Самое время вспомнить, что материя, по Савелию Сироте, это именно свалявшаяся до затвердения неразбериха силовых линий.

Спутываясь воедино, волокна многих аур образуют коллективные колтуны, именуемые народом, верой, партией, причем образования эти живут собственной жизнью, управляя своими составляющими, как марионетками, и используя астральные волокна в качестве нитей.

Так называемый пробой на массу, с нашей точки зрения (излагает далее Сирота), есть мгновенная заплетка отдельных волокон в некое подобие косицы, прочно связывающей нас с коллективным колтуном.

Существуют, однако, так называемые гиблые места, представляющие собой участки астрала с повышенной энергетикой, где даже сильно свалявшаяся аура начинает пушиться, мнимо увеличиваться в объеме, а вышеупомянутые косицы стремительно расплетаются. «Сиротики» называют такое явление промывкой ауры в корень, «досиротики» - воздействием отрицательных полей, а народ - просто размыкалом.

Представьте себе на секунду, что ваше уютное Мироздание встает дыбом, все колтуны расходятся на волокна и по мнению одних «сиротиков» - исчезают, по мнению других - теряют смысл.

Обычно гиблые места разбросаны вдоль линий высоковольтных передач, хотя на самом деле все обстоит наоборот: линии высоковольтных передач неосознанно прокладываются людьми по наиболее гиблым местам...»

- Знаешь, - честно признался кувшиннорылый Викентий. - Зря вы это все с Артёмом затеяли... Ты что, надеешься, Портнягин придет в Секондхендж компромат выкапывать? Или на свиданку к кому-нибудь прибежит?

Товарищ Арсений нахмурился и вновь отложил книжицу. Сам чувствовал, что пошел на поводу у ненормального стихоплета... земля ему пухом. Кстати, сегодняшние газеты, две из которых валялись среди прочих бумаг на прорабском столе, довольно подробно освещали операцию по извлечению тела самоубийцы с территории капища. Сперва пришлось подогнать к дубку радиоуправляемого робота с гидравлическими ножницами, чтобы перерезать галстук, а затем воспользоваться арканом.

Арсений покосился на заголовок, крупными буквами клеймящий колдунов и интеллигенцию. Рядом подверстано было интервью с известным кутюрье Столыпиным-младшим. И в голову забрела странная, словно бы чужая мысль: даже удавившись на собственном галстуке, принадлежность свою к интеллигенции не подтвердишь. Напротив, опровергнешь. Кто такой интеллигент? Это прежде всего личность, разорвавшая связь с народом. То есть размыкало ему уже не страшно, А раз удавился, значит была связь-то, пусть слабенькая, но была.

Или Секондхендж размыкает тебя не только с обществом, но и с самим собой? А ведь и впрямь: астральные волокна, о которых повествует Савелий Сирота, в интеллигентной ауре должны быть запутляканы еще сильнее, чем, скажем, у простого работяги-риэлтера. Колтун на колтуне и колтуном погоняет. И вот, оказавшись в зоне высокой энергетики, все это начинает распускаться, распрямляться, пушиться... Хотя у таких субъектов астральная шерсть что ни день безо всякого размыкала сама собой дыбом встает. Истинный интеллигент - он ведь о чем подумает, в том и усомнится...

Примерно так мыслил товарищ Арсений, все больше запутывая незримые волокна своей ауры, когда дверь вагончика распахнулась и на пороге временного агитхрама возник совиноглазый товарищ Артём, причем вид у него был несколько таинственный, торжественный и отчасти зловещий.

- Ну? Что?

- Хлюпик наш рифмоплет!

- Это я и сам понял. Что еще?

- Значит, так... - Товарищ Артём сунул руку за борт пиджака, но извлек, разумеется, не ствол, а некий выведенный на принтере список. - Из тех, кто ходил в Секондхендж, самоубийц немного - процентов десять. Но долбануло практически всех. Кто в запой ударился, кто на иглу сел...

- Тоже неплохо.

- ...и у всех отвращение к прежнему роду деятельности. Брокер не может слышать о бирже, доярка - о коровах...

- Так-так-так...

- Интересен случай с одним попом. Лет пять назад пытался освятить капище. На другой день сверг с себя сан и подался в безбожники. Потом посетил капище вторично и начал громить атеизм.

- Вот как? Это что же... клин клином вышибают?

- Не знаю. И никто не знает.

- А выводы?

- Выводы такие, что, если нам даже повезет заманить Портнягина в Секондхендж, с собой он, скорее всего, не покончит. Мужик крепкий.

- А и не надо! - Товарищ Арсений повеселел, возбужденно потер ладони, прошелся из угла в угол. - Пусть живет! Главное, что он смысл своей деятельности утратит, понимаешь ты это, товарищ Артём? Выборы через неделю. И вот представь: этот их единый блок «Колдуны за демократию» лишается своего кандидата в Президенты! А?!

- Да, но заманивать-то как будем?

Погрустнели товарищи, закручинились. Незримые волокна трех аур клубились в тесном помещении подобно паутинкам. Сплетались, расплетались и все никак не могли сбиться в единый колтунок. То бишь план операции.

- А что со старичонкой? - чуть погодя хмуро спросил Арсений. - Выяснил, кто он такой?

- Нет, - с сожалением признался Артём. - Походил вчера по Колдобышам, поспрашивал... Там таких дедков - пруд пруди! И все не те... Наверное, не местный он.

- Жаль не догадались мы его тогда сфотографировать, - посетовал старший товарищ. - Может, фоторобот изготовить?

- Фоторобот я уже смастрячил. Вот.

- Ну-ка, ну-ка, - оживился Арсений, принимая портретик шесть на девять. - А что? Похо-ож...

- Позвольте... - вмешался товарищ Викентий, отбирая карточку.

- Нет! - сказал он, приглядевшись. - Не может быть!

- Что такое?

Товарищ Викентий сорвал очки с кувшинного рыла, всмотрелся невооруженным глазом.

- Вы не поверите, товарищи, - объявил он, сам заранее удивляясь тому, что намерен был сообщить. - Знаете, кто это? Это же Ефрем Нехорошев! Бывший учитель Глеба Портнягина...

- Личность известная? - хищно прищурился товарищ Арсений.

- Более чем. Старейший чародей Баклужино. Сильно запойный. До сих пор гадают, черный он маг или белый...

- К выборам какое-нибудь отношение имеет?

- Никакого! Политиков на дух не переносит. Считает общественную активность результатом порчи. Очень расстроился, когда ученичок его подался в кандидаты...

- Что значит расстроился? Ушел в запой?

- Хуже, - мрачно произнес товарищ Викентий. - Вышел.

Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел, трезвый и угрюмый, на шатком табурете в опустевшей своей однокомнатке и с брюзгливым выражением смотрел, как по истоптанному в войлок ковру, играючи одолевая клоки серо-белой кошачьей шерсти, неспешно шествует вконец разнуздавшийся таракан. Наконец, не выдержав, чародей протянул руку, взял не глядя с краешка стола колбу дихлофоса, добавляемого в некоторые зелья, и, привстав, расстрелял наглеца в упор. Наложить заклятие не было сил. Отправил баллончик на место и снова присел, наблюдая без интереса, как мечется по полу, вычерчивая сложные кривые, издыхающая тварь.

Внезапно показалось, будто стремительные эти метания складываются в некие знаки. Ефрем всмотрелся.

«В-С-Е-Х Н-Е П-Е-Р-Е-Т-Р-А-В...» - удалось разобрать ему. Он досадливо поморщился, а когда взглянул снова, таракан уже лежал, опрокинувшись навзничь, и легонько подергивал лапкой.

Сам по себе таракан - существо сметливое, но бессмысленное. Способности к письменной речи прорезаются у него лишь на уровне коллективного разума, кстати сказать, довольно высокого. В данном случае, как легко догадаться, жертву инсектицида пробило на социум, и она в агонии выдала единым росчерком главные чаяния всей тараканьей громады.

А вы думали, одних только людей пробивает?

Шла третья неделя одиночества старого колдуна.

Еще утром первого дня он ощутил с тревогой, что вполне естественный, напрашивающийся в его положении поступок требует нешуточного усилия воли. Всего-то навсего: свернуть пробку и принять первые сто двадцать капель. Движение, совершаемое на уровне инстинкта. Сердечники принимают так корвалол.