— Но как же это можно подсчитать, Бике?

— Достаточно увидеть твою морду в битком набитом вагоне метро. Не смей больше называть меня Бике! При этих подсчетах используют чертову уйму всяких трюков. Вот тебе, небось, случалось играть в спортлото? Ну так теперь уже доподлинно известно, что у тебя имеется всего один несчастный шанс из нескольких миллиардов угадать шесть верных номеров.

Мой пример явно поразил его, потому что вслед за этим последовало долгое молчание, такое глубокое, что я явственно слышал, как у него в башке скрипят шарики, осваивая эту неприятную истину. Потом он огорченно сказал:

— Значит, эти стачис-тистические данные говорят, что я никогда не увижу пальмовые рощи, чьи прихотливые тени кружевом ложатся на животы вахине.[27] И, значит, из-за этих ста-чис-тистических данных я никогда не нырну в теплые воды южных морей, чтобы собирать кораллы и ловить мероу.[28] И это они будут виноваты, если мне никогда не доведется попробовать Welcome-коктейль с Кюрасао, поданный в кокосовой скорлупе официантом в белой куртке? Вот оно что такое — эти стачистистические данные!

Изливая на меня этот поток речи (категорически не сочетавшийся с обычным лексическим потенциалом Гробера), он возил по взмокшему лбу, в такт своим словам, запотевшей от холода пивной банкой, только что извлеченной из сумки-холодильника.

— Я гляжу, ты начитался рекламных проспектов. Не переживай, ты ведь все равно боишься летать на самолетах.

— Да, я боюсь летать на самолетах.

Ну вот, именно в этом случае статистика нам и доказывает, что ты круглый дурак, потому что у тебя всего один шанс из нескольких миллиардов попасть в авиакатастрофу. То есть можно сказать, что у тебя так же мало шансов выиграть в лото, как разбиться, выпав из самолета. И все-таки играть ты играешь, а летать не летаешь. Скажи, где тут логика?

Говоря это, я завидел вдали какие-то мечущиеся расплывчатые пятнышки. Несмотря на приличную скорость и слепящее солнце, мне удалось различить двух обнаженных людей. Они бегали друг за другом у самой кромки воды, один размахивал ружьем для подводной охоты. И у меня возникло чувство, что слово «логика», произнесенное секундой раньше, несколько изменило свое значение.

— Шанс… Шанс… Что ты мне впариваешь про свой гребаный шанс… Не верю я ни в какие шансы… А вот сможет твоя хваленая статистика мне сказать, есть ли у такого Гробера, как я, шанс повстречаться, к примеру, с Урсулой Андрее?[29]

— Почему именно с Урсулой Андрее?

— Тебя не касается. Это воспоминание детства.

Я не стал ему перечить. В этот момент машина на бешеной скорости вошла в смертельный вираж, и, толкни меня Гробер под руку, это могло бы стоить нам жизни. Впрочем, мне тут же пришлось сбросить газ из-за рыскавшего туда-сюда «порше», которого его водила явно не заслуживал.

— Во-первых, для подобных прогнозов статистика не годится, здесь нужна совсем другая штука, она называется теорией вероятности. Но тебе не обязательно запоминать это слово, на сегодня с тебя и так достаточно. Просто знай, что только на основе этой теории можно рассчитать, сколько у тебя шансов встретить Урсулу.

— Э-э нет, погоди! Встретить — этого мало… Я хочу, чтобы она была нежной, чтобы она заключила меня в объятия и поцеловала, ну и так далее. Вот и скажи, Бике, что мне тут светит — один шанс на сколько? На тысячу, на десять тысяч, на десять миллионов?

— Не хотелось бы тебя огорчать, но такое число еще не существует, это уже космический, астральный масштаб. Цифра с таким количеством нулей, какого ни один человек не видывал. В общем, хватит, чтобы обнести колючкой всю Великую Китайскую стену.

Из-за этого «порше», загородившего нам дорогу, мы рисковали опоздать. Парень, сидевший за рулем, высунул руку в окно и лениво барабанил пальцами по дверце. Рядом с ним виднелась темная шевелюра. С учетом предыдущего разговора, я попытался прикинуть, сколько у нас было шансов оказаться в хвосте у такого недоумка. Небось, примерно столько же, сколько у него — тащиться за нами. Я посигналил. Гробер подался вперед, дыша мне в затылок и с интересом наблюдая за тем, что происходит впереди.

— Все твои расчеты — полная хренотень. Если у меня есть один-единственный шанс, пусть даже самый маленький, хотел бы я знать, где он прячется.

Я снова посигналил. Потом сказал:

— Давай подойдем к этому с научных позиций. Какая последовательность невероятных шансов могла бы привести такую красотку, как Урсула, в твои объятия? Я перебрал все варианты и нашел только один. Да, всего один… Я говорю вполне серьезно. Для этого требуется, чтобы означенная Урсула жила с парнем, который по какой-то фантастической случайности изменял бы ей со всеми бабами подряд. Хотя нужно быть полным кретином, чтобы пускаться на такие дела, имея ее под боком. Затем требуется, чтобы ей это осточертело и чтобы она начала устраивать ему скандал за скандалом — до тех пор, пока в один прекрасный вечер не сказала бы то, что говорят в подобных случаях: «Я тебя предупреждаю! Если ты опять возьмешься за старое, я…»

Но тут я умолк на полуслове, потому что при моем третьем сигнале парень впереди, не оборачиваясь, сжал руку в кулак, оставив торчать средний палец, прямой, как лезвие ножа, и проделал серию элегантных движений кистью, означающих grosso modo,[30] что мы можем засунуть «это» себе в зад. Гробер опустил свое стекло, а я в тот же миг вильнул вправо, чтобы поравняться с «порше», хотя сильно рисковал вылететь на обочину.

— И вот, значит, она взбеленится и скажет ему: «Я тебя предупреждаю! Если ты опять возьмешься за старое, я выйду из дома и перепихнусь с первым же встречным!»

Наглец действительно сидел рядом с юной загорелой красоткой, которую я видел только в профиль. Гробер высунулся по пояс из окна; парень не успел его заметить. Я заговорил громче, чтобы мой дружбан мог услышать продолжение моей речи, не такой уж и глупой, если прикинуть.

— И КАК РАЗ В ЭТОТ МОМЕНТ НУЖНО, ЧТОБЫ ОН ЕЙ СКАЗАЛ: ДА НАПЛЕВАТЬ! ТРАХАЙСЯ С КЕМ ХОЧЕШЬ!

Я не смог посмотреть всю сцену, только услышал вопль парня, когда Гробер схватил его за руку. Я тут же ударил по газам, и до меня донесся хруст сломанных костей и странный глухой удар голов, когда «порше» встал. Миг спустя в зеркальце заднего вида я увидел, как на его лобовом стекле возникли две великолепные зияющие звезды. Мой крутой друг прикрыл окно, и я заговорил нормальным голосом:

— Ну вот, значит, она слышит от него: трахайся с кем хочешь! От этого хамства она совсем звереет, ловит его на слове, выходит на улицу и, раскрыв пошире глаза, ищет первого попавшегося мужика. И тут-то на тебя и сваливается этот самый что ни на есть великолепный шанс: ты вроде бы ничего ни у кого не просил, просто выезжаешь на перекресток, а там стоит она… Годится?

Последовало недолгое молчание: Гроберу требовалось переварить все детали моей истории. С этой целью он вытащил еще пару банок из сумки, где ледышки героически продержались всю дорогу. Настоящие ледышки, как в баре, таких в наши дни нигде не найдешь. Он аккуратно отодрал язычок, стараясь не выпустить пену, и протянул мне Heineken. Который я и высосал, спрятав голову чуть ли не под баранку, на тот случай, если навстречу, из-за поворота, выскочит представитель властей.

— Ага-а-а… Как же, держи карман, — печально протянул Гробер. — Об этом и мечтать не приходится…

— Что делать… Такие шансы даже невозможно вычислить. Но, коли уж мы заговорили об этих идиотских вероятностях, я тебе приведу равноценную историю, чтобы ты легче себе представил эту штуку. Так вот: у тебя столько же шансов, что это сбудется, сколько есть шансов у обезьяны, если посадить ее за пишущую машинку, случайно напечатать «Божественную комедию» Данте.

Я сказал «обезьяна», хотя вполне мог бы назвать вместо нее Гробера. Но во время удержался.