Израильтяне же все на палестинских террористах повернутые. А тут непонятно что: шум, звон стекла, осколки и что-то со страшным грохотом обрушивается на землю. Все, кто был на улице, о коридорной я даже не говорю, попадали на тротуар как подкошенные, закрыли головы руками и лежат, не шевелятся. Наверное, подумали бомба.
И кресло, развалившись, тоже лежит посередине улицы. Спинка отдельно, ножки отдельно. Слабая оказалась мебель. Турецкая, видимо…
Тут отец наконец доехал, в кнопках этажей запутался на нервной почве. Но что он теперь мог сделать?.. Дал мне по морде, конечно. В принципе, молодец, правильно… Еще раз прости меня, папа.
Очень быстро, максимум минут через пять, послышались сирены, подъехали солдаты и полиция, у них это сразу, а через полчаса прибыл наш аргентинец, весь белый…
Скандал вышел, конечно, страшный, пришлось все оплатить, стекло, кресло, раму, моральный ущерб администрации отеля, моральный ущерб коридорной, хорошо, прохожие ничего не взяли…
Но один плюс был налицо: на этого аргентино-израильского козла было приятно смотреть. Никаких денег не жалко…
Могу поспорить, такой облом у него был впервые. Привык, сволочь, что из Союза безответное быдло или урки-бандиты приезжают. И те и другие ведут себя за границей тихо, и тех и других он научился различать. А тут такой странный случай…
Первое время он вообще ничего не мог сказать, только трясся, улыбался криво и все повторял: что случилось, что случилось? Боялся, гад, что и с него что-нибудь возьмут… Зато на следующий же день все наши пожелания были выполнены.
Хотите в госпиталь? Пожалуйста! Что же вы сразу не сказали?..
Постельный режим? Да ради бога!..
Когда прощались, я недодал ему сто долларов, не жалко, из принципа, думаю: скажет что-нибудь или нет? Так представляете, промолчал!
Проводил нас до госпиталя, попрощался за руку:
- Может быть, еще что-то нужно?.. Нет? Ну, тогда всего хорошего, выздоравливайте…
И укатил, сияя, наверное благодарил своего аргентинского бога, что так дешево отделался от нас.
Что за госпиталь? - О-о-о… Вообще, конечно, сейчас бы я никому не пожелал туда попасть. Если, разумеется, у вас доход не 30 тысяч долларов в месяц.
Если такой, то можно.
Сколько я там оставил? Тысяч 6-7, не меньше. За десять дней. И имейте в виду, это сейчас кажется, что, мол, это ничего, подумаешь, шесть тысяч, а в девяносто пятом году это было чего, и еще как!..
За каждый шаг - рубль. В смысле бакс.
Увидел вас врач в коридоре, поздоровался, поинтересовался, как дела, - 50 долларов. Боже упаси ему отвечать, ответите - получается разговор, 100 долларов. Присели с врачом на кресла, поговорили - 150. Лучше делайте вид, что вы его не заметили, газетой прикройтесь или еще чем-нибудь.
Молодцы израильтяне! Примерно четверть суммы (если не треть) из такой вот ерунды и получается… Хотя, конечно, жаловаться грех, кое-что они со мной сделали. Всего обследовали, выслушали, все анализы, электронный микроскоп, еще что-то - аппаратура, как везде на Западе, на высшем уровне.
Вообще там хорошо, как в раю или у мамочки в утробе: чистота, тишина, все улыбаются, палата, разумеется, отдельная, телевизора нет, телефона нет, в коридорах никого, даже отца пустили только один раз, в окно зелень, пальмы из сада, цветы какие-то заглядывают, птицы поют, машин не слышно…
Рай…
То есть полный покой. Абсолютный, как в космосе.
Я даже уходить не хотел. Они мне все сделали дня за три-четыре, лечащий врач пришел, говорит: у вас все в порядке, мистер Д., выписывайтесь, с психологом будете встречаться амбулаторно, три раза в неделю. Они хоть и дерут деньги, но не жулики же, просто так держать не будут.
А я - нет, я себя плохо чувствую, вот здесь болит, тут колет, посмотрите еще там, только не выгоняйте. Он плечами пожал, ушел. У них же там даже богатые люди деньги считать умеют, все поскорее выписаться хотят, а тут такой странный господин, готов платить ни за что.
Так что еще дней пять я там просто так лежал. И не то чтобы даже не хотел уходить, а как-то… боялся. Отчетливо боялся.
Но потом они нашли верный ход, честные и остроумные люди, эти израильтяне в госпитале, не то что у нас, они показали мне аккумулированный счет, а там - семь тысяч баксов - пришлось срочно выписываться…
Что было потом? Я же говорю, Одиссея… Большое путешествие Синдбада.
Израиль - Ливан - Средиземное море. Средиземное море - Кипр - Греция - Турция…
Где-то я недавно читал, кажется в “Онегине”. Путешествие - лекарство от русской хандры. И от грузинской, и даже от армянской, наверное, тоже…
Ты, кстати, взял с собой кинокамеру и наснимал несколько штук видеокассет: Иудея, Вифлеем, Иерусалим, Баальбек, Ларнака, Афины, острова в Ионическом море, Новый Афон…
Я смотрел некоторые - здорово, настоящее кино, прямо Вендерс - литовские проститутки в Тель-Авиве, прохожий араб в длинном халате в Иерусалиме, вид порта Лимассол с моря, бар на корабле, направляющемся через Средиземное море в Италию…
Народу почти никого, пусто, зима, не сезон: наш герой, его отец, греческая пожилая пара, на пенсии решили попутешествовать, какой-то праздношатающийся шотландец (крупный план: длинные волосы, русая борода, не то пустые, не то грустные глаза, тянет джин чрез трубочку, увидев кинокамеру - улыбается и машет рукой…), еще какие-то люди на заднем плане, приглушенная музыка, бармен за стойкой…
В Афинах ты остановился и просидел весь остаток зимы: конец января, февраль и март. Ничего не делал, снял за 25 долларов в день огромные апартаменты с балконом-террасой, бродил по городу, сидел в кафе, ездил по античным древностям, два раза был в Новом Афоне, опять снимал…
На видеопленке крыши (“апартаменты” были на седьмом этаже, для Афин это высоко), дождь, какие-то вечнозеленые деревья, газетный киоск в центре города, где продаются русские газеты, православные монахи в черных рясах, опять крыши, порт, корабли, античные развалины и синее-синее южное небо в погожие дни…
Часть 2
Ну вот, собственно и все. Или почти все.
Когда ты вернулся в Москву, от фирмы “Вертикаль - 92” ничего не осталось, или почти ничего, одни долги, куча счетов и факсы от бельгийцев: почему вы не отвечаете, г-н Д.? Г-н Д., мы никак не можем с Вами связаться?..
Им же никто не сказал, что ты уехал лечиться.
Разве можно в нашей стране на кого-то надеяться? Когда парень - земляк, которого ты оставлял в лавке главным вместо себя, узнал, что ты вернулся, он сбежал на два месяца домой. - Я едва его нашел, - смеялся ты, - хотя по большому счету он даже ничего не украл, просто ничего не делал, жил припеваючи: машина, секретарша, ресторан, спортклуб… Я сначала хотел его убить, потом пожалел, Бог с ним, еще молодой…
Машину пришлось продать, с офиса съехать, девочку-секретаршу уволить.
Она даже плакала, бедная, готова была работать на пол-оклада, говорит: я привыкла к вам, Давид Николаевич.
- Хорошая девочка, я ее ни разу не трахнул, даже на прощание, представляешь?!
А потом в плавное течение нашей повести “вмешалась” техника. У меня что-то случилось с компьютером. Я перепугался, что все слетело, все мои “жалобы”, в панике позвонил тебе, ты ведь все же у нас в прошлой жизни математик, ты приехал, пытался что-то сделать, не вышло, поехали чинить компьютер к твоим друзьям, пересмотрели все файлы, и так получилось, что ты прочел эти записи.
Хотя ты знал, что я веду “дневник”, ты, я так понимаю, разозлился, больше ничего мне не рассказываешь, только сказал:
- О себе пиши! Ты на себя посмотри! Все переврал, на самом деле все было по-другому… интереснее!
Я стал оправдываться: да это не о тебе… Не только о тебе. Это обо мне. У Флобера: госпожа Бовари - это я, помнишь?.. Это о нас, все поколение… Или время… Хочу проследить… Ты не понял.