— В чем наша сила, пионеры?

— В кол-ле-кти-ве! — хором отвечают ребята.

— Правильно, пионеры! В коллективе! А вы все время в разные стороны норовите разойтись. Вас склеивать нужно!

— Как — склеивать?

— Очень просто! А ну-ка быстро встаньте в круг! Будем сейчас варить клей. Гуммиарабик. Выбирайте клеевара!

Встанут ребята в круг, выберут клеевара, дадут ему в руки палку.

— А теперь внимание, пионеры, внимание! — командует вожатый. — Вы все будете котел для клея. Он — клеевар, а вы все — котел. Ясно?

— Ясно. Мы — котел.

— Оперу буржуазную «Риголетто» знаете? Кто знает, а кто ведь и не знает. Галдят все.

— Ти-и-хо! Так вот, в этой буржуазной опере есть один очень неплохой мотивчик: «Сердце красавицы склонно к измене». Может, слышала?

— Слышали! — кричат ребята. — Это песенка такая «Сердце красавицы».

— Правильно, пионеры! Внимание, пионеры, внимание! Как только клеевар начнет в одну сторону вертеться и палкой помешивать, вы все крутитесь в другую и на мотив «Сердце красавицы» пойте слово «Гуммиарабикус»! Вот так: «Гу-мми-а-раби-кус!», «Гу-мми-а-раби-кус!» Ясно? Начали!

Чего же тут мудреного? Крутит клеевар внутри котла палкой, а ребята поют «Гуммиарабикус». И так до тех пор, пока не закружится голова, Римку Болонкину раз вытошнило даже.

Первое время ничего, занятно было, а потом надоело. Как сбор отряда, так варить клей… И другие игры такие же глупые.

Новый вожатый Коля Плодухин на первый сбор велел всем принести понемногу картошки и пустых консервных банок. Ребята удивлялись: что ещё за новости?

— Теперь не гуммиарабикус будем варить, а крахмал! — сострил Ромка Смыкунов. — В банках. По-настоящему… На мотив «Чижика-пыжика».

За город выехали на трамвае. На опушке леса разложили костер. Пекли картошку. Из консервных банок мастерили факелы. Пели:

Потом Коля Плодухин рассказывал про революцию. Про стачку английских горняков… Назад возвращались с песнями. Несли горящие факелы. Здорово было.

При расставании Ромка задал вожатому «каверзный» вопрос:

— А почему мы никакого клея не варили?

— А для чего?

— Чтобы коллектив получился!

— А у нас и так коллектив получился!

— Силы не будет! — съязвил Ромка.

— А ты понимаешь, зачем коллективу сила нужна? — спросил вожатый.

Ромка не знал, что ответить.

— На следующий сбор в лесу прошу тебя принести банку с мухами, — сказал Коля.

Ребята удивились, но помогали Ромке ловить мух. К сбору получилась полная банка. Отдали мух вожатому, а он приказал:

— А ну, ребята, паутину искать!

Под старой высохшей березой нашли большую паутину. В центре сидит здоровенный паучище — крестовик.

Достал Коля Плодухин из банки муху, бросил в паутину. Муха запуталась в паутине. Жужжит жалобно, просится на волю.

Как только паук стал подбираться к мухе, Коля крикнул:

— А теперь смотрите! — и быстро поставил банку под паутину.

Как рванутся мухи наверх! Прорвали паутину. Первая муха тоже спаслась, а крестовик со страху упал в траву.

— Теперь ясно, в чем сила? — спросил у Ромки Коля. Ребята даже зааплодировали.

— К следующему сбору принесите с собой побольше старых газет, — наказал ребятам вожатый.

Ребята пришли с газетами. Посредине пионерского уголка стоит ящик: «Опусти прочитанную газету! Она нужна деревне».

Коля Плодухин наладил с деревенскими пионерами переписку. Ребята собрали для них библиотечку. И пустые пузырьки для лекарств в посылку положили: в деревенских аптеках их не хватало.

На каждом сборе ребят новость ждет. И все это Коля придумывает.

Ребята опаздывали — так отучил. Схитрил. Дал задание:

— Шкапа, Асиновский на следующий сбор ровно к двенадцати явятся, Клочков, Бурлаченко, Смыкунов к двенадцати часам трем минутам, Кадулин, Косилов, Бо-лонкина к двенадцати часам пяти минутам. Проверим, кто из вас точный, кто внимательный!

Получилось.

— А на следующий сбор — всем к двенадцати! Все ребята так и явились.

Если Коля чего не знает, не стыдится признаться:

— На следующем сборе отвечу! И точно. Все объяснит.

Когда вожатый услышал от кого-то про Фрушку, то попросил Борьку выступить с птицей перед ребятами. Борька удивился:

— Я же не пионер…

— Ну и что?

— И потом грач только говорит у меня. И все…

— А ты придумай номер какой-нибудь. Чтобы не только говорил, а ещё что-нибудь делал.

Наконец наступил долгожданный день. Ребята приехали в лес ещё засветло, а концерт начался, когда стемнело. Сцены, конечно, никакой не было — выступали прямо перед костром.

Пахло сыростью, свежестью. Огонь трещал, пожирая сухие сучья. Казалось, деревья подошли к костру совсем близко, чтобы им было лучше видно и слышно.

Пела Римма Болонкина:

«И верно, её сурок всегда с ней, — подумал Борька, — на всех сборах поет только про своего сурка…»

Борьке было жарко. Но не потому, что он сидел возле огня, и не потому, что волновался (его номер был следующим), а потому, что совсем рядом с ним сидела Нина…

снова повторила Римма.

В костре громко затрещал корявый сук, в небо полетели яркие искры. Нина отсела от огня и на мгновение прикоснулась ухом к Борькиной щеке. Щека тут же ярко запылала. Потом запылала вторая щека и оба уха.

— Какой ты красный! — сказала Нина.

Борька не знал, что ответить. Он начал краснеть ещё гуще.

— Что ты так волнуешься? Твой номер пройдет хорошо… — шепнула Нина, дотронувшись до Борькиной руки.

— Это от огня мне жарко, — ответил Борька и стал совсем багровым.

Фрушка не волновался совершенно. Он сидел на ветке и, склонив голову, глядел на ребят, слушавших Римму. Когда она кончила петь, Борька поднялся с земли и крикнул охрипшим голосом:

— Фрушка!

Как только грач уселся на Борькином плече, волнение куда-то исчезло.

Борька взял в руки специально выструганную палочку и протянул её вперед. Фрушка перелетел с плеча и сел на палочку.

— Скажи привет!

— Пр-р-р-ривет!

— Скажи грач!

— Гр-р-рач!

Ребята захохотали и дружно захлопали. Фрушка испуганно покосился на них, взмахнул крыльями и улетел обратно на сук. «Провалился…» — с ужасом подумал Борька и громко закричал:

— Фрушка! Фрушка, ко мне!

— Фрушка! Фрушка! К Борьке! — завопили все ребята, но грач на них и внимания не обратил.

Он нахохлился и сидел на своем суку как каменный.

Борька не знал, что делать. От стыда он готов был провалиться сквозь землю. Нина смотрела на него с участием.

— Вот так номер! — рассмеялся Ромка.

— Помолчи! — сказал Павлик Асиновский, дернув худеньким плечом.

— Факир был пьян, и фокус не удался! — поддержал Ромку толстый Бурлаченко.

— Помолчи! — крикнул Павлик Петьке.

— Спокойно, ребята! — сказал вожатый. — Грач никогда прежде не выступал. Он боится всего нового, не привык к шуму. Не хлопайте. И постарайтесь смеяться потише. Продолжай, Ваткин.

Ребята угомонились. Борька насыпал на плечо хлебных крошек и снова крикнул:

— Фрушка!

— Привет! — отозвался с дерева Фрушка. Конечно, все снова рассмеялись. И, как всегда, особенно громко Валька Кадулин:

— Ой, не могу! Ой, лопни мои глаза…

— Тихо ты, Вирфикс! — крикнул Влас. Валька закрыл руками рот и откатился в кусты.

— Фрушка! Ко мне! Фрушка не двигался.