, беспокойная мысль, которая у многих так крепко стальным пудовым канатом привязана к земле, к мелочи личных дел, к заботам о мещанском счастье и благополучии. У Вадима этого не было и никогда, даже в старости, не будет. Ему легко отцепить тонкую струну, а Жорка Кучинский, несмотря на его болтовню о полете на Марс, должен годами рубить канат, чтобы хоть чуточку приподняться над теплым уютным гнездом и увидеть, сколь велик и прекрасен мир.

А он действительно прекрасен. И розовеющее небо, и золотые пески, и сияющее зеркало, в котором отражается солнечный цветок. А на стебле его, крепко привязавши себя ремнями, сидит Димка Багрецов, первый человек, поднятый в небо лучами солнца. Есть чем гордиться! И слезы радостного волнения выступают из глаз.

Чуть успокоившись, Димка высморкался, вытер мокрые ресницы, чтобы ясными, не затуманенными от счастья глазами различать стрелки приборов.

Найдя в кармане записную книжку, Вадим отметил высоту, напряжение, скорость вращения винта. Все, о чем перед подъемом просил Курбатов. Судя по поведению людей внизу, они уже перестали беспокоиться за Вадима, — вертолет постепенно снижался и скоро будет на зеркале или неподалеку от ограды.

Вадим торопился. Надо все сделать, пока не скрылось солнце. Но вдруг он вспомнил о самом главном: Павел Иванович просил переключить обмотки у мотора для проверки соотношения скорости вращения и мощности. Здесь была довольно сложная зависимость, в которой Вадим не успел разобраться, но проверить это абсолютно необходимо. Провода от мотора тянулись к панели управления, переключить их довольно просто, но уж больно быстро темнеет. Так и хочется задержать, остановить солнечный диск. Погоди немного, ведь без тебя ничего не получится!

Вертолет снижался. Курбатов приветливо махал рукой. Тимка почему-то грозил кулаком, а Кучинский насмешливо аплодировал.

— Давай, давай, старик! Приземляйся.

Вадиму кажется, что это Жорка, уцепившись ему за штаны, тянет вниз. Их много таких радуются, если ты, однажды взлетев, вдруг падаешь вниз нерасчетливо и глупо, с мыслью, что небо всегда голубое и в мире перевелись завистники и торгаши.

Димка злой. От барханов, Деревьев, от забора потянулись длинные тени. Еще несколько минут, и закроют они золотой цветок. Надо прорваться вверх, к солнцу. Но как? Винты на панели уже, ослаблены, а переключить провода нельзя, потеряешь высоту и окажешься в тени. Записная книжка выскальзывает из рук. Но теперь уже все равно. Впрочем, можно еще попробовать. Димка расстегивает ремень, сбрасывает с себя пиджак, потом кидает вниз ключи, отвертку, парашютные лямки. Вертолет заметно приподнялся над вершиной дерева.

Но этого мало, Димка сбрасывает с себя всю верхнюю одежду и остается в майке и трусах.

Последний опыт, Обмотки переключены, лопасти завертелись быстрее, и даже при закатном солнце вертолет еще долго висел над зеркальным полем.

А когда уже в сумерки сотрудники испытательной станции приняли Димку на руки — он спустился неподалеку от ограды, — Курбатов крепко обнял его, дрожащего от холода и волнения.

— Вот это по мне! Иной раз для науки можно и штанами пожертвовать, если они тянут тебя вниз.

Димка стыдливо улыбался. Бабкин гордился другом, а Кучинский пожимал плечами. Сколько еще чудаков на свете! Ничто их не берет.