…Прошло шестнадцать лет с тех пор, как Клаус Фукс в последний раз переступил порог родительского дома и, спасаясь от преследований нацистов, приехал в Англию чужим и никому не нужным эмигрантом, без денег и поддержки, не зная толком ни языка, ни обычаев этой страны. Сейчас этим домом для него стал Харвелл. У него появился круг друзей и близких знакомых. Особенно тесно он сошелся с Гербертом Скиннером, которого знал еще по Бристольскому университету. Их связывала давняя дружба, хотя тот был консерватором и человеком далеко не левых убеждений. В Харвелле, в этом замкнутом мирке ученых, техников, инженеров, лаборантов, многие действительно если не полюбили его, то относились к нему с большим уважением и симпатией не только потому, что он был хорошим и отзывчивым человеком, а именно за то, что все эти шестнадцать лет он прожил скромно и честно, не запятнав себя ни скандалом, ни каким-либо неблаговидным поступком, и сумел, благодаря своему таланту, упорству и целеустремленности, работая бок о бок с англичанами, войти в элитную группу ученых, занимающихся наиболее сложной из всех современных наук — ядерной физикой, и поэтому они, сотрудники Харвелла, гордились им, хотя он был иностранцем. В других условиях Клаус Фукс мог бы быть вполне довольным своим положением в обществе, интересной творческой работой и уважением коллег. В его ситуации это стало причиной глубокого душевного разлада…
Из признания Клауса Фукса английской контрразведке:
«…в ходе работы над этими научными проблемами у меня естественным образом начали образовываться дружеские личные отношения с некоторыми из моих коллег, что стало причиной моих внутренних душевных переживаний. Для того чтобы восстановить внутреннее душевное равновесие, я создал в своем сознании два самостоятельных отделения. Психические ресурсы первого отделения позволяли мне заводить друзей и знакомых, помогать людям и быть во всех отношениях тем человеком, каким я хотел быть и казаться. Второе отделение контролировало первое, и благодаря ему я мог быть свободным и непринужденным человеком в отношениях с другими людьми, не опасаясь того, что могу невольно разоблачить себя, так как твердо знал, что та, другая половина моего сознания, мое другое отделение, немедленно вступит в действие, если я, сознательно или бессознательно, начну приближаться к опасному рубежу. Я мог совершенно забыть о существовании второго отделения моего сознания и в то же время полностью полагаться на его защитные функции. Временами мне казалось, что я стал по-настоящему «свободным человеком», так как я верил, что мне удалось утвердить себя в том другом отделении моего сознания, моем контрольном механизме, существом, абсолютно независимым от окружавших меня общественных реалий. Оценивая сейчас мое тогдашнее душевное состояние, я бы охарактеризовал его как «контролируемую шизофрению…»
В декабре 1948 года Клаус Фукс получил радостное известие: отец, которого он не видел уже много лет, по приглашению американских квакеров выезжает в Соединенные Штаты вместе с племянником Клаусом и заедет по пути погостить у сына.
Приезд отца совпал по времени с глубоким идейным кризисом, который Клаус Фукс был вынужден скрывать от окружающих. Убежденный в своих идеалах, добровольно и бескорыстно решивший помогать народам Советского Союза обеспечить надежную защиту своей Родины, он в то время начал испытывать серьезные сомнения по поводу ряда аспектов внешней и внутренней политики Советского Союза. Обстановка «холодной войны» и связанная с ней массированная пропагандистская истерия не могли не оказать своего воздействия.
Маниакальное стремление, с которым насаждались в странах Восточной Европы кровавые миникульты с той же страстью к репрессиям и тоталитаризму что и сталинский режим, гонения на творческую интеллигенцию, какая-то нелепая борьба с «угодничеством перед Западом», а заодно и с целыми науками, которые объявлялись «буржуазными» постыдная, с явным антисемитским черносотенным душком кампания против «безродных космополитов» — все это не могло не оказать своего негативного воздействия на настроение либеральной западной интеллигенции. Клаус Фукс вспоминал позднее, что тогда, в конце 40-х годов, особенно его поразила попытка некоторых советских ученых невежд в физике «дать бой» квантовой механике, и только заступничество Курчатова, популярно объяснившего Берии, что все физические процессы в атомной бомбе происходят как раз по законам квантовой механики, спасло физиков от разгрома.
В этот сложный для Клауса Фукса момент им впервые серьезно заинтересовалась английская контрразведка МИ-5 в лице офицера безопасности атомного центра в Харвелле Генри Арнольда. Проанализировав досье всех иностранцев, работавших в атомном центре, он интуитивно заподозрил в хищении секретных сведений Клауса Фукса. Проведя несколько осторожных и профессионально выверенных тестов, он еще более укрепился в этой мысли и решил сблизиться с ним, с тем чтобы в живом контакте в сочетании с другими методами проверить возникшие у него подозрения. Ход событий ускорила важная информация, полученная из Вашингтона. В ней говорилось, что в 1944 году в США из британской научной миссии происходила утечка информации по «Манхэттенскому проекту» и что к ней, возможно, был причастен Клаус Фукс. Это был уже очень серьезный сигнал, и британская контрразведка решила действовать без промедления.
В августе 1949 года Клаус Фукс, как научный руководитель первой категории, получил право на отдельную служебную квартиру на льготных условиях в одном из новых домов на территории атомного комплекса и скоро. хотя и не без внутреннего сожаления, покинул гостеприимный пансион «Лесиз Корт» в Абингтоне. Все это облегчило задачу Арнольду, который, действуя осторожно и методично, «обставил» Фукса так, что каждый его шаг в Харвелле находился под наблюдением. Но главные свои усилия он направил на то, чтобы подружиться с ним. Он и его жена несколько раз пригласили Клауса Фукса на ужин, после чего Арнольд на правах «доброго знакомого» начал регулярно захаживать к нему «на огонек», выпить чашку чая и просто «поболтать». Действовал он очень деликатно, ненавязчиво, не лез, что называется, в душу с расспросами, искал точки соприкосновения и общие интересы, внимательно присматривался к нему, выявлял жизненные ценности и приоритеты, а главное — слабые и уязвимые места, используя которые можно было бы добиться признания или раскаяния в содеянном.
23 сентября весь мир, включая атомный центр в Хорвелле, облетела новость об успешном испытании Советским Союзом атомного оружия. Буквально через несколько дней случилось то, что Клаус Фукс ожидал все эти месяцы и чего он так внутренне боялся.
Из признания Клауса Фукса английской контрразведке:
«…вскоре мой отец написал мне письмо, в котором сообщил, что он, возможно, переедет жить в восточную зону Германии. Я не мог решиться отговорить отца не переезжать в ГДР. Однако это обстоятельство заставило меня, наконец, взглянуть в лицо фактам, касающимся меня самого. Я осознал, что переезд моего отца в восточную зону, его письмо мне оттуда могут кардинально затронуть мое нынешнее положение. Прошло некоторое время, и я стал все более убеждаться в том, что мне необходимо будет покинуть Харвелл…»
Клаус Фукс сделал то, что должен был сделать любой, имеющий «допуск» сотрудник этого сверхсекретного объекта в подобной ситуации, — он сообщил об этом своему офицеру безопасности и спросил, следует ли ему в сложившихся обстоятельствах уйти из Харвелла. Арнольд, переведя беседу в дружескую плоскость, сказал, что этот вопрос будет решать руководство атомного центра, но он со своей стороны как «друг» постарается помочь ему чем сможет. Разговор о предстоящем переезде Эмиля Фукса в ГДР стал прекрасным поводом для изощренного психологического воздействия на «объект». Расчет оказался верным — «дружеские» беседы Арнольда с ним только углубляли и без того сложное душевное состояние Клауса Фукса.
В декабре 1949 года английская контрразведка решила форсировать «разработку» Клауса Фукса. Арнольд как «друг» свои возможности явно исчерпал. Тщательная, почти круглосуточная слежка, подслушивание телефонных разговоров, перлюстрация корреспонденции — все это хотя и помогло МИ-5 составить более полное представление об «объекте», тем не менее ничего компрометирующего не выявило. Да, он что-то явно скрывал, был подавлен, растерян, озабочен, но все это можно было толковать по-разному. Не было главного — прямых улик его сотрудничества с советской разведкой. Необходимо было как-то побудить Клауса Фукса добровольно сознаться в этом. Эта задача была поручена кадровому сотруднику МИ-5 Уильяму Скардону. Неплохой психолог и опытный следователь, он понимал, что криком и угрозами с Фуксом мало чего добьешься. Здесь нужны были нестандартные решения, которые бы учитывали особенности личности и психического склада подозреваемого. Скардон решил сыграть на внутреннем разладе Клауса Фукса с использованием фактора неожиданности…