Новость об аресте и суде над Клаусом Фуксом с быстротой молнии облетела научный мир Англии и США. Реакция на эту ошеломительную новость была самой различной: от откровенного злорадства до понимающего сочувствия. В те бесконечно долгие двадцать с лишним дней, проведенных им в лондонской тюрьме Брикстон в ожидании суда, его дважды посетили Скиннеры, Рудольф Пайерлс и его неумолимая Немезида — Генри Арнольд. Впечатление от этих посещений и писем от них было самое тягостное. Сейчас, читая воспоминания этих лиц (некоторых из них уже нет в живых), нельзя отделаться от мысли, что все они, невольно или сознательно, помогали МИ-5 в ее усилиях склонить Клауса Фукса к полному признанию, то есть назвать всех советских представителей, с кем он был связан. Из близких друзей один Эдвард Корсон прислал телеграмму прямо в тюрьму, в которой утверждал, что не верит в его виновность, и предлагал себя в качестве свидетеля защиты (ФБР ему припомнит эту телеграмму и дружбу с Фуксом).

…6 марта 1950 года агентство ТАСС опубликовало заявление следующего содержания:

«Агентство Рейтер опубликовало сообщение о состоявшемся на днях в Лондоне судебном процессе над английским ученым-физиком Фуксом, который был приговорен за нарушение государственной тайны к 14 годам тюремного заключения. Выступивший на этом процессе в качестве обвинителя генеральный прокурор Великобритании Шоу-кросс заявил, что будто бы Фукс передавал атомные секреты «агентам Советского правительства».

ТАСС уполномочен сообщить, что это заявление является грубым вымыслом, так как Фукс неизвестен Советскому правительству и никакие «агенты» Советского правительства не имели к Фуксу никакого отношения».

…Возникает вопрос: если Клаус Фукс был таким замечательным человеком и так много сделал для безопасности нашей родины, то почему тогда Советский Союз устами ТАСС так легко отказался от него? Ответ: время было такое.

Сейчас, с высоты сорока пяти послевоенных лет, когда на дворе гласность и плюрализм мнений, это объяснение может показаться слишком банальным и обтекаемым, но оно действительно было таким, и никаким другим. Чтобы действительно понять, что происходило со всеми нами тогда, нужно вернуться в ту эпоху, какими мы были тогда, с нашими мыслями, взглядами, жизненными установками, что, увы, невозможно. Время незримо управляло нашими делами и мыслями, и каждый был его частью.

Разведка считалась войной за линией фронта, а все ее сотрудники солдатами, переодетыми в гражданскую форму и связанными присягой и клятвой. Если разведчик, попав в руки контрразведки противника, признавался в принадлежности к советской разведке, он автоматически становился предателем со всеми вытекающими отсюда последствиями. И не важно, был ли его провал вызван предательством, или он сам не выдержал методов допроса. Любые человеческие слабости, любые оправдывавшие разведчика обстоятельства не признавались. Люди были винтиками, и если винтик выходил из строя, его без сожаления заменяли на новый. Имя Рихарда Зорге, например, долгое время было предано забвению, в первую очередь, именно потому, что он сознался японцам в том, что он советский разведчик.

Были еще и другие субъективные факторы. Советскую разведку и советскую атомную программу «курировал» один и тот же человек — Берия. Нет необходимости рассказывать, какую атмосферу подозрительности, недоверия и жестокости нес с собой этот человек, — написано об этом уже достаточно. После того как первые тассовские сводки с фрагментами признания Клауса Фукса легли к нему на стол, его вывод был однозначен — предатель. Протестовать, сомневаться в его «мудрости» в ту пору было не просто неразумно, а смертельно опасно. Здесь нельзя не учитывать того, что разнузданная кампания клеветы по втаптыванию в грязь имени Клауса Фукса находила внимательных слушателей не только на Западе, но и в сталинском руководстве, видевшем в каждом потенциального предателя. Ну а вскоре ФБР инсценировало на «показаниях» Клауса Фукса пресловутый «процесс века», после чего имя славного разведчика-интернационалиста на долгие годы было предано забвению в нашей стране. Сказанное вовсе не означает, что советская разведка была равнодушной к судьбе своих помощников — как раз наоборот. Ни Берии, ни разного рода абакумовым и рюминым не удалось вытравить изначальный высокий нравственный заряд в душах тех, кто посвятил себя этой тяжелой, увлекательной и благородной профессии. Для советских разведчиков безопасность тех, кто самоотверженно и бескорыстно помогал советской разведке, всегда была на первом плане. Достаточно вспомнить, сколько сил средств, изобретательности, настойчивости, хитроумия было проявлено, чтобы вызволить знаменитую английскую «четверку»: Филби, Маклина, Бёрджесса и Блейка. Заботясь о спасении своих попавших в беду помощников, советская разведка деньги не считала и делала для этого все возможное и невозможное.

Клаус Фукс в этом смысле не был исключением. Весной 1948 года произошел эпизод, который заставил советскую разведку пересмотреть все принимавшиеся до сих пор меры по обеспечению его безопасности. 23 марта 1948 года корреспондент «Санди таймс» Чапмэн Пинчер опубликовал, со ссылкой на «надежные источники в контрразведывательных кругах», сообщение о том, что трое ученых иностранного происхождения, работающих в национальной исследовательской станции по атомной энергии в Дидконе и исследовательском центре в Харвелле, были разоблачены английской контрразведкой МИ-5 — как коммунисты, скрывающие свою принадлежность к «международному коммунизму». Дела этих «неблагонадежных» ученых-атомщиков якобы уже направлены министру снабжения Великобритании Дж. Р. Страуссу, который будет решать их дальнейшую судьбу. Советская разведка, естественно, всполошилась и, не дожидаясь результатов проверки, является ли это сообщение газетной «уткой» или основано на реальных фактах, отработала вариант вывоза Клауса Фукса из Англии. Более того, уже тогда, в случае непредвиденного выезда в СССР, ему было гарантировано достойное место в советской программе атомных исследований. Раскроем маленький секрет: на рапорте разведки советскому руководству Молотов поставил краткую и весьма выразительную резолюцию — «Будем приветствовать». К счастью, все обошлось, речь в этой газетной публикации шла не о нем, но вывезти Клауса Фукса из Англии советская разведка была готова уже тогда. У тассовского заявления от 8 марта 1950 года, безотносительно к личности Клауса Фукса, есть еще одна особая подоплека. Дело в том, что в те послевоенные годы тема советской разведки вообще была табу в нашей прессе. Официально у нас не было разведки, а органы КГБ (тогда МВД) занимались только тем, что успешно разоблачали коварные происки империалистических разведок и их агентуры — диверсантов, шпионов и вредителей, действуя особыми, отличными от буржуазных репрессивных режимов методами. Информационный карантин, информационный «железный занавес» действовал безотказно. Даже информационные сообщения ТАСС были снабжены грифом «Совершенно секретно». Вряд ли простой советский человек, за исключением, разумеется, узкого круга руководителей и тех, кто работал в советских внешнеполитических ведомствах, знал или читал что либо об аресте Клауса Фукса, Гарри Голда, Д. Грингласса, М. Собелла и других. Даже сами тассовские заявления с опровержениями «клеветы» буржуазной прессы и разоблачениями «провокаций» западных разведок были зачастую секретными.

Романы Ардаматского, Воробьева, эпопея Юлиана Семенова о Штирлице, публикации об Абеле, Лонсдейле и других советских разведчиках — все это появилось гораздо позже, несколько приоткрыв завесу секретности над такой важной внешнеполитической функцией любого государства. Но и до недавнего времени многие славные страницы в деятельности разведки КГБ были неизвестны широкому советскому читателю. Так что сорокалетнее умолчание о Клаусе Фуксе — не исключение из правил, а, скорее, пример того стереотипа мышления, который сложился у нас в довоенные и послевоенные годы. Сломать этот стереотип вынудило само время…