На русской земле изменило Гитлеру авантюрное счастье. Советская Армия уже нанесла немецко-фашистским войскам тяжелые поражения под Москвой, Сталинградом, Орлом и Курском. Теперь она широко и мощно гнала врага с Украины.

Гитлеровцы лютовали. Они забирали у населения все, что могли, жгли и уничтожали города и села, убивали тысячи ни в чем не повинных людей.

В эшелоны грузились все новые партии рабов — на работу в Германию. На турбовских парней и девчат шла настоящая охота. Без конца совершались облавы. Солдаты и полицаи день и ночь обходили дома. По погребам и чердакам с ходу били из автоматов, чтоб не тратить время на осмотр.

Осенью сорок третьего они ворвались таким же образом к Григорию Филипповичу и, как ни объяснял он им, что Иван «блинде», ничего не видит, угнали в Германию слепого брата Васи.

И Васе исполнилось пятнадцать лет. Таких уже забирали.

Вася скрывался то в яме за сараем, то в землянке на огороде. Когда надоедало быть одному — навещал в тайниках своих дружков. В последние дни Вася прятался у Ивана Ружицкого. Но фронт приближался. Находя скрывавшихся, немцы расстреливали их на месте. Сегодня Вася передал отцу, что этой ночью они с Иваном перейдут в скирду соломы на выгон.

Турбовчане сидели в своих домах, как в норах. Из-за близости фронта немцы запретили им выходить на улицу, зажигать огни. Окна у Безвершуков были плотно завешены старой одеждой. Приподнимая время от времени уголок тряпки, Григорий Филиппович надолго приникал к стеклу, слушал, не раздадутся ли знакомые шаги.

В третьем часу ночи Вася тихонько царапнул стекло. Отец узнал его, открыл дверь. Потом зажег каганец, сделанный из консервной банки, и, рассказывая поселковые новости, стал кормить сына.

Дружки договорились встретиться в три часа. В глухую пору легче уйти из городка. Вася посматривал на ходики и торопливо хлебал суп. Отец осторожно выглядывал в окно. Что на улице? Нет ли поблизости немцев?

Вася кончил есть, сунул лепешки в сумку и стал собираться.

Вдруг со двора резко и громко постучали.

Отец и сын вздрогнули. Так не стучат, когда таятся. Григорий Филиппович торопливо сунул каганец в печь.

Дверь снова загрохотала.

Отец вышел в сени.

— Кто?

— Откройте!

Вася осторожно приподнял занавеску, пытаясь разглядеть, кто там. И оказался лицом к лицу с приникшей к окну со двора темной тенью.

— А-а, комсомоль! Партизан! — донеслось сквозь стекло. — Гут! гут…

Трясущимися руками отец открыл дверь.

Загремели сапоги и оружие. В дом ввалились полицаи. Немецкие солдаты остались у окон снаружи. На опасные дела они всегда посылали первыми полицаев.

Два полицая сразу направили автоматы на Васю:

— Руки вверх!

Несколько других, подсвечивая себе электрическими фонариками, быстро осмотрели в хате темные углы, заглянули за печь, под кровать.

Григорий Филиппович достал из печки каганец. Вместе с полицаями ходил по хате с пистолетом в руках Мишка Леонтюк, сделавший вид, что не знает ни Васи, ни старого каменщика.

Убедившись, что обстановка в доме мирная, вошли немцы. Они тоже сердито направили автоматы на Васю.

— Ти есть руски бандит! Партизан!

— Одевайся! — приказал один из полицаев.

Вася стоял с поднятыми вверх руками и от растерянности не мог двинуться с места. Было и страшно, и обидно, что попался так просто и нелепо. И думалось о Ружицком, который должен был подойти с минуты на минуту. Увидит ли он, что случилось?

— Но! Но! — помахивал перед ним стволом карабина один из солдат. — Ти бежаль нет.

— Одевайся! — заорал полицай и замахнулся прикладом. — Ну!

— Что вы! За что? — попытался загородить собой сына Григорий Филиппович. — Что он вам сделал?

Немцы что-то сердито кричали по-своему. Здоровый детина ногой отбросил старика в сторону. Васю сбили с ног, пинали, били прикладами.

Потом подняли. Бросили пальтишко:

— Одевайся.

Григорий Филиппович задыхался от горя:

— Ваньку забрали… Слепого, сирого… Все порушили, сгубили… Теперь младшего. Он же мальчишка еще!.. Люди вы или нет?

Поймал Мишку за руку.

— Вы с одной школы. Соседи. Куда вы его?

Леонтюк вырвал руку.

— За белым снегом.

А солдаты уже гнали Васю прикладами к дверям. Во дворе полицаи окружили его плотным кольцом и повели к жандармерии.

Вася вытирал с разбитого лица кровь и слушал гул пушек. Близко, близко Советская Армия. Близко свобода. А он попался…

Собирая в темноте прошлогоднюю картошку, Григорий Филиппович нечаянно перерубил лопатой телефонный провод, который шел от немецкого командного пункта к зенитной батарее. Не успели немцы разобраться, в чем дело, как налетели русские самолеты и наделали немало переполоха. А лишенная связи зенитная батарея молчала или стреляла невпопад.

После налета немцы пошли по проводу. Он привел их в огород Безвершуков. В пятнадцатилетнем пареньке они заподозрили русского диверсанта…

Советские войска сделали такой рывок вперед, что к утру Турбов, Калиновка и ряд других городов и сел Винничины были освобождены.

Турбов бурлил. Жители вышли на улицы. Они встречали советских солдат криками радости, махали руками, бежали рядом с танками, с подразделениями пехоты, устало шагавшими по мартовской грязи. Многие обнимали солдат, плакали у них на груди. Старики расспрашивали о своих.

— Ивана Калинчука, случаем, не бачили?

— А кто он? — интересовался боец, доставая кисет и закуривая.

— Сын. Як ушел в сорок первом, еще до немцев, так и не знаю, чи жив, чи нема вже…

— Не встречал такого. Где-нибудь воюет…

— А Миколу Чупия? — дождавшись своей очереди, горячей надеждой смотрела в глаза солдату молодая еще, страшно худая женщина, прижимая к себе быстроглазого мальчонку лет четырех-пяти.

Григорий Филиппович чуть свет побежал к казарме около сахарного завода. Там обычно держали арестованных.

Страшная казарма была пуста. Около нее ходили саперы с миноискателями.

— Ты, папаша, осторожнее, — сказал молодой солдат с наушниками.

— Сынка угнали, проклятые, — всхлипнул Григорий Филиппович.

Солдат оперся на миноискатель, как на лопату.

— Вон у стены лежат трое. Посмотри.

У стены лежали трое мертвых. Мужчины и девушка. Последнее злодеяние врага.

Григорий Филиппович поковылял к районной управе.

Там тоже были саперы с миноискателями. В раскрытые настежь окна видно было опрокинутую мебель, летающие бумажки. У здания толпились жители и со злорадством наблюдали за происходящим. Кончилась власть Мюллера.

— Сыночка моего… — заговорил Григорий Филиппович. — Сегодня ночью… Пятнадцать лет. Кому, что сделал?..

Старика слушали. Некоторые печально качали головой. Другие молчали. У всех было много горя…

Около резиденции Мюллера жителей собралось больше. Во дворе Мюллер построил себе бункер с бойницами. Подземный ход соединял бункер с жилым домом. Крепко цеплялся эсэсовец за русскую землю.

Григорий Филиппович спросил о Васе у офицеров, которые, наблюдая за работой саперов, курили и перебрасывались шутками в стороне. Он рассказал, сколько парнишке лет, показал, какого он роста. Но офицеры ничего не знали.

— Мы, дедушка, только с марша…

Когда начали работать райсовет, милиция, старик несколько дней ходил туда. Но и там никто не мог ответить на его вопрос.

Тогда Григорий Филиппович стал ждать. Если немцы угнали Васю, то не может быть, чтоб он не убежал. Это было последнее утешение старика.

Но проходили дни за днями, фронт отодвигался все дальше на запад, а Вася не возвращался.

На Михайловских полянах в лесу захватчики оставили сотни трупов замученных и убитых жителей Турбова. Стремительный маневр советских частей помешал скрыть следы преступлений. Но место трагедии было заминировано. Пусть погибнет на минах мать, пришедшая оплакать сына. Пусть мина убьет вдову, склонившуюся над мужем, сирот, разыскивающих отца.